Кирилл Казанцев - Бункер разбитых сердец

Кирилл Казанцев

Бункер разбитых сердец

© Казанцев К., 2016

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

Михаил Родин ехал в поезде. Только на этот раз не в грузовом вагоне, как четыре года назад, а в плацкарте. Ехал туда, где жил и работал. Где была его семья. Но все это в прошедшем времени. И семья, и работа, и обыкновенное человеческое счастье. Всего этого он лишился, как говорится, в одночасье. Жена изменила, на службе подставили, из квартиры выписали, определив в коммуналку в городе, где прошли его безмятежные годы детства и юности. А он тогда и не сопротивлялся, поскольку сразу ударился в спасительный, как тогда ему казалось, алкоголизм. Он – человек чести и совести не смог пережить предательства со стороны близких ему людей. Одно дело – враги. А тут – любимая Галочка и уважаемые сослуживцы. Причем офицеры. Это не укладывалось в голове. И Михаил, не проявив силы духа, некогда совсем непьющий, мигом превратился в забулдыгу, не выпускающего стакана из рук.

Прошли эти проспиртованные годы, появилась новая работа. Хоть и не прапорщик, как раньше, а простой охранник на строительном складе «Зоринки», но все же лучше, чем редкие подработки на товарной станции.

Казалось, жизнь уже кончена. Но встреча с Мариной каким-то волшебным образом встряхнула его и заставила посмотреть на себя по-другому. А может быть, просто созрел. Сам. Чувствуя, что совсем деградирует и гибнет, общаясь только с синюшными собутыльниками. Возможно, нужен был лишь толчок.

С Мариной потом не сложилось. Она тоже предала. Но Михаил уже практически безболезненно воспринимал такие повороты судьбы. Он как бы запрограммировал себя на недоверие к женщинам. Ну, нет среди этого отродья порядочных особей. Что поделаешь? Или не попалась такая. А ставить себе цель: «Бороться и искать! Найти и не сдаваться!» – в данном случае он не собирался.

Сейчас Родина волновало два вопроса. Первый – беременность шестнадцатилетней дочери Дашки, которую в последний раз видел, когда ей было двенадцать. Собственно, к ней он и ехал в этом душном плацкартном вагоне. Второй – что скрывается под зацементированным люком, который он обнаружил на охраняемом им складе буквально перед отъездом. «Зоринка» – старая база. Еще довоенной постройки. А вдруг там бункер Сталина? А что? Между прочим, таких бункеров по российским городам немало. Многие любители истории и даже черные копатели ищут их до сих пор. Только вот на этот раз Михаил будет умнее. Он уже не кинется к начальству с докладом, как в случае с титаном, про который все забыли. Несколько тонн ценного металла лежало там более сорока лет. И никому не было до того дела. Кроме одного предприимчивого проныры. Но когда Родин вывел его на чистую воду, думая, что пополнил государственную казну на несколько миллионов рублей, оказалось, сделал услугу генеральному директору базы Хаджакисяну, пополнив именно его карманы. Тот, правда, выдал Михаилу неплохую премию. Но, будучи немеркантильным, не этого он тогда хотел. Так что теперь действовать станет иначе.

За запотевшим окном вагона мелькал такой же влажный и туманный пейзаж, сливаясь своей картиной со стеклом. Ноябрь не особо красивый месяц. Но именно он оказался для Родина самым ярким за многие годы. Обыкновенный охранник стал на «Зоринке» выдающейся личностью, раскрывшей убийство и хищение. За что и получил прозвище Миша Титан взамен невыразительному предыдущему, когда его окрестили еще в армии Футляром. А все из-за его особенности раскладывать все по местам, по коробочкам, полочкам и ящичкам.

Родин любил порядок во всем. И что касается вещей, и что – мыслей.

Но сейчас его мысли никак не могли выстроиться в четкий ряд. Шутка ли, несовершеннолетняя Дарья… Дашуня… Маленькая принцесса… Что делать в таком случае? Он совершенно не знал, как поступить. Можно, конечно, набить морду ее обольстителю. Но решится ли таким образом проблема? Похоже, ни Галина, ни старший сын Алексей, сообщивший ему по телефону об этой чрезвычайной ситуации, тоже не знали, что с этим делать. Но с другой стороны, Лешка все-таки позвонил! А это означает, что мнение отца стало для него важно. Потребовалась помощь с его стороны. А значит, вернулось доверие. Жаль, конечно, что на фоне разыгравшегося скандала.

Михаил встал с места и, протискиваясь между многочисленных коленок пассажиров, вышел в тамбур. Жесткий стук колес буквально оглушал, железная сцепка под ногами ходила ходуном, промозгло сквозило, но Родин ничего этого не замечал, выдувая ноздрями едкий дым своей любимой «Астры». Он пытался анализировать случившееся с дочерью, но мысленно снова уходил к тому злосчатному ржавому люку под треснувшей цементной затиркой.

Аркадий Валерианович Самохваленко проснулся, как всегда, в шесть утра оттого, что проснулось и никогда не отключаемое им радио, заиграв бодрящий Интернационал. Но Самохваленко не чувствовал себя бодрым. Как, впрочем, вчера и год назад. Здоровье пошатнулось сразу после сорока пяти лет. Отпраздновав вполне скромно свой юбилей в кругу нескольких сослуживцев, наутро почувствовал резкую боль в животе. Да такую, что пришлось вызвать «Скорую помощь». Оказалось – язва двенадцатиперстной кишки. После лечения врач посоветовал строгую диету. Как минимум на двенадцать месяцев. Пошутил, мол, на каждый перст по месяцу. Но время прошло, а периодические боли остались. Вот и сегодня опять ныло и свербило, не давая покоя.

Аркадий Валерианович, скрипнув пружинами старого дивана, опустил босые ноги в стоптанные тапочки, оправил полосатую пижаму, перекинул через плечо полотенце, взял картонную коробочку с зубным порошком, щетку с распластанной свиной щетиной и, отперев ключом свою комнату, двинулся в ванную. В такую рань она никем из соседей не была занята, и он беспрепятственно совершил утренний туалет. Затем критично оглядел свое лицо в грязном надтреснутом зеркале, даже язык сам себе показал и, прерывисто вздохнув, словно старик, вернулся в комнату. Да, годы берут свое. Он уже не тот резвый двадцатитрехлетний попрыгун, когда в февральскую революцию кинулся из родного села в город посмотреть, что же происходит. Да так там и осел, устроившись работать на текстильную фабрику и жить в бараке с такими же многочисленными искателями лучшей жизни. Ему это больше пришлось по душе, чем столярничать с отцом.

А что потом? А потом осенью семнадцатого года свершилась та Великая Октябрьская. Когда все заводы и фабрики стали принадлежать, согласно лозунгам, рабочим. А значит, и ему – молодому подмастерью Самохваленко! А не какому-то там фабриканту-единоличнику. А землю, соответственно, отдали крестьянам. Родители его по-прежнему жили в селе, но совершенно не знали, что делать с отданной им землей. В городах и селах творилась смута. Господа, кто успел, свалили за границу. Кто в Париж, кто в Харбин, а кто и в Америку. Те же, кто не успел или решил остаться, ожидали экспроприации имущества или просто расстрела. Аркадий же сразу для себя определил не оставить молодое Российское государство в беде и помочь ему хоть чем. Он был молод, здоров, коренаст и горел энтузиазмом. Потому и решил вступить в РКП (б), то есть рабоче-крестьянскую партию большевиков, а затем и в организованную в декабре ВЧК, оставив свою фабрику.

В те смутные времена принимали туда практически всех желающих. Но с одним условием. У тебя должно быть соответствующее генеалогическое древо, на ветвях которого не должно быть ни одного порченого листика. А именно: у тебя в роду нет никого «из бывших». Ни графьев, ни князей, ни даже купцов первой гильдии. И тут как раз Самохваленко мог гордиться своим прекрасным происхождением из простого крестьянского рода, живущего в вечной бедноте и голодухе. Короче, кандидатура – что надо.

С превеликим рвением Аркадий принялся изымать у бывших господ их фамильные ценности, уплотнять их родовые имения такой же босоногой беднотой, как и он сам, раскулачивать кулаков и расстреливать на месте по закону революционного времени несогласных с постановлением, подписанным самим Лениным, который заменил многим недавно верующим Бога. Честно сказать, Аркадий еще в детстве не очень-то любил захаживать в местную сельскую церквушку. Скучно там было. Но набожная мать постоянно таскала его с собой на воскресные службы. А уж про всяческие там христианские праздники и говорить нечего. Аркадий же всегда искал удобный случай улизнуть от нее или просто закосить под больного. Потому-то он с большим пониманием отнесся к изречению Великого вождя о том, что религия – это опиум для народа. И впоследствии всегда немного сожалел, что не удалось ему прибить какого-нибудь попа, как повезло его некоторым коллегам. В общем, Самохваленко был честным и порядочным чекистом, абсолютно соответствующим той эпохе. Но случилась с ним непредвиденная история, которая поколебала в нем доверие к самому себе.