Анна Яковлева - Научите меня стрелять

Анна Яковлева

Научите меня стрелять

* * *

Смена заканчивалась, когда в кресло к Элеоноре сел мужчина.

– Что будем делать? – Эля подняла глаза на зеркало, в котором отражался клиент.

Оттуда на нее смотрел жгучий брюнет с седыми висками, выразительными карими глазами, худым скуластым лицом и крючковатым носом. Что-то средневековое и демоническое было в облике мужчины, и Эля быстро отвела взгляд.

– Будем стричь, – вкрадчиво произнес мужчина.

– Как?

– Покороче и попроще.

«Денег нет на что-то приличное», – тут же решила Элеонора, заученным движением набросила на клиента пелерину, завязала концы на худой шее и повела к мойке.

Перебив насыщенные парфюмерные ароматы салона, Эле в нос ударил запах дешевых сигарет. Она открыла кран, попробовала ладонью воду и выдавила шампунь.

Руки работали, голова была не занята и думала свои думы.

Мысли ее крутились исключительно вокруг домашних проблем: что приготовить на ужин и как выкрутится с покупкой сапожек для дочери.

Закрыв кран, Элеонора накинула на голову мужчины полотенце и пригласила в кресло.

Кроме имени в ней не было ничего экзотического. Элеонора Матюшина выглядела вполне обыкновенно – никаких экстравагантных стрижек, розовых лосин и накладных ногтей она не признавала, в отличие от коллег по цеху. Одета была всегда со вкусом, хоть и недорого. К тому же она была высокой стройной женщиной. Внешностью своей Эля была бы вполне довольна, если б не веснушки на маленьком вздернутом носике.

С ними борьба велась всеми доступными средствами: лимонным соком, соком петрушки и каким-то стратегическим кремом, на упаковке которого был указан адрес военного завода где-то в Сибири.

Продолжая стричь, Эля поглядела на себя в зеркало и с удовлетворением отметила, что крем действует: веснушки побледнели. Что значит отечественная военная промышленность – никакой халтуры. И смотрела-то всего пару секунд, но тут же прищемила мужчине ножницами ухо. Он дернулся, и Эля заволновалась:

– Ой, простите.

Ей только конфликта не хватало. Тогда лучше сразу пойти и утопиться в мелкой мутной речке, которая делит городок на левый и правый берег, потому что хозяйка салона Марина Ашотовна была большой любительницей скандалов.

Эля, поглощенная своими мыслями, в молчании состригала жесткие волосы. Она не любила болтать во время работы, не то что Настя, ее соседка по залу. Да этот клиент в собеседники и не годился. Что-то в нем настораживало. Эля быстро посмотрела в зеркало.

Взгляд, на который она натолкнулась, ее обжег. Рука дрогнула, дыхание сбилось. «Фу ты, черт», – выругалась она и наклонила голову мужчине так, что теперь он мог видеть только ее шлепанцы и педикюр на ногах.

Ножницы щелкали, Эля перешла к вискам, потом быстро состригла все лишнее с макушки и стала ровнять. Затем большой мягкой кистью из косметического набора смахнула состриженные волосы с лица и шеи. Клиент сдул с кончика носа волосинку и поднял глаза на Матюшину:

– Вы по четным или нечетным работаете?

Разговаривать стало невозможно – она включила машинку. Но и не ответить было тоже как-то невежливо, и, выдержав паузу, Эля нехотя открыла рот:

– Когда как. Если хотите, возьмите визитку нашего салона.

Больше Эля с мужчиной не разговаривала.

Проводив клиента к администратору, Элеонора навела на рабочем месте порядок и побежала в бытовку переодеваться. Когда она вышла из салона, мужчина стоял у входа и курил. Эля уже готовилась проскочить мимо, но клиент остановил ее:

– Вы не против, если я вас провожу?

Эля уставилась на мужчину, попутно отметив погрешности в собственной работе, и недовольно ответила, что ее провожать не надо.

Лето заканчивалось, вечера становились прохладными. Матюшина подняла повыше молнию своей супермодной курточки и обошла мужчину. «Еще не хватало этой чумы на мою голову», – подумала она, стремительно набирая скорость.

Мужским идеалом у Элеоноры Матюшиной был герцог Эдинбургский: военно-морской летчик, адмирал флота трех держав, учредитель Фонда дикой природы, одно слово – принц, хоть и старенький.

Лет десять назад герцог прилетал на личном самолете в их город по делам, связанным с охраной природы.

Элеонора в тот день провожала родственников на север и, встретив герцога со свитой в аэропорту, сильно разволновалась.

Королевская кровь в его жилах определялась на глаз, без всяких анализов – проходя мимо пассажиров аэропорта, он держался так, что хотелось присесть в реверансе.

Элеонора проявила к герцогу интерес и нашла его биографию в женском журнале, на страничке, посвященной экологическому туризму. Оказалось, правда, что праправнук Николая I, принц Греческий Филипп был уже женат, но во всем остальном он Элеонору Матюшину не разочаровал. Никого похожего на Филиппа она в своей жизни не встречала.

В поликлинике или еще где-то, где спрашивали: «Сколько полных лет?» – Эля отвечала: «Двадцать девять». На самом деле Элеоноре Матюшиной уже было двадцать девять лет и десять месяцев.

Своего дня рождения Эля боялась, потому что ей казалось, что тридцать – это старость. Дальше – болезнь и пустота. Ну и одиночество, само собой. Все, что должно было случиться с ней хорошего в этой жизни, уже случилось – дочь Машка у нее уже есть.

Чтобы Машка не чувствовала себя лишним человеком в этой жизни, Элеонора не позволяла себе болеть, встречаться с мужчинами и даже подругами. Внимание было настоящим дефицитом в их семье и ценилось очень дорого. Дороже денег.

Машку из сада уже забрала соседка Вероника. У нее было два сына, и Машку она прихватывала из сада «до кучи». Эля закинула сумку домой и поднялась этажом выше.

За дверью бесновалось, вопило, пищало, стреляло и выло. Звонок утонул в воинственных воплях индейцев, попавших под обстрел англичан. Эля вдавила кнопку и не отпускала.

Замок наконец щелкнул, в дверях показалась Ника. Руки у нее были в муке, нос тоже, она кивнула Элеоноре и повела в кухню, где на одном из столов уже ровными рядами лежали вареники.

– С чем вареники? – сунув нос в кастрюльку с начинкой, спросила Эля.

– С картошкой, больше не с чем. Сегодня у Гриши зарплата, завтра что-нибудь вкусненькое куплю.

Голодный спазм сжал Эле желудок, и она пошла в комнату за дочкой:

– Машуля, пойдем, я есть уже хочу.

– Ма! – завопила Машка и повисла у Элеоноры на шее.

– Может, останешься на вареники? – предложила Ника. – Гриша не скоро сегодня, он еще на линии.

– Нет, мы пойдем, спасибо, – отозвалась Эля с Машкой на шее, и они пошли к себе, в тишину и покой.

Дом свой Элеонора любила, каждая мелочь здесь была продумана, все стояло на своем месте, ничего лишнего, но все отличалось высоким вкусом. Мало кто знал, что Элеонора окончила художественное училище задолго до того, как оказалась в парикмахерской. Выверт судьбы.

Эля разогрела ужин, без аппетита съела, вымыла посуду и ушла в душ. Еще один день их с дочерью жизни заканчивался без особых происшествий, если не считать клиента с неясными намерениями.

Я вывела окульку за ворота и посмотрела на свой палисадник.

Художественный заборчик, который соорудил еще дед, был поразительно похож на кладбищенскую оградку: такие же железные прутки так же завивались кольцами и были такого же грязно-синего цвета. Забитые сорняками астры и хризантемы только усиливали сходство. Могилка, а не палисадник.

Я отвернулась и увидела в зеркале заднего вида соседа Павла Егорова. Он выгнал машину из гаража и махнул мне рукой. Просунув над стеклом руку, я махнула ему в ответ и утопила педаль газа.

Сосед этот был моим земным наказанием с детских лет.

Рос Павел хулиганистым и задиристым. Все свое детство провел в драках, несколько раз над ним нависала угроза колонии.

Голову Павла постоянно украшала буденновка, сохранившаяся от прадеда. Я старше Пашки, но это не мешало ему в школе стрелять мне по ногам из рогатки, а дома подглядывать за мной через забор.

Окончив первую ступень средней школы, Павел подался в мореходку, и на нашей улице наступила поначалу пугающая мирная жизнь. Радость моя, кстати, оказалась недолгой – из мореходки Егорова поперли. Он вернулся в отчий дом, обогатив лексику огромным запасом соленых моряцких выражений, из которых самым безобидным и наиболее употребляемым было «ясное море».

Дед Павла, пользуясь связями, все же решил проблему социальной адаптации внука – пристроил его в школу милиции. Неожиданно для всех Пашка прижился в школе и даже, можно сказать, нашел себя там.

Справедливости ради надо отметить, что был Егоров хорош собой, девицы висли на нем гроздьями. Была даже какая-то итальянка, которая на весь участок кричала: «Ho perso la testa per te!» («Я из-за тебя потеряла голову»). Павел или не отвечал ей взаимностью, или не прошел курс итальянского для эротоманов, но жениться не спешил. В чем у него была проблема, я не знаю, но если мужчине к тридцати, а он не женат и не был, то, скорее всего, проблема существует.