Анна Дубчак - Куклы на чердаке

Анна Дубчак

Куклы на чердаке

1

08.03.2001, 06.27.49

Мюнхенская полиция в среду поймала женщину, попытавшуюся ограбить шесть банков в течение менее трех часов. Как сообщает Associated Press, грабительницу выследили и арестовали в парикмахерской. В операции принимали участие сотни полицейских.

33-летней преступнице, имени которой полиция не раскрывает, удалось украсть 4 тысячи 975 долларов из четырех банков, расположенных в центре южногерманского города. Однако в двух отделениях банков ей не посчастливилось, несмотря на то что женщина была вооружена пистолетом.

По сведениям полиции, на ней был черный плащ и она была без маски. Сначала ей удалось скрыться от полиции, затерявшись в толпе, и только через несколько часов полицейским удалось ее выследить снова.

По словам одного из полицейских, ему еще никогда не приходилось сталкиваться со столь дерзкой грабительницей…

Экземпляров этой газеты было шесть. И все они были надежно спрятаны в разных местах, но все равно – под рукой… Эти десять строк, которые она перечитывала время от времени, придавали ей сил, кружили голову… Где бы она ни находилась, о чем бы ни думала, мысли все равно возвращались к этому…

Она слышала в свое время множество комментариев по поводу этой газетной заметки, и все они, несмотря на внешнюю добропорядочность говорящих, были преисполнены восхищения этой женщиной в черном плаще – дерзкой, решительной, отчаянной… Никому как-то и в голову не приходило посочувствовать всем тем, кто находился в момент ограбления в банке, и тем более владельцам ограбленных банков. «…и только через несколько часов полицейским удалось ее выследить снова…» Как бы не так. В газетах всегда так пишут, чтобы представить полицию в выгодном свете, и чтобы людям жилось спокойно, чтобы они по-прежнему с уважением относились к банкам…

Но ей-то нет никакого дела ни до банков, ни до полиции. Возможно, ей есть дело до этого черного плаща, который она носит практически три сезона и который, как панцирь, охраняет ее от всех напастей и придает ей, как эта газетная вырезка, сил… Длинный черный плащ, который она стягивает на талии широким поясом, настоящий непромокаемый макинтош классического покроя, большой, уютный и надежный…

За окном шел дождь, он поливал огромный запущенный сад, собираясь в кронах разросшихся старых яблонь и вишневых деревьев, в лепестках буйно цветущих бордовых, желтых, лиловых и белых хризантем… Мраморный ангел за окном (старинная фигурка – деталь незамысловатого фонтана), присев на одно колено, продолжал задумчиво смотреть на чашу, полную воды и плавающих в ней оранжевых рябиновых листьев, и ему все было нипочем. Даже зимой, в морозы и метели, он, занесенный снегом, заледеневший, оставался неподвижен, спокоен и умиротворен, словно все то, что происходило вокруг, его не касалось. Это было свойство мрамора, свойство ангела, свойство особой философии, которая была так близка и ей…

Под шум дождя, ежась, словно холодная вода затекала ей за ворот, молодая женщина набросила на плечи черный плащ, подошла к высокому, в резной деревянной раме, зеркалу и долго смотрела на свое отражение, погружаясь в него все глубже и глубже, увязая в своих мыслях, мечтах и обидах… Обиды… Их было слишком много, чтобы бездействовать, чтобы все забыть и простить…

2

Из криминальной сводки

Вчера, 12 августа, в собственной квартире на улице Щепкина был найден убитым известный в университетских кругах ученый-физик Иоахим Фогель. Смерть сорокалетнего мужчины наступила вследствие трех проникающих ножевых ранений. Преступник предположительно бомж. Свидетели, соседи, утверждают, что видели в период, когда было совершено преступление, невысокого, плохо одетого и очень грязного мужчину, спускавшегося на лифте с двумя большими мешками. Преступником были украдены ценные вещи убитого, деньги и продукты на общую сумму около пятидесяти тысяч рублей. Ведется следствие.

3

Красоты хотелось прямо до скрежета зубовного… Быть может, поэтому я с таким нетерпением ожидала возвращения из Испании Нежмие. Нежмие отправилась три месяца назад «на ягоду» (страшная жара, бескрайние плантации земляники, палящее солнце и работящие, безмолвные в своем упорном, хорошо оплачиваемом труде женщины, собирающие «ягоду» – болгарки, румынки, марокканки, «полякини»), изредка посылала мне, единственной «русскине» в Страхилице, сигнал со своего мобильного, что означало: я здесь, Ната, не забывай меня… И я не забывала, на последние деньги звонила ей, спрашивала, как дела, рассказывала ей о ее детях, оставшихся с ее мужем и свекровью, что они живы-здоровы, что Бейсим, сынишка шести лет, растолстел из-за непомерного поедания брынзы и вафель, а Ниляй, ее дочка – тоненькая тринадцатилетняя копия черноволосой матери, научилась красить губы и ресницы…

Красота в моем понятии, истосковавшейся по цивилизации и всему тому, что прежде составляло мою прошлую жизнь, заключалась на тот момент в большой испанской расписной тарелке вполстены, которую я заказала подруге. «На худой конец, – говорила я, провожая Нежмие на автобусной станции и с трудом сдерживая слезы, – привези мне кружевной веер, парочку кастаньет, мантилью, куклу в платье с горохами, туфли для фламенко, не откажусь я и от майки с изображением черного быка или ветряной мельницы, не говоря уже об изящном кинжале из толедской стали…»

Турчанка Нежмие, слабо понимавшая, что говорит ей на малопонятном языке русскиня Ната, кивала, глотая слезы, и оглядывалась по сторонам в ожидании софийского автобуса. Это было начало апреля, солнце припекало, но воздух был еще прохладен, свеж. Мы обе понимали, что в Испании ее ждет теплая, солнечная весна и тонны земляники. А еще – тяжелая работа, работа…

Ее не было целых три месяца, жизнь шла своим чередом, я продолжала жить в крохотной деревне на северо-востоке Болгарии, здороваясь по утрам со своими курами и козами, а вечером пытаясь за просмотром русских сериалов забыть о своих страхах и кошмарах… (А вся Европа в это время лакомилась огромными, с детский кулак, клубничинами, собранными такими же сильными и ответственными женщинами, как Нежмие…) В июле Нежмие вернулась. С подарком для меня – белой фарфоровой салатницей за один евро. Загоревшая, какая-то обновленная, со сверкающими глазами, и сказала с извиняющейся улыбкой, что с тарелкой вполстены для меня не получилось. «Знаешь, Ната, я могла бы поехать на следующей неделе снова, туда же… Но там – змеи… много змей. Одну женщину укусила змея, кажется, она из Румынии, так вот: у родственников не нашлось две тысячи евро, чтобы доставить тело домой, ее похоронили, я думаю, в общей могиле, там, в Испании…» Она говорила на смеси турецкого и болгарского языков, но очень надеялась, что это сносный русский. Главное, что мы понимали друг друга.

Ближе к осени с той же самой автобусной станции я снова отправляла ее, великую труженицу, в Испанию – уже на «грозде» (виноград). Возвращалась она в конце октября и вот теперь, уже по дороге в Страхилицу, позвонила мне и закричала в трубку: «Ната, я везу тебе голяму чинию… (большую тарелку)… и покрывку за маса-то…»

Я ждала ее в темный от синих ледяных туч и тоскливого дождя вечер, сидя в маленькой кухне у окна, всматриваясь в сине-зеленый размытый водой пейзаж и утопая в глухом, непробиваемом одиночестве. Я знала, что Нежмие, спустившись на желточном мини-такси в низину нашей деревни, первым делом поедет домой, быть может, по дороге бросит немного грустный взгляд в сторону моего маленького, «музейного» дома, потом ее поглотит семья, улыбки и восторг детей, подарки, разочарования, усталость…

Так оно и случилось. Я прождала ее весь вечер, разленилась, устала смотреть в окно… Когда промелькнуло желтое пятно такси, сердце мое сначала учащенно забилось, но потом вновь вернулось в свой прежний, усталый ритм… Выходить из дома в дождь не хотелось. Но я заставила себя это сделать. Накинула толстый резиновый плащ, оставшийся в этом доме от прежнего хозяина – пастуха, вышла, закрыла курятник, подоила коз, вернулась, вскипятила молоко и снова села возле окна. Желтый электрический свет делал этот убогое жилье, куда меня загнала судьба, более-менее сносным. В печке потрескивали дрова. Это был приятный, теплый звук. От печки исходил жар. Такого жара не бывает в городских квартирах там, в России…

И вдруг стук в дверь. Я уже и не надеялась увидеть кого-то в тот день. Мысленно я уже готовилась ко сну…

– Нежмие! – Я вскочила и бросилась открывать дверь.

Однако это была вовсе и не Нежмие, а Айше – почтальонша из соседнего села Черна (в Страхилице почты никогда не было), доставлявшая нам раз в неделю почту. Ее привозил в Страхилицу муж, кмет[1] Черна, на стареньком «фольксвагене» в любую погоду, кроме обложного снегопада… Поскольку Страхилица – деревня (тридцать домов и разрушенная до основания мечеть), в которой живут одни турки (так сложилось исторически), поэтому в стопке болгарских газет и журналов непременно было несколько журналов или брошюр на турецком языке, некоторые из них обязательно религиозного содержания, плюс письма, повестки в суд (к сожалению, они доставлялись нашим жителям с большим опозданием, а потому почти всегда суды в областном городе Шумен, расположенном в 27 километрах от села, проходили в отсутствие жителей Страхилицы – непосредственных истцов или ответчиков), пачку объемных желтых конвертов «Ридерс дайджест»…