Андрей Анисимов - Невеста Христова

Андрей Анисимов

Близнецы 8. Невеста Христова

Москва 10 мая 2001 года

Станислав Васильевич Тихомиров смолил не переставая.

В дежурке, как в пироге с начинкой, дым застывал слоями. Вадим Ключицын сперва морщился, потому что не курил, потом привык и перестал замечать. Победно заканчивая седьмую партию, Станислав Васильевич плотоядно потер руки:

– Раз, и наши в дамках. Учись, салага, пока я жив.

Ключицын зевнул и с обреченным видом принялся расставлять шашки для очередной баталии. Победы противника не слишком задевали его самолюбие. Понятно, что, отслужив в милиции больше десяти лет и дежуря по два раза в неделю, Тихомиров в шашках поднаторел. Вадим посмотрел на часы. Стрелки показывали десять минут третьего. Не так молодой медэксперт представлял свое первое дежурство. Он вздохнул и сделал первый ход в новой партии.

Накануне Ключицын весь день пребывал в приподнятом настроении и изрядно волновался. Ему представлялись страшные картины искалеченных бандитами жертв. И он по нанесенным увечьям определяет, как они были убиты. Мало того, его заключение помогает следователю быстро задержать преступников. А на самом деле они с криминалистом уже шесть с половиной часов бьются в шашки. Скоро утро – и ни одного происшествия.

– Чего зеваешь, салага? Я опять в дамки проскочил. Нарочно подставляешься? Мы же не в поддавки играем, – пристыдил Ключицына Тихомиров.

– Станислав Васильевич, и часто мы так будем сидеть?

– Как сидеть? – Не понял криминалист.

– Как сегодня. Всю ночь ни одного вызова…

– А, вот ты о чем? Труп не терпится пощупать, салага, – оскалился Тихомиров: – Не бойся, наглядишься, еще тошнить будет. Обычная история – одно дежурство томишься от безделья, а на другом молишь Бога о передышке. Ты не спи, давай ходи.

Но сделать ход Ключицыну не удалось. По рации объявили о выезде. Тихомиров неспешно отправился в туалет облегчиться на дорожку, а Вадим еще раз осмотрел свой чемоданчик и бегом помчался вниз. Следователь Володин и кинолог Антонов уже сидели в машине. Овчарка Тибет тяжело дышала, вывалив розовый язык, и на Вадима не обратила внимания. Зато Володин, оглядев Ключицына недобрым взглядом, поинтересовался:

– Ты откуда взялся такой?

– Наш новенький медэксперт. – Ответил за парня Антонов: – Сегодня у него первый выезд.

– Ну, ну… Молодо зелено и все такое… – Сквозь зубы процедил следователь и отвернулся к окну. Тихомиров уселся в машину последним:

– Пива сегодня не пил. А отливаю каждый час.

– Простату лечить надо, товарищ майор.

– Причем тут простата? – Обиделся Тихомиров.

– Это проблема всех старых кобелей. Правда, Тибет?

Пес скосил уши и подобострастно посмотрел хозяину в глаза. Кинолог ухмыльнулся и похлопал собаку по загривку:

– Все понимает, шельма…

По ночной Москве они через десять минут добрались до места. Небольшой парк отделял огромное здание Медицинского центра от Каширского шоссе. Недалеко от главного входа топталась группка людей в белых халатах, а на асфальте лежала девушка. Она лежала на спине, словно прилегла отдохнуть. Ничего трагического в ее позе Ключицын не заметил. И лишь один туфель на высоком каблуке сиротливо валялся на асфальте, метрах в десяти от тела.

Молодой лейтенант, сдерживающий народ на некотором расстоянии, козырнул Володину. Тот кивнул постовому и склонился над девушкой:

– Нам тут делать нечего. Типичный наезд и все такое… ДПС надо было вызывать, а не нашу следственную бригаду.

– Не я вызывал. Доктора из центра шум подняли. Это их сотрудница. – Оправдывался постовой: – Они и смерть констатировали.

– Ладно, давайте, ребята, работать, раз приехали. Новенький, как там тебя?

– Лейтенант мед службы Вадим Ключицын, – отрапортовал начинающий медэксперт.

– Ключицын так Ключицын. Осмотри потерпевшую, ну и все такое… – Бросил Володин и пошел опрашивать свидетелей.

Тибет покрутился возле трупа и жалобно заскулил.

– Пес следа не чует. – Пожаловался кинолог и увел собаку.

В машине Ключицын вспоминал практические занятия в институте, что и зачем нужно делать. Но на месте сразу все забыл. Потянулся взять лежавшую за руку и пощупать пульс.

– Подожди, не трогай! – Крикнул криминалист и щелкнул фотоаппаратом.

Вспышка осветила нежные черты девушки, и сережка в ее ухе сверкнула. Ключицын вздрогнул. Лицо покойницы с открытыми глазами было прекрасно. Она смотрела в ночное небо и, казалось, любовалась звездами. И только кровь, залившая асфальт под ее затылком, говорила о трагедии.

– Может, она сама под машину бросилась? Неразделенная любовь и все такое. – Долетел до Вадима голос следователя и ответ одной из женщин, с которыми он беседовал:

– Господи, она замуж собиралась. Такая счастливая бегала…

– Вот и добегалась. Машин-то ночью нет, как ее угораздило…

Ключицын тряхнул головой, раскрыл свой чемоданчик и принялся за работу. Эта была первая насильственная смерть в его профессии, и она выглядела вовсе не так, как он себе представлял. На страшные, изувеченные бандитами жертвы девушка у медицинского центра на Каширке вовсе не походила.

10 Июля 2004 года

«Любимая, мы проговорили всю ночь, а я пришел на работу и чувствую, что не досказал главное… У тебя бывало так, ты чувствуешь себя одной во всей вселенной. Понимаешь, любимая, у тебя все есть. Есть машина, деньги, даже какая-то власть над людьми, а ты один. От этого жуткого одиночества хочется выть. Выть как волк на луну. Потому что когда ты одинок, все это не нужно. Не нужны деньги, не нужна власть. Даже собственный успех кажется абсурдом. Все обман, потому что ты ни с кем не можешь все это разделить. А еще страшнее, когда ты одинок вдвоем. Человек живет рядом с тобой, а ты все равно один. Мне говорят, а долг перед семьей, перед ребенком? Все это пустые слова. Можно исполнять этот долг, не испытывая ничего, кроме скуки. Делиться деньгами нетрудно. Хочется делиться душой. Понимаешь меня, любимая? А делиться душой возможно только с родным близким существом, которое понимает любой твой порыв. Радуется твоей радости и сочувствует твоей боли. Я счастлив, что нашел в тебе такое существо. Люблю тебя и молю Бога, чтобы он быстрей соединил нас».

12 Июля 2004 года

«Мой милый, добрый, единственный любимый Песик, я тебя очень хорошо понимаю. Эти слова будто я сама сказала. У меня все так и было, пока в мою жизнь не вошел ты. Тот был красивый, но такой пустой, как резиновый мяч. Я пыталась говорить с ним, а мои слова отскакивали, как отскакивают пальцы от стенок надутого шара. Мне казалось, что он не видит меня. Не замечает моей красоты, не ощущает моего душевного тепла, которым я пыталась его согреть. Я с ним рассталась. Он даже не понял почему. Ведь он давал мне денег столько, сколько я попрошу. А зачем они мне? Теперь все по-другому. Хотя тебя нет рядом, я живу на одной земле с тобой. Дышу одним с тобой воздухом. Я вся принадлежу тебе. Моя упругая юная грудь, и мои стройные ноги, и волосы, и лицо. Вся целиком. Я чувствую и понимаю каждый твой порыв. Когда я думаю, что ты далеко и я не могу прижать твою прекрасную голову к своей груди, утешить тебя и вылечить от этого леденящего одиночества, что владеет тобой, я плачу. Я знаю, что мы скоро встретимся и будем счастливы. Потерпи совсем немного. И спасибо за перевод, но ты слишком меня балуешь».

Санкт-Петербург 10 октября 2004 года.

– Ты думаешь, он в командировке? Он с очередной шлюхой на пляже за кордоном. – Глаза Павла сверкали ненавистью. Лицо мальчика порозовело, и белесый пушок над верхней губой проступил отчетливее.

– Не смей так говорить об отце. Ты еще слишком мал и глуп! – Истерическим тоном потребовала Полина.

– Сама дура! Ты что, слепая или притворяешься!? Почему ты с ним не разведешься? Тебе нравиться бегать с рогами… Он же тебе все врет.

Женщина открыла рот, чтобы закричать. Она даже замахнулась на сына, но внезапно поникла, упала в кресло и заплакала.

– Ну что, я прав? Прав? Прав? Он опять наврал, что в командировке?

Полина не слышала. Она затараторила быстро, словно самой себе:

– Хорошо сказать – разведись…. А квартира, а дача? А жить на что? Я ведь ничего не умею. На что тебя учить? Ты же учиться не хочешь. Тебе ставят пятерки за его доллары. Ты прогуливаешь школу, и учителям приходиться платить, чтобы тебя не выгнали…. Ах, Павлик?! Что ты знаешь о жизни? Тебе все кладут в рот готовым. А ты только хамишь и бездельничаешь. Был бы он настоящим отцом, порол бы тебя как сидорову козу, может, и стал бы ты человеком. А я не могу. Я слабая женщина. Я даю тебе деньги. А ты еще смеешь называть мать дурой.

– Поехала… Вы друг друга стоите. Ты живешь с ним ради денег, он живет с нами по привычке. Тоска. – Поморщился Павел и ушел в свою комнату. Полина не шелохнулась. Она замолчала, и повернулось к окну. К большому зеркальному стеклу прилип листик клена. Его прилепил ветер, предварительно смочив холодным октябрьским дождем.