Андрей Дышев - Тот, кто скрывается во мне

Андрей Дышев

Тот, кто скрывается во мне

Глава 1

Представительница древнего рода

— Аристарх Сазонович…

— Софронович!

И что за имя у старика! Никак не запомню. Я постарался придать голосу оттенок торжественности:

— Аристарх Софронович! Я и Настя любим друг друга и хотим создать семью. Я прошу руки вашей дочери.

Вот и все. Красиво и коротко. Дело в шляпе.

Отец Насти, шестидесятилетний академик и профессор филологии, словно вывалился из какого-то старого кинофильма. Он ходил по комнате в длинном стеганом халате, шаркал тапочками по скрипучим половицам и пыхтел трубкой. Он долго молчал. Не думаю, что моя просьба застала его врасплох. Я достаточно часто бывал в его доме, и профессор не мог не предполагать, к чему это в конце концов приведет.

— Для вас, молодой человек, знакомство с Настей — это незаурядное событие, — менторским тоном сказал он. — Вам посчастливилось обратить на себя внимание представительницы древнего и весьма почтенного рода.

Кажется, папаша начал набивать цену. Естественно, все родители переоценивают своих чад.

— Ведь вам даже в голову прийти не могло, — продолжал он, — что мой дед, Алексей Спиридонович, имел честь работать в Главной палате мер и весов под началом Дмитрия Ивановича Менделеева. А мой отец, да будет вам известно, был другом Отто Струве и в двадцатом году лично провожал его на теплоход, отбывающий в США…

Я все больше расслаблялся на диване, смотрел на старика преданными глазами и с трудом сдерживался, чтобы не зевнуть. Притомил он меня своей рекламной паузой! Настя сидела на стуле в противоположном углу комнаты, сложив ладони на коленях лодочкой, и делала страшные глаза. Но я, хоть убей, никак не мог состроить на лице умное выражение. Папаша моей возлюбленной оказался редкостным занудой.

Он подошел к столу и принялся выбивать трубку в пепельницу.

— А потому, — наконец завершил он рекламную паузу, — знакомство с Настей и тем более женитьба на ней вас ко многому обязывают… Первый вопрос: чем вы думаете зарабатывать на жизнь, молодой человек?

«Если я не проявлю настойчивости, то Насте придется долго сидеть в девках, — подумал я. — Но ничего. Сейчас я поставлю папашу на место».

— На сегодняшний день, да будет вам известно, я заместитель директора фирмы «Гормашнас», — произнес я не без гордости. — У меня приличный оклад и более тридцати человек в подчинении.

Папаша повернулся ко мне, нацепил на нос очки и принялся рассматривать меня с каким-то лабораторным интересом.

— Очень хорошо, — произнес он с едким сарказмом. — Простите, не расслышал, как ваша фирма называется? «Мышдурнос»?

— «Гормашнас», — повторил я, чувствуя себя незаслуженно обиженным. «И чего он иронизирует? Пусть лучше про свой оклад скажет. Я бы от стыда удавился, если бы работал в Академии наук с окладом в одну тысячу рублей».

— А позвольте узнать, что ваша фирма производит?

— Мы продаем насосы, — ответил я с достоинством. — В том числе и для нефтяной промышленности. Надеюсь, вы представляете себе, что такое нефть?

— Ага, — кивнул старик. — Распродаете то, что было создано великой Российской империей. Вы, как пиявки, сосете кровь у умирающей акулы. Бьюсь об заклад, что вы даже в общих чертах не представляете себе устройство насоса для ассенизатора. Зато с важным видом катаетесь на своем дорогом автомобиле и с презрением смотрите на обнищавшую интеллигенцию.

— Но продать тоже надо уметь… — заметил я, но старик не стал меня слушать.

— Если научить обезьяну продавать бананы, она станет миллионершей очень скоро и разорит человека, — сказал он и погрозил мне пальцем. — Потому что она ловчее лазает по деревьям… Вот если бы вы сказали, что возглавляете конструкторское бюро по созданию насосов нового поколения, я бы с открытым сердцем пожал вам руку.

— Папа! — заступилась за меня Настя. — Нельзя же так! Он уже покраснел!

— Это хорошо, что покраснел. Значит, еще не огрубел окончательно и мои слова вызывают в нем сильные эмоции. — Он снова повернулся ко мне. Я втянул голову в плечи, готовясь к новой атаке. — Теперь второй вопрос: ваше образование? Какое учебное заведение вы окончили?

Видимо, он решил унизить меня окончательно. При чем тут образование? Сейчас спрашивают о толщине кошелька, а не о дипломах.

— Я окончил только среднюю школу, — небрежно произнес я. — Потом посещал курсы…

— Стоп! — перебил меня профессор и показал мне свою ладонь, будто хотел отгородиться от моих слов. — Можете не продолжать. Мне все ясно. Вот! Вот в чем кроется корень всех наших бед! Сегодня вы заместитель «Мышнавоза», а завтра? А если в стране переворот? А если вас выкинет на необитаемый остров? Что вы еще умеете делать, кроме того как спекулировать? Как вы будете содержать семью, поднимать на ноги своих будущих детей?

Я стал злиться. И что этот нафталин из себя корчит? Кто он такой? Подумаешь, академик! Быть нищим академиком позорнее проститутки.

— Вы меня, Аристарх Софронович, совсем опустили, — произнес я, не скрывая иронической усмешки. — Не такой же я инфантильный, каким вы меня представляете. У меня дорогая машина. Я купил вторую квартиру, где намерен жить с Настей. Я работаю в преуспевающей фирме. Меня очень ценит мой директор. А это о многом говорит. Это гарантия материального достатка в будущем.

Профессор посмотрел на меня так, словно я был неразумным дитятей.

— Гарантия? — с едкой иронией повторил он. — Какие же вы, молодые, самоуверенные! А если вас сровняют с землей конкуренты и ваша фирма разорится? А если вы, извиняюсь, тяжело заболеете, вас уволят и вашу квартиру придется продать, чтобы сделать вам дорогостоящую операцию? А если вас посадят в тюрьму по ложному доносу?.. Да вы даже не представляете себе, сколько в жизни может быть этих «если»!

— Папа! — воскликнула Настя. — Немедленно прекрати унижать Сергея! Он уже глаза от стыда поднять не может!

Старик добродушно рассмеялся.

— Ничего, критика пойдет ему на пользу… Не обижайтесь на меня, молодой человек. Возможно, на старости лет я стал брюзгой. Но во мне говорит житейская мудрость. И еще во мне говорит чувство долга и ответственности за Настю. Это хрупкое и легкоранимое существо. И я пока не уверен, что вы способны обеспечить ей счастливую семейную жизнь. Но дерзайте! Она вас подождет и с лихвой отблагодарит за ваше усердие.

Я вздохнул с облегчением, когда мы с Настей уединились в ее комнате.

— Кажется, — сказал я, ослабляя галстук, который тугой петлей сжимал мою шею, — твой папочка намерен стоять насмерть. Вот уж не думал, что в наше время еще можно найти такое ископаемое! Неужели материальное положение его совсем не интересует и он с радостью выдал бы тебя за нищего с дипломом в кармане?

— Увы, — ответила Настя с грустью и опустила руки мне на плечи. — Как-то ко мне набивался в женихи один тип из модельного бизнеса. Образование — восемь классов, зато своя вилла в Подмосковье. Так папа с ним вообще разговаривать не стал, сразу за дверь выставил… Ты очень расстроился?

— Не то слово! — ответил я. — Придется пополнить строй великих ученых.

— У-у! — протянула Настя и рукой махнула. — Тогда мне точно не дождаться венца. Пропала личная жизнь!

С этими словами она схватила меня за лацканы пиджака и, падая спиной на кровать, увлекла за собой.

— Ты что?! — зашипел я, отчаянно сопротивляясь неуемной страсти профессорской дочери. — Я так не могу… Вдруг он зайдет!.. Надо дверь хотя бы…

Видел бы нас в этот момент ее папа!

Потом я торопливо, как солдат по тревоге, напяливал брюки, прыгая на одной ноге. Настя лежала с закрытыми глазами, чтобы не видеть мою неромантическую суету и торопливость.

— Давай уедем, — тихо сказала она.

— Куда?

— За границу.

— Сейчас в Европе холодно. Разве что в Египет?.. А как же твои занятия?

— Ты меня не понял, — по-прежнему не открывая глаз, сказала Настя. — Я хочу уехать за границу навсегда.

— Ага, — кивнул я, затягивая галстук. — А кто нас там ждет?

— Это уже второй вопрос. Главное, чтобы ты согласился.

Я накинул пиджак и, поправляя рукава, подошел к дивану.

— Настя, — сказал я. — Это невозможно. У меня здесь бизнес. Я делаю ремонт в нашей квартире… И вообще, я не хочу никуда уезжать! Это моя страна, моя родина, в конце концов!

Настя открыла глаза, повернулась ко мне, взяла мою руку, поднесла к губам.

— Я с родителями больше половины жизни прожила в Германии. Так где моя родина — здесь или там?

— Вот если у меня будет ребенок, то пусть он живет за границей, — сказал я твердо. — А я опоздал с великим переселением. Мне здесь жить и здесь умереть.

Я даже не догадывался, что во мне так прочно сидят патриотические чувства.