Арнальд Индридасон - Трясина

Арнальд Индридасон

Трясина

Чертова трясина, вот что это такое!

1

Три слова. Написаны карандашом на листке бумаги. Листок лежит на трупе. Всего три слова, но что хотел сказать автор записки — этого Эрленд никак не мог взять в толк.

Покойник — мужчина лет семидесяти. Лежит на правом боку на полу, рядом с диваном в небольшой гостиной, одет в синюю рубашку и светло-коричневые вельветовые штаны. На ногах домашние тапочки. Волосы почти совершенно седые, редкие, испачканы кровью. Зияющая рана на голове. На полу рядом с трупом — большая стеклянная пепельница, угловатая и с острыми краями, тоже испачкана кровью. Журнальный столик опрокинут.

Квартира подвальная, в двухэтажном доме на Северном болоте. Вокруг дома небольшой дворик, огорожен с трех сторон каменной стеной. Листья с деревьев уже опали, застлали дворик плотным ковром, так что не видно земли, изогнутые ветви тянутся вверх, теряются в черноте неба. Рядом гараж, к нему ведет гравийная дорожка. По двору бродят туда-сюда сотрудники рейкьявикской полиции. Бродят не спеша, словно призраки по заброшенному дому. Ждут главного врача района, он должен подписать свидетельство о смерти. Труп обнаружили минут пятнадцать назад. Эрленд прибыл на место одним из первых. С минуты на минуту должен появиться Сигурд Оли.

Город кутался в октябрьские сумерки, лило как из ведра, настоящая осенняя буря. Кто-то зажег лампу на столе, комнату залил тусклый свет. Других предметов в комнате пока никто не касался. Появились судэксперты с прожектором на треноге, осветили комнату как следует. Эрленд окинул ее взглядом — книжный шкаф, старый просиженный диван, обеденный стол, траченный временем письменный стол в углу, ковер на полу залит кровью. Одна дверь из гостиной ведет на кухню, другая в узкий коридор, там еще двери — в две спальни и туалет.

В полицию позвонил жилец с верхнего этажа. Он вернулся домой вечером, забрав из школы своих двух сыновей, и, подойдя к дому, обнаружил, что дверь в подвальную квартиру распахнута. Это было необычно. Он заглянул в квартиру и позвал соседа по имени — может быть, он дома. Ответа не последовало. Он еще раз позвал соседа и снова ответа не получил. Его семья уже несколько лет как поселилась в квартире на верхнем этаже, но великана из подвала знала плохо. Старший из мальчиков, девяти лет, не стал на манер отца осторожничать и забежал в подвальную квартиру, отец и глазом не успел моргнуть. Через миг мальчишка выскочил обратно и, не поведя бровью, доложил, что в квартире лежит труп.

— Ты слишком много в кино ходишь, — ответил ему отец и сам зашел в квартиру соседа. Так и есть, тот лежал на полу в луже собственной крови.

Эрленд уже знал, как зовут покойного — его имя значилось рядом с дверным звонком. Для пущей уверенности — а то еще коллеги будут потом смеяться — Эрленд надел тонкие резиновые перчатки и выудил из кармана куртки, висевшей на крючке в прихожей, бумажник покойного. Так и есть, зовут Хольберг, вот и фотография на обратной стороне кредитной карточки. Шестьдесят девять лет. Найден мертвым в собственной квартире. Вероятно, погиб насильственной смертью.

Эрленд прошелся по квартире. У него работа такая — смотреть по сторонам и задавать простые вопросы. Обращать внимание на очевидное. Тайное и невидимое глазу — это не его дело, для этого существуют судэксперты. Эрленд же покамест отметил, что следов взлома не имеется, и окна и двери целы. На первый взгляд хозяин сам открыл дверь убийце и впустил его в квартиру.

Соседи сверху наследили везде — и в прихожей и в гостиной, снаружи ведь шел дождь. Нападавший, вероятно, тоже оставил следы, если только не разулся. Но это вряд ли, подумал Эрленд, — судя по всему, гость был в спешке.

Команда судэкспертов захватила с собой пылесос — малейшие частички пыли могут оказаться важными уликами. Сейчас они искали отпечатки пальцев — любые, не принадлежащие хозяину. Любой предмет, которому в этом доме не место. Предмет, занесенный в дом кем-то, кто оставил за собой труп.

Насколько Эрленд мог судить, хозяин не оказал посетителю особого гостеприимства. Кофе не подал — было ясно, что кофеваркой в кухне за последние несколько часов не пользовались. Никаких намеков на то, что гости пили чай, — все чашки на месте в серванте. Стеклянные бокалы тоже на своих местах. Убитый явно был любитель порядка. Все чисто и прибрано. Наверное, он не был хорошо знаком с нападавшим. Вероятно, гость напал на него без лишних разглагольствований, едва ему открыли дверь. Даже разуваться не стал.

Любопытно, это удобно — убивать в носках?

Эрленд огляделся вокруг и отдал себе приказ сосредоточиться.

Гость явно торопился — даже дверь за собой не закрыл. Судя по всему, нападать не планировал, все получилось как-то само собой и вдруг. Следов борьбы не видно. Хозяин, видимо, просто упал замертво на пол, задел головой журнальный столик и опрокинул его. Все прочее на первый взгляд на своих местах. Эрленд не видел никаких признаков, что квартиру ограбили. Дверцы шкафчиков плотно закрыты, ящики тоже, новый компьютер и старый видеомагнитофон мирно стоят, где им положено, да и кошелек, нетронутый, лежит в кармане куртки. В нем Эрленд нашел купюру в две тысячи крон и две карточки, кредитную и дебетную.

Похоже, нападавший схватил первое, что попалось под руку — пепельницу, — и ударил ей хозяина по голове. Пепельница изготовлена из толстого, тяжелого зеленого стекла, весит на глаз минимум килограмма полтора, решил Эрленд. Отличное орудие убийства, даже с собой ничего приносить не надо. Нет, она местная — не мог убийца принести ее с собой и оставить вот так, посреди пола, залитую кровью.

Очевидные вещи позволяли составить примерно следующую картину произошедшего: хозяин квартиры открыл дверь, пригласил гостя войти — ну или по крайней мере провел его в гостиную. Может, он и знал гостя, но это не обязательно. Гость нанес ему один сильный удар пепельницей и тут же сбежал, не закрыв дверь. Все просто, как дважды два.

За исключением одной детали — записки.

Написали ее на обрывке разлинованного листа формата А4, судя по всему вырванном из блокнота. Наличие записки — единственное указание, что, возможно, убийство было предумышленное; раз есть записка, то, вероятно, гость пришел к хозяину с целью его убить. Нет, гость не вдруг решил прикончить хозяина в порыве ярости, нет, он вошел к нему, намереваясь совершить убийство. Дал себе труд написать записку. Три слова — и Эрленд никак не мог взять в толк, что все это значит. Когда гость написал записку? До того, как направился сюда? Простой вопрос, на него надо дать ответ. Эрленд подошел к письменному столу в углу гостиной, заваленному кучей бумажек, счетов и прочего.

На самом видном месте лежал раскрытый блокнот на спирали, от страницы оторван угол. Эрленд поискал глазами карандаш, которым писали записку, — на столе его нет, ага, вот он, закатился под стол. Только ничего не касаться, смотреть и думать.

— Что и говорить, чисто исландское убийство, типичнейшее, — сказал детектив Сигурд Оли прямо над ухом Эрленда — тот не заметил, как он вошел.

— А? — переспросил Эрленд, пытаясь сосредоточиться на увиденном.

— Я говорю, кровавое, бессмысленное, да еще совершенное без малейшей попытки скрыть содеянное, там, запутать следы, спрятать улики…

— Ага, — сказал Эрленд, — дурацкое, тупое исландское убийство.

— Ну, если только он сам не упал и не разбил себе голову о пепельницу, — сказал Сигурд Оли.

С Сигурдом прибыла их коллега Элинборг. Эрленд ходил из угла в угол, но прочих присутствующих — полицию, парамедиков и судэкспертов — просил поменьше топтаться в квартире.

— Ага. И пока падал, сам написал совершенно непонятную записку? — спросил Эрленд.

— Он мог ее в руках держать.

— Сказано «он». Кто этот «он», как ты думаешь?

— Не знаю. Может, бог, — ответил Сигурд Оли. — А может, и убийца, черт его знает. Любопытно, что «он» подчеркнуто и написано большими буквами.

— На мой взгляд, написано не в спешке. Первые два слова — обычным почерком, последнее «он» — заглавными буквами и подчеркнуто. Ясно, гость никуда не спешил, пока писал записку. Но и дверь за собой закрывать не стал. Что за черт? Убивает хозяина и убегает, но по дороге дает себе труд написать что-то невнятное и подчеркивает последнее слово.

— Думаю, «он» — это он, — сказал Сигурд Оли, — в смысле, убитый. Кто еще это может быть?

— Не знаю, не знаю, — откликнулся Эрленд. — Какой смысл оставлять такую записку, да еще прямо на теле жертвы? Что убийца этим хотел сказать? К кому он обращается? Сам к себе? К убитому?

— Да это был просто псих, ненормальный, — вмешалась Элинборг, протягивая руку к записке. Эрленд остановил ее.