Виталий Мелентьев - Сухая ветка сирени

После трудной, необычной зимы пришло странное лето. Духота сменялась ливневыми дождями, шквальными се­верными ветрами. Становилось холодно и неуютно. Потом сразу, словно вспыхивая, разливалась жара.

Пошли белые грибы. Пошли кучно, «стаями», и грибники стали проситься в отпуска.

В это странное лето и рыба вела себя необычно: клевала и в жару и в холодные ветреные дни. На отдых потянулись и рыболовы.

Отпуска следственным работникам предоставлялись охотно: преступлений в городе, в сущности, не было. «Большое» на­чальство получило путевку в санаторий, а шофер персональной машины, тоже собираясь на отдых, готовил «Волгу» к месяч­ному безделью: мыл, полировал, регулировал…

Молодой следователь Николай Грошев наблюдал за ним из окна своего кабинета. Вздохнув, он отложил сборник слу­жебных материалов и пошел к гаражу.

Машины Грошев любил давней и нежной любовью, но после армии за рулем сидел не часто. Поэтому подышать сложным запахом автомобиля, поболтать с опытным водителем, а при случае и помочь ему было для него сущим удо­вольствием. Он уже облокотился на крыло и сунул голову под капот, когда из окна второго этажа выглянула секретарша и крикнула:

– Грошев! Вызывают…

Начальник следственного отдела Ивонин стоял у окна и пил воду с красным вином.

– Рецепт моряков дальнего плавания, – обстоятельно разъяснял он товарищам свое новое пристрастие. – В тропиках морякам ежедневно выдается по полбутылке красного сухого вина. Если его выпить сразу, толку никакого. Если же вино добавить в воду, оно великолепно утолит жажду.

С ним соглашались, но предпочитали неразбавленное вино…

Не слишком верил в этот тропический рецепт и Николай и потому, войдя в кабинет, чуть заметно усмехнулся. Ивонин посмаковал рубиновую на свету воду и тоже усмехнулся.

– Собственно, я бы тебя не потревожил, но смотрю, ты на такой жаре интересуешься машинами…

– Армия…

– Ну, как говорится, тем более. Есть дело, как раз по тебе. Можно послать другого, но поскольку ты любишь машины…

– Угон?

– Нет… Собственно, мелочь. Кража из машины. Преступ­ники задержаны. Интересует?

– Как прикажете…

С тех пор как Ивонин, рекомендовавший Николая на след­ственную работу, выдвинулся и стал начальником отдела, их былая дружба по заочному юридическому институту не то что­бы укрепилась, а стала глубже и в то же время тревожней. Ивонин постоянно не то экзаменовал, не то тренировал вче­рашнего милиционера и позавчерашнего разведчика. При этом он не столько помогал, сколько направлял Николая, и это нра­вилось обоим. И в этот раз они обменялись новостями, по­смеялись, и, пожимая руку Грошеву, Ивонин вскользь обронил:

– Принюхайся к делу. Что-то в нем есть.

– Разумеется, – бодро ответил Грошев и вскоре уехал в отделение милиции.

Случай и в самом деле оказался рядовым. Отец, конструк­тор пригородного завода, и сын, студент, сделали покупки, оставили свою белую «Волгу» у обочины, а сами пошли обе­дать в ресторан. Когда они вернулись, машина оказалась от­крытой, а портфель и покупки исчезли. Стоявший поблизости гражданин сказал, что он видел, как трое парней открывали машину и, взяв из нее портфель и коробки с туфлями и конфе­тами, ушли в сторону проходного двора. Двое из них как будто были в синих или голубых рубашках, а третий в кра­сной.

Отец отнесся к пропаже философски – разве разыщешь жуликов в таком большом городе? Но сын пожалел только что купленные французские туфли и обратился к милиционеру, ко­торый, оказывается, видел подвыпивших парней.

Милиционер и потерпевшие побежали в проходной двор и настигли уже не трех, а четырех парней на соседней улице. Они стояли у бочки с квасом и доедали украденные из машины конфеты. Коробка с французскими туфлями, портфель и сверт­ки оказались при них. Милиционер потребовал документы. Тот, который держал портфель, растерялся, покопался в карманах и достал заводской пропуск. Милиционер раскрыл его, и в это время трое других бросились в разные стороны, пытаясь сме­шаться с толпой. Потерпевшие и прохожие задержали их и по телефону из ближнего магазина вызвали милицейскую машину. И воры и потерпевшие прибыли в милицию. Похищенные вещи опознали, и их возвратили владельцам.

Вот и все дело. Странным в нем оказалось одно: трое воров были родными братьями – Иваном, Евгением и Аркадием Хро­мовыми, а четвертый – Вадим Согбаев – свояком Евгения Хромова.

Что ж… Ивонин, как всегда, прав. Такой «семейной» шайки не попадалось давным-давно. «Принюхаться» к ней стоило.

После первого знакомства с делом Грошев стал заново пе­речитывать бесстрастные милицейские протоколы, стараясь найти в них не то что ответ – до ответа было далеко, а хотя бы намек, который помог бы ему понять причины преступле­ния. Николай свято верил, что люди по природе своей честны и добры. На преступления их толкают так или иначе склады­вающиеся обстоятельства. Причем чаще всего эти обстоятель­ства «складывает» сам человек. Полегоньку, помаленьку, иногда даже не замечая этого.

Найти истоки преступления – значило не только неотрази­мо обосновать обвинение, хотя, в конечном счете, в этом и за­ключалась видимая суть его деятельности: распутать преступ­ление, добиться наказания виновных. Но только ради этого он бы не выбрал такую беспокойную и небезопасную профес­сию. Главным для него было другое: помочь оступившемуся человеку выйти на верную тропку, а с нее – на большую жиз­ненную дорогу. Но для этого ему требовалось узнать человека как можно глубже. Узнать, чтобы понять, а поняв – помочь.

Естественно, милицейские протоколы этих знаний не дава­ли и дать не могли, но направление поиска указывали.

Старший – Иван Васильевич Хромов, тридцати лет, сле­сарь-лекальщик со средним заработком около двухсот рублей, ушел от жены и дочери к матери. Утверждает, что непосредст­венного участия в краже не принимал, хотя и знал о ней. Об­наруженный у него портфель ему передал Евгений Хромов.

Евгений Хромов наотрез отказался не только от участия в краже, но и от самой кражи. Последнее время он нигде не ра­ботал, жил случайными заработками и недавно тоже ушел от семьи к матери.

Самый младший Хромов, Аркадий, водитель троллейбуса, зарабатывал чуть меньше Ивана, холостяк, проживал у мате­ри. Факт кражи категорически отрицал. Утверждал, что обна­руженные у него французские туфли купил в Доме обуви и именно по этому поводу они и выпили: «обмыли» покупку.

Свояк Евгения, Вадим Согбаев, кражу признал, но свое участие в ней отрицал. Согбаев недавно вернулся из заключе­ния, отбыв наказание за хулиганство. Нигде не работал. Жил или у сестры или у знакомых.

Таким образом, признания Ивана Хромова и Вадима Согбаева, показания потерпевших и свидетелей надежно уличали жуликов, и дело, после соответствующего оформления, можно было передавать в суд.

Но Грошев не спешил. Его останавливали странные под­робности. Ни Ивану, ни Аркадию Хромовым такое мелкое, в сущности, воровство не требовалось: они отлично зарабатыва­ли. Впрочем, они могли пойти на преступление из пьяного ухар­ства, «за компанию». И такое бывает. А вот поведение Согбаева настораживало. Он должен прекрасно понимать, что по­падись он на краже – снисхождения ему не будет. Почему же он, зная, что Хромовы собираются обокрасть машину, не отго­ворил братьев, наконец, просто не ушел от них? Риск для него неоправданно велик.

Единственным, кому действительно могло потребоваться украденное, был Евгений. Но он, живя с братьями и матерью, всегда мог рассчитывать на родственную помощь.

Так кто же такие эти четверо? Шайка преступников или группа пьяненьких хулиганов, мелких и неумных?

Как всякий следователь, готовясь к встрече-схватке с пре­ступниками, Грошев продумал примерный план допроса, наме­тил вопросы, требующие выяснения. Но внутренне он определил и еще одно, чрезвычайно важное, по мнению Ивонина, обстоя­тельство: стиль допроса. В данном случае его следовало вести по возможности доброжелательно.

Жулики уже уличены, отвертеться не смогут, и теперь важ­но помочь им самим осознать и глубину их падения, и неиз­бежность наказания и по возможности подтолкнуть их на ту тропку, которая сможет вывести их в конце концов на верную жизненную дорогу.

Прежде всего необходимо было уточнить, случайное это преступление или заранее подготовленное, единственное оно или не раз повторяемое и потому привычное. От этого зависело многое, очень многое. В том числе и судьба жу­ликов.

Вот почему Николай первым вызвал на допрос Евгения Хромова. Он был единственным, у кого могла возникнуть необ­ходимость воровать.

Плотный, со светло-серыми глазами на округлом, несколько скуластом лице, он спокойно прошел к столу, уселся на табуретку и, не ожидая вопросов, известил: