Йозеф Несвадба - История золотого Будды

Йозеф Несвадба

История золотого Будды

Перевод с чешского И. Токсиной

Josef Nesvadba. Případ Zlatého Buddhy. Detektivní příběh. Praha. «Naše vojsko» 1960.

Я приехал в Свагов всего на полгода, дольше здесь задерживаться не собирался и полагал, что время пройдет незаметно. Увы, уже через месяц я прочел все книги в местной библиотеке, а еще через пару недель начал писать отчаянные письма своим пражским друзьям. Куда девать свободное время? Знакомых нет, развлечься негде. В Свагове, кроме фабрики, был еще лишь престарелый ресторан, скорее постоялый двор. Сама фабрика тоже была не новой. О ней упоминают все исторические пособия уже с конца девятнадцатого века. Тогда же сваговская фабрика прославилась кровавой стачкой, во время которой войска впервые стреляли в чешских рабочих.

До сих пор мне не довелось заниматься историей рабочего движения, не та у меня специальность, но в Свагове от нечего делать я начал просматривать материалы о тех событиях и вскоре убедился, что они еще очень мало изучены. Вот так мне и посчастливилось извлечь из небытия ныне широко известную историю о Золотом Будде.

Рукопись, в которой рассказывалась эта история, я обнаружил в здешнем Доме пионеров. Когда-то это здание именовалось Риссигбургом, то есть замком Риссига. Его построили в готическом стиле по заказу владельца фабрики барона Риссига на таком месте, чтобы были видны все цехи фабрики и занятые в них люди. Пионеры освоили все помещения, за исключением затхлого подвала. Там-то я и обнаружил окованный ящик. Директор фабрики разрешил его открыть, заручившись предварительно дозволением министерства. Все были потрясены, увидев в ящике вполне современный сейф. Шифра, естественно, никто не знал, и сейф пришлось попросту взломать. Там не оказалось ни драгоценностей, ни описания секретов изготовления каких-то особых тканей, а лежала только рукопись, написанная неким Краслом, учителем из деревни возле города Млада Болеслав. Мы прочли рукопись с захватывающим интересом. Мы — это я, директор и представитель министерства, который позже увез рукопись в Прагу. Так что мне приходится пересказывать записки Красла по памяти, дополнив их сведениями из других источников. Право же, эта история ничем не хуже современных криминальных романов.

I. Тайная миссия

Красл родился в Свагове. Родители его вскоре умерли, и он попал в сиротский приют в Железном Броде. Позже способного мальчика направили в учительскую семинарию в Праге. Там он познакомился с некоторыми из популярных чешских общественных деятелей, прежде всего с доктором Х., который занимался тогда социальными проблемами, издавал журнал для рабочих, пропагандировал потребительские кооперативы. Ему нужны были верные люди на местах. Вскоре Красл стал доверенным доктора Х. в округе Млада Болеслава. Он сделался довольно популярным, этот учитель, как бы сошедший со страниц «Захолустных патриотов» К. В. Райса[1]. Он пел в хоре, заботился о своей школе, устраивал экскурсии в Прагу, в частности на торжественную закладку фундамента Национального театра. В Праге он виделся с доктором Х., получая от того различные советы и указания.

Однажды Красла вызвали в Прагу неожиданно, по телеграфу. Пришлось спешно искать, на кого оставить класс, занимать денег на дорогу (в то время учителям платили далеко не по-королевски). Красл порядком поволновался. Никогда до этого ой не получал телеграфных вызовов, поскольку был для этого недостаточно важной персоной. Он уже постарел на своей службе: стукнуло сорок, появилось брюшко от праздничных обедов, которые устраивали родители учеников, когда наступало время забивать скот. Жениться он как-то забыл. Да и женихом он был незавидным: наследства не получил, а накопить ничего не сумел, так как по доброте сердечной часто помогал бедным и нуждающимся.

— Дело идет о секретной миссии, — начал доктор Х., принимая Красла в своем кабинете на Смихове. — Ведь выскажется, родились в Свагове?

— Совершенно верно.

— А слышали вы о недавнем кровопролитии на фабрике Риссига?

— Да. Жаль, что рабочие вели себя так неразумно.

— Это и мое мнение. — Доктор Х. прогуливался по комнате, поблескивая массивными золотыми часами на цепочке. — Это было легкомыслие, достойное сожаления. Вдвойне достойное, ибо из-за него был убит наш помощник в тех краях, некий Павлата. Слышали о таком?

Красл не помнил Павлату.

— Убит при весьма странных обстоятельствах. Павлата даже не участвовал в рабочей демонстрации, сидел дома за столом. В него попала шальная пуля.

— Неужели? — вежливо удивился учитель.

— Да, это было подтверждено следствием и врачом. Так что я направляю вас туда отнюдь не как сыщика. Просто я хочу, чтобы на могиле Павлаты был поставлен памятник. Приличный памятник. Ведь этот человек работал с нами еще со времен декабрьской конституции[2]. Он организовывал наши кооперативы, «Ульи», по всей округе и устраивал немалые денежные сборы для нашего дела. Такие, как он, могли бы работать в фаланстерах… Тут доктор Х. перешел на Фурье, который был его коньком, — на райские времена, когда всем будет хорошо, морская вода превратится в океаны сладкого сиропа, а львы станут домашними животными.

— Однако я бы не хотел, — продолжал он, — чтобы нас считали какими-то заговорщиками, масонами, которые оплачивают памятники за какие-то темные дела. Отнюдь нет. А ведь теперь, как вы знаете, подозревают всех и во всем. Поэтому мы решили, что вы поедете в Свагов якобы посмотреть на родные места, поискать однокашников…

— Но я уже никого не помню… — отважился перебить его Красл. — Мне очень жаль…

— Неважно, дружище, неважно. Место рождения указано у вас в документах. Значит, если вы в чем-нибудь провинитесь, вас быстренько отправят по этапу в Свагов? — Доктор шутил. Толстый Красл в своей деревенской, скверно сшитой одежде никак не походил на бунтовщика, которого следовало отправлять по этапу.

— Вы поедете туда вроде бы повидать родные края и встретитесь с дочерью Павлаты. Она теперь осиротела, бедняжка. Побеседуйте с ней и присмотрите, чтобы Павлате поставили приличный памятник. Мы так решили на собрании и выделили соответствующие денежные средства. Без квитанции, пан Красл, мы вам полностью доверяем, — любезно продолжал доктор Х. — Нам не хотелось бы-официальности в этом деле. Ведь Павлата пал во время бунта рабочих, хотя и сидел у себя дома. Я слышал, что запрещено ставить памятник на братской могиле остальных погибших. Нам не хотелось бы дразнить власти. Тем более что обстановка там неспокойная, до сих пор еще стоят войска. Так что вы едете почти на фронт!

— Этого я не боюсь. Фронт я повидал.

— Где?

— Возле Градца. Пять лет назад я был ранен у Садовой.

— Ну, то другое дело, — сказал доктор Х., выкладывая деньги на стол. — Теперь имейте в виду: для школьного начальства вы заболели и лежите у францисканцев. Думаю, вы скоро вернетесь, самое позднее через неделю. И никому ни слова! Разве только местному учителю, который нам, может быть, заменит Павлату. Да еще, наверное, дочери. В общем, смотрите сами. А если вас кто спросит о сегодняшней встрече, скажете, что мы обсуждали обращение к смиховским рабочим. Понимаете? Обращение. Они хотят бастовать из-за сваговского расстрела. Безумцы! Дразнить фабрикантов во время кризиса! Раздражать власти, которые особенно настороже после событий в Париже. Вы слышали, как там расправились с революцией? Нет, эти люди в Смихове совсем лишились разума. А разум сейчас, — разгорячившись, доктор хлопнул себя по лбу так, что на носу подпрыгнула дужка пенсне, — необходим нам всем. Вам также, друг мой, чтобы все обошлось без неприятностей. Счастливого пути, будьте здоровы! И выйдите, пожалуйста, черным ходом.

Красл не помнил, как выбрался на улицу. В кармане уйма денег — столько он еще в жизни не видел. Впереди отпуск на целую неделю: важное поручение, встреча с родными местами… Сколько лет уже он собирался посетить могилы родителей! Знай Красл, что его ожидает в Свагове, он бы предвкушал поездку с меньшим нетерпением.

Свагов больше походил на поле боя, чем на мирный горный поселок. На улицах до глубокой ночи буянили уланы — молодые парни из Венгрии, не дураки выпить, тем более что за содержание платил Риссиг и другие окрестные фабриканты, которые лишь в присутствии войск чувствовали себя в безопасности. Был даже проект: рядом с каждой фабрикой поставить казарму. Осуществлению его впоследствии помешала лишь скупость фабрикантов. Но покуда у них в ушах еще звучали угрозы рабочих, не забылись многотысячные демонстрации перед Сваговской фабрикой, хозяева с готовностью платили денежки. Уланы разместились в одном из цехов фабрики и ходили питаться на кухню Риссига. Днем у ворот фабрики они проверяли рабочих, сопровождали хозяина и управляющего во время обхода цехов, двое даже ездили на запятках кареты пани Риссиг. До уланов здесь стояли чешские войска, но их пришлось отозвать. Очень уж легко солдаты знакомились с девушками и парнями, работающими у станков.