Мила Бояджиева - Сердце ангела

Л. Бояджиева

СЕРДЦЕ АНГЕЛА

(Издана под псевдонимом Людмила Князева)

Глава 1

Она не просто первоклассная рекламная мордашка. Она — идеал, мечта, символ. Для обитателей разных континентов её образ озарен фейерверком жизненного везения, подаренного судьбой смертному. Роскошь природы и цивилизации по праву принадлежат совершенству. Лучшему — лучшее. Синие заливы среди пальмовых рощиц, хрустальные водопады, шелковая трава, ласковое солнце, свежий ветер, звезды, мерцающие в бархате небосклона, цветущие луга с жужжанием шмелей и порханием бабочек — все для нее. А ещё яхты, дворцы, самолеты и автомобили, творения ювелиров, портных, парфюмеров, мебельщиков, художников, музыкантов, — самых достойных, носящих титул мастера. И, конечно, счастье. Ослепительное, которому нет конца.

Так думают миллионы обитателей планеты, а журналисты без устали обсуждают власть светлоликой красавицы. Кто она — очередная иллюзия массового сознания, удачное порождение имиджмейкеров или подлинный феном, таящий некую загадку? Ответы возникали самые разные. Но даже в насмешках приверженцев иронического скепсиса, уместного в разговоре о всемирной славе рекламной девушки, пряталось восхищение. В этом трудно было усомниться, когда рядом с бледными комментариями ярко и трепетно сиял портрет Виты Джордан.

В мире происходили страшные вещи: сербские власти усиливали давление на демократию, избрание нового секретаря ООН зашло в тупик, США обличали КНР в ядерном сотрудничестве с Пакистаном, российский президент перенес операцию на сердце, Чечня очередной раз срывала мирные переговоры. Отчаянные фотокорреспонденты запечатлели облик мировых невзгод — безумные глаза политиков, солдат, беженцев, наркоманов и всех остальных бедствующих в житейском море потерянных. Но смотреть хотелось на Виту и думать при этом о самом приятном. У неё было такое выражение лица, словно ей удалось разглядеть за смутами и нечеловеческим безобразием нечто чрезвычайно важное. А это важное оказалось радостным.

О её приезде говорили всю осень. И, наконец, в коне вьюжного, мокрого декабря девушка, от которой невозможно оторвать взгляда, прибыла в Москву.

В такие дни работников аэропорта Шереметьево, ответственных за встречу особо именитых гостей, охватывает презрительная ненависть к соотечественникам. «Москвичи с нетерпением ждут…», «…немало усилий приложили столичные власти, чтобы принять в своем городе…», «не многие останутся равнодушными к сенсационному сообщению: Вита Джордан, несравненная Вита пройдет по нашим улицам».

Такое впечатление, что государственные проблемы решатся, стоит лишь юной американке ступить на российскую землю. Во всяком случае, на лицах осаждавших аэропорт людей застыл исступленный восторг юродивых, ожидающих второго пришествия.

Еще противней всяческая деловая братия — с камерами, микрофонами, софитами, сомнительными, невесть кем подписанными спецпропусками и тоскливой ухмылкой бывалых профи, делающих чертовски ответственную и до ужаса надоевшую работу.

Заведующий отделом особых мероприятий наземной службы аэропорта Илья Ильич Буркин в сердцах опустил жалюзи на окне кабинета, находившегося над секциями прибытия. «Черт те что! То рвут на части малышку Веронику Кастро, то митингуют в честь какого-то шизанутого престарелого педика с морковными патлами, то вьются ужом вокруг плоской, как доска, французской шансонетки или перешитого вдоль и поперек, отбеленного негритоса в респираторе. Можно ещё понять, когда прибывает Монтсеррат Кабалье или Великая княгиня Леонида — персоны общекультурного, исторического значения. И, вообще, фигуры представительные, требующие особой опеки и внимания. А тут… Колготочки, помадки, шанели да диоры. И кому это, спрашивается, надо? Алле Пугачевой?»

Размышления подполковника прервал писк рации.

— Рейс Нью-Йорк — Москва на выгрузке. Запасные выходы блокированы. Объекты с полным комплектом сопровождающих лиц транспортируются к секции А8, - доложил дежурный с посадочной площадки.

Сразу же последовал сигнал от руководителя группы охраны в здании аэровокзала: «Гости проходят паспортный контроль. Готовьте встречу».

Илья Ильич сунул за щеку ментоловую подушечку, чесанул гребешком волнистые волосы с черно-бурой проседью, надел фуражку. Задумчиво посмотрел на свое изображение в зеркальной двери умывального шкафчика и спохватился. Пару пшиков дезодоранта «Олд спайс» подмышками кителя довершили туалет. Не принципиально, что жена инструктировала применять дезодорант после легкой водной процедуры и, разумеется, никак не поверх одежды. Главное исполнительность, а запах — он от наружного применения только выигрывает.

На экране монитора появилась пустая лестница, к которой со всех сторон с муравьиной расторопностью рванулись люди. Вверху на галерее приняли выжидающую стойку причастные к встрече официальные лица с букетами, внизу, вздымая микрофоны и камеры, толпились журналисты во главе с привилегированной группой ОРТ, приобретшей право на эксклюзивные репортажи.

Наметанный глаз подполковника тут же отметил в разных концах масштабной композиции богатырские фигуры в штатском. Служащие спецподразделения были готовы справиться с любой экстремальной ситуацией террористическим актом, прорывом трубы отопления, несвоевременными родами какой-нибудь представительницы прессы и даже с политическими волнениями.

Красно-коричневые смекнули, что всякую ситуацию, сопровождающуюся скоплением народа и присутствием средств массовой информации, можно использовать в своих целях. Лозунги и транспаранты они носили с собой. И теперь какой-то энтузиаст поспешил развернуть союзное знамя с серпом и молотом, но тут же исчез из поля зрения, — возможно, передумал. Подполковник с облегчением вздохнул, отметив тот факт, что визит звезды рекламы далек от политики. «Эта от кутюр в нашей криминогенной ситуации что горчичник на жопу для бесноватого. Выздороветь не выздоровеет, а от головы, вроде, оттягивает. Хотя, эта американская фифа не треснула бы, выплатив в качестве подарка москвичам задолженность по зарплате. Пусть только многодетным учителям, вроде Татки. Вот и была бы желанной гостьей — с превеликой радостью каждый месяц ей прогулки по столице устраивали бы», размечтался Буркин, чуть не пропустив появление звезды.

Светловолосая голова мелькнула за частоколом плечистых амбалов, а когда гостья начала спускаться по лестнице, подполковник увидел её всю высокую, в чем-то неброско-бежевом, с прижатыми к груди цветами и чуть испуганной улыбкой. «Ничего особенного, — подумал он. — Славненькая». И даже не вспомнил о том, что выражение детской наивной беззащитности — всего лишь одна из профессиональных масок, используемая для обольщения толпы ловкой моделькой. Буркину вдруг стало приятно защищать Виту — такую милую, без всяких звездных закидонов, глядящую на российских граждан с робким приветливым любопытством.

Гостья любезно отвечала на приветствия и ничего не изображала — ни королевского высокомерия, ни чрезмерной радости. Зря, видно, болтали подруги, что образ славной девочки, потерявшейся в дебрях рекламного бизнеса, — привычная роль миллионерши. И не напрасно жалели её доброжелатели, считая милой крошкой, живой куклой с доброй душой, которой играют ловкие оборотистые дельцы. «Вон хмурый толстяк, одетый как «мистер-твистер», коршуном рядом вьется и по сторонам зыркает — не иначе приставлен ихними спецслужбами для предотвращения утечки информации. Наверно, ещё и в постель лезет. «Сволочь пузатая! Да, тут никаких миллионов не захочешь», — решил Буркин и открыл дверь — по протоколу встречи настал момент его выхода. Начальнику предстояло проследить за движением гостей через зал вплоть до посадки в белый «линкольн», ожидающий у подъезда. Подальше, в сопровождении «мерседесов» с мигалками, возмутительница спокойствия покатит в «Метрополь», вызывая головную боль у других ответственных за её сохранность лиц.

«С глаз долой — из сердца вон», — этой присказкой неизменно провожал гостей далеко несуеверный Буркин и мысленно крестился, если встреча прошла без ЧП. Теперь, глядя вслед удаляющейся девушке, он пожалел о чем-то несостоявшемся, — возможно, о героической схватке за жизнь и честь Виты с какой-нибудь бандой, прорвавшейся на территорию аэропорта. А, может, о знакомстве, которое вполне могло бы состояться, вступись подполковник Буркин за честь и достоинство гостьи. Мысли эти были из разряда «парфюмерных грез» — из того сказочно-наивного мира, к которому принадлежала мисс Джордан. Но подполковник расслабился, забыл произнести ритуальную фразу и был наказан. На пути начальника выросла троица, которая сразу ему не понравилась. Хотя на любого другого гражданина, несомненно, произвела бы приятное впечатление. Два обаятельных крепыша в строгих костюмах вели под руки несколько огорченного чем-то приятеля, тоже человека весьма солидного, в добротной кожаной куртке и хорошо отутюженных брюках. Он упорно смотрел себе под ноги, представив взгляду подполковника едва прикрытое редкими сивыми прядями темя. Буркин молча впустил визитеров в кабинет и запер дверь.