Элмор Леонард - Ла Брава

Элмор Леонард

Ла Брава

Эта книга посвящается Свони, благослови его Боже

Глава 1

— Он уже три года занимается фотографией, посмотри на его работы, — уговаривал Морис. — Вон тот тип. Ты глянь, как он стоит, с каким выражением лица! На кого, по-твоему, он похож?

— На сводника, — ответила женщина.

— Он и есть сводник, сутенер вообще-то. Но я не о том: вот еще та фотография. Исполнительница экзотических танцев, он щелкнул ее за кулисами. Кого-нибудь тебе напоминает?

— Девушка?

— Прекрати, Ивлин. Не девушка, а стиль. Атмосфера. Девушка старается подать себя получше, выставляет напоказ свои прелести— все при ней, это да, но ты посмотри на гримерную: вся эта мишура блестящая, дешевые побрякушки…

— Хочешь, чтобы я сказала: «Диана Арбю»?

— Если б ты сказала «Диана Арбю», это было бы неплохо. Еще можешь сказать: «Дуэйн Майклc», «Дэнни Лайон». Можешь сказать: «Вайногрэнд», «Ли Фридлендер». Хочешь вернуться еще на несколько лет назад? Я был бы очень рад, если б ты сказала: «Уолкер Эванс».

— Твой старый приятель.

— Еще какой старый. Мы с тобой тогда еще и знакомы не были.

— А как тебе вон те? — Ивлин неторопливо обводила взглядом разложенные на столе черно-белые снимки формата восемь на десять дюймов, переливающиеся в свете флуоресцентной лампы.

— Занятно, — признала она.

Морис удовлетворенно вздохнул. Ему удалось пробудить ее интерес.

— У парня верный глаз. У него есть инстинкт, Ивлин, и он не боится подойти вплотную и сделать свой снимок. Я тебе вот что скажу: у него от природы больше таланта, чем я нажил за шестьдесят лет работы. Он всего года четыре как взял в руки фотоаппарат.

— Погоди-ка, Морис, так сколько же тебе лет? — полюбопытствовала Ивлин. — По-прежнему семьдесят девять или…

— Сколько есть — все мои, — ответил Морис.

Морис Золя имел рост пять футов и пять дюймов, вес около ста пятнадцати фунтов, акцент южанина, городского человека, уверенную интонацию знатока. Многие годы опыта и сменявшие друг друга стили смешаны воедино и поданы— кстати или некстати — с небрежным превосходством. Тридцать пять лет назад эта рыжеволосая красотка работала на него, а он тогда был штатным фотографом в нескольких крупных гостиницах и ночных клубах в Майами-бич. Ивлин Эмерсон— ему нравилось ее имя, и он пел его на разные лады, укладывая рыжеволосую в свою постель. Теперь у нее собственное дело — галерея Ивлин Эмерсон на Коконат-гроув, и весит она на добрых полсотни фунтов больше, чем Морис.

— Чего мне не надо, так это «ар деко», этих импрессионистских ракурсов. Молодежь это любит, но денег у них нет.

— При чем тут «ар деко»? — Схватив со стола один из снимков, Морис помахал им перед ее носом. — Он снимает людей. Вот здесь богатые еврейские старухи сидят на веранде гостиницы— разумеется, гостиница тоже попала в кадр. А как же иначе, это ведь часть атмосферы. Кажется, будто время прошло мимо них. А эти, в парке Луммус, — смахивают на стайку птиц, правда, а? Носы кривые, точно клювы.

— Старые еврейки из Нью-Йорка и кубинцы, — подытожила Ивлин.

— Это наш город, детка. Он запечатлел Саутбич таким, каким мы его видим сегодня. Он передает его драму, его пафос. А посмотри на того парня, с татуировками…

— Кошмар!

— Он хотел разукрасить свое тело, сделать себя привлекательнее. Но ты присмотрись как следует: у него есть свои чувства, это личность. Он встал утром, и у него свои мечты, как у каждого из нас.

— Ничего общего с теми людьми, которых я знаю, — возразила она, имея в виду фотографа.

— И претензий таких нет, — отрезал Морис — Посмотри: никакого дерьма. Обнаженные факты.

Он чувствует атмосферу и заставляет тебя ее почувствовать.

— Как его зовут?

— Джозеф Ла Брава.

— Ла Брава? Что-то знакомое.

Морис склонил голову, выставив на обозрение загорелую лысину, поглядел на хозяйку гостиницы поверх очков и пальцем подвинул их повыше к переносице — этот жест заменял ему галантное прикосновение к шляпе.

— Ты, как всегда, в курсе всего. Следишь за событиями. Думаешь, почему я пришел к тебе, а не в какое-нибудь заведение на Кейн-Конкурс?

— Потому что ты меня по-прежнему любишь. Полно…

— Некоторым людям приходится годами рвать задницу, чтобы добиться признания, — развивал свою мысль Морис, — а другие становятся известными за один день. Второго сентября 1935-го я оказался на Исламораде, работал на ветке Ки-Уэст железнодорожной линии Флорида Ист-Коаст, так?

Ивлин была осведомлена об этом во всех подробностях: как ураган обрушился на мост и Морис успел сфотографировать самую страшную железнодорожную катастрофу за всю историю штата Флорида. Двести восемьдесят шесть рабочих, укладывавших в тот день полотно, погибли или пропали без вести. Два месяца спустя Морис уже делал снимки для министерства сельского хозяйства, портрет Америки, сотрясаемой Великой депрессией.

— Кто такой Джозеф Ла Брава, а, Мори? — промурлыкала она.

Морис прикрыл глаза и открыл их, возвращаясь в настоящее, вновь поправил очки в тяжелой оправе, словно переключаясь с их помощью.

— Это Ла Брава сфотографировал того парня, которого сбросили с моста.

— О боже! — выдохнула Ивлин.

— Он ехал со стороны Семьдесят девятой улицы в сторону Хайалиа. Приближаясь к I-95, увидел наверху у самого ограждения троих парней.

— Повезло, только и всего, — прокомментировала Ивлин.

— Погоди. Тогда ничего еще не было. Эти трое парней вроде бы просто стояли на мосту. Но Джозеф что-то почуял и съехал на обочину.

— Все равно, ему повезло, — настаивала Ивлин— У него оказалась с собой камера.

— Он всегда берет с собой фотоаппарат. Он ехал в Хайалиа, чтобы там снимать. Он поднимает голову, видит тех парней и сразу вытаскивает линзы для дали. Ты послушай: он успел сделать два снимка еще до того, как они схватили того парня, потом сфотографировал момент, когда они подняли его и, наконец, как он падал, растопырив руки и ноги, словно летел, — тот самый снимок, который напечатали в «Ньюсуик» и во всех газетах.

— Должно быть, неплохо заработал.

— Примерно двенадцать штук за один снимок, — сказал Морис. — Ты еще его выставила в витрине— первая персональная выставка Джозефа Ла Бравы.

— Не знаю, — повторила Ивлин. — Я торгую в основном всякой экзотической чушью. Нынче в моде сюрреализм. Крылатые змеи, цветная дымка…

— К твоему товару надо бесплатно давать слабительное. Ивлин, этот парень— настоящий талант, он своего добьется, я тебе гарантирую.

— Как он выглядит?

— Симпатичный парень, ближе к сорока. Волосы темные, среднего роста, худощавый. Не то чтобы стильный, но вполне ничего.

— Сколько их тут перебывало— сами без носков, зато портфолио битком набито «социально-значимыми» работами.

— Нет, он не хиппи. Этого я не говорил. — Морис набрал в грудь побольше воздуху, решившись открыть ей тайну. — Представляешь себе парней, которые охраняют президента? Секретная служба. Он был одним из них.

— Правда? — Похоже, это произвело впечатление. — Ну, эти-то всегда подтянутые, в костюмах, при галстуках.

— Да, раньше он тоже был таким, — подтвердил Морис— Теперь он не ходит в парикмахерскую, одевается, как ему удобнее. Но видела бы ты, как Джозеф идет по улице, — он подмечает все, что происходит, выхватывает из толпы лица, людей, которые привлекли его внимание. Привычка, он уже не может от нее отделаться. Знаешь, кем он был до Секретной службы? Следователем в налоговой полиции.

— Господи, — вздохнула Ивлин. — Нечего сказать, приятная личность.

— Да нет, он парень что надо. Он сам говорит, что раньше занимался не своим делом, — заступился Морис. — Теперь, если он видит кого-нибудь подозрительного или опасного, ему надо только одно: щелкнуть этого типа.

— Похоже, он и сам тот еще тип, — буркнула Ивлин.

— Можно сказать и так, — кивнул Морис. — Он из тех тихонь, про которых никогда не знаешь, что они выкинут в следующую минуту. Но парень хорош, а?

— Ничего себе, — сказала Ивлин.

Глава 2

— Я открою тебе секрет, которым ни с кем тут не делился, — сказал Морис, и стекла его очков, его дочиста выскобленная загорелая лысина таинственно заблестели в свете фонарей. — Я не просто управляющий, я владелец этой гостиницы. Я купил ее в 1951-м, за наличные. Сразу после Кефавера.

— А я думал, гостиница принадлежит той женщине из Бока, — сказал Джо Ла Брава. — Ты же вроде сам так говорил?

— Ну да, женщина, которая живет в Бока, владеет частью гостиницы. В пятьдесят восьмом она подыскивала, куда вложить денежки. — Морис Золя запнулся, вспоминая. — В пятьдесят восьмом или в пятьдесят девятом. Они тогда тут кино снимали с Фрэнком Синатрой.

Они вышли из гостиницы, оставив позади опустевшую веранду, уставленную металлическими стульями, перешли через пустынную улицу на другую сторону, ближе к пляжу, где Морис оставил машину. Ла Брава старался быть терпеливым, имея дело со стариком, но, придерживая распахнутую дверь автомобиля, молился про себя, чтобы эта история не затянулась. Старикан мог в любой момент остановиться посреди улицы, если собирался сказать, на его взгляд, важное. Остановившись в проходе в «Вулфи» на Коллинс-авеню, он собрал позади целую очередь желающих выйти или войти, которые вынуждены были выслушивать его повесть о славных местечках, где можно было оттянуться в былые дни, или о том, как раньше отличали на пляже среди пестро одетой толпы букмекера.