След на весеннем снегу - Людмила Мартова Страница 2

Эта тема была для Милы совсем уж болезненной, и разговор она быстро свернула и после прекрасных десяти дней в новогодней Москве вернулась в Малодвинск, сиявший тогда белизной пышных сугробов. Колокольный звон плыл над казавшимся бесконечным льдом реки, множился в морозном воздухе на тысячи маленьких колокольчиков. Динь-динь, динь-динь.

Этой зимой Мила вдруг полюбила кататься на лыжах. Брала их в прокате, вставала на проложенную по реке лыжню и устремлялась в воскресное путешествие, наполненное звенящими колокольчиками, в котором отчего-то ее одиночество ощущалось менее остро. Зимний Малодвинск с его цветными ухоженными домиками, словно ягодки в мороженом, был не менее красив, чем летний, и Мила как-то приноровилась к нему и к себе в нем, веря, что за зимой наступит весна, а там и до лета рукой подать.

Кто ж знал, что весна окажется такой тяжелой. К счастью для Милы, на выходные перед Восьмым марта приехала мама, причем не просто приехала, а привезла полуторагодовалого ягдтерьера по кличке Кактус.

– Все не одна будешь, – объяснила мама умильно наблюдающей за обнюхивающим комнату псом Миле. – Ты же всегда хотела собаку. Вот, занимайся. Только с ним гулять много надо, охотничья порода. Но тебе полезно больше бывать на свежем воздухе. Вон какая зеленая.

– Мам, где ты его взяла? – удивленно спросила Мила. – Не щенок, вполне себе взрослая псина.

– Соседи по дачному участку попросили присмотреть, – помолчав, сказала мама. – Они уехали за границу, надолго, а собаку с собой не взяли.

Почему соседи уехали, Мила уточнять не стала. И так понятно.

– А почему он Кактус? – вместо этого спросила она.

– Потому что ершистый и колючий, – засмеялась мама. – Ягды – сложная порода, Милка, не диванная, лебезить и прислуживать не умеют. Это очень свободолюбивые собаки, прям как ты. Я думаю, вы подружитесь.

Мама через два дня вернулась к мужу, заполнив холодильник наготовленными вкусностями, а Кактус остался, и вот уже месяц Мила осваивалась в новой для себя роли его хозяйки. Характер у пса действительно оказался непростой, волевой и независимый, так что кто кому был хозяином, определить было довольно сложно. Вставать теперь приходилось на час раньше, чтобы пес мог вдоволь нагуляться и набегаться в парке. В первые дни Мила боялась спускать его с поводка, вдруг убежит, но Кактус был прекрасно обучен, по крайней мере, команду «ко мне» выполнял беспрекословно.

Самой большой проблемой оказалось то, что, очутившись на свободе, он тут же принимался с упоением рыть яму в снегу, в которую залезал чуть ли не целиком, утоляя врожденный инстинкт в норной охоте. С каждым днем подходящих для этого сугробов становилось все меньше, а значит, в скором времени рыть норы Кактус обязательно начнет в земле. В городском парке это будет серьезной проблемой, поэтому Мила ломала голову, где ей придется гулять с собакой, чтобы Кактус мог резвиться на свободе без оглядки на необходимость вести себя чинно и благородно.

Еще одна проблема была связана с тем, что Кактус оказался крайне привередлив в еде. От сухого корма, купленного Милой в единственном на весь Малодвинск «собачьем» магазине, отказался наотрез, а из каши, сваренной на мясном бульоне с добавлением овощей и мяса, вытаскивал самые вкусные кусочки, оставляя все остальное нетронутым.

На третий день Мила догадалась пропускать приготовленную еду через блендер. Пес разочарованно вздохнул, но еду съел, получив в награду кусочек груши. С того дня так и повелось – за то, что он соглашался на сваренную специально кашу, за мясом и овощами для которой приходилось ходить на рынок, ему была положена «премия» в виде какого-нибудь фрукта. В качестве вознаграждения годились бананы, хурма, но лучше всего – четвертинка груши. Приходилось следить, чтобы в доме они не переводились.

Во всем остальном Кактус был, пожалуй, совершенно беспроблемной собакой – не линял, теряя клочья шерсти, не стремился залезть в кровать или на диван, благосклонно приняв купленные и установленные в гостиной и спальне лежанки, агрессии не проявлял совсем, на прогулках позволяя себя гладить и взрослым, и детям, если те изъявляли такое желание, но излишним дружелюбием не страдал и первым никому не навязывался.

Даже Милу он воспринимал несколько отстраненно, словно за месяц так и не привыкнув к новой хозяйке или не позабыв старых. Мила с грустью думала, что Кактус, несомненно, понимает, что его бросили, а значит, предали. У нее был опыт предательства, шрамы от которого так и не прошли, а что, интересно, думают по этому поводу собаки? Как бы то ни было, ласковым этот пес не был и иногда казался грустным и потерянным, и в такой момент ему обязательно доставалась лишняя четвертинка груши. Чтобы хоть немного утешиться.

Сегодня суббота, свободный от уроков день, и можно еще поспать подольше, но Кактус, привыкший к тому, что на неделе они с Милой вставали в шесть утра, в семь уже требовательно поскуливал, сообщая, что ему нужно на улицу. Спать хотелось ужасно, но не мучить же собаку.

Встав с постели, Мила натянула спортивный костюм, собрала волосы в хвост и, решив, что ее утренний ритуал, в отличие от собачьего, вполне можно отложить, умываться не стала. Вчера днем была оттепель, но ночью опять подморозило. Здесь, в Малодвинске, умирающая зима цеплялась за жизнь особенно ожесточенно, отвоевывая каждый вздох, и Мила уже всерьез опасалась, что носить шапку и пуховик, пожалуй, придется до мая.

Благодаря выходному дню можно было никуда не торопиться, и Мила решила пойти не в сторону парка, где все тропинки не раз уже исхожены, а другой дорогой, ведущей в ту часть Малодвинска, где она еще никогда не бывала. За полгода жизни в этом городе, несмотря на то что был он совсем небольшим, у нее сложились привычные маршруты, которые она использовала практически ежедневно, неосвоенных же мест оставалось довольно много, и Мила подозревала, что в каком-нибудь из них наверняка можно гулять с собакой, с учетом ее охотничьих особенностей.

Кузнечная слобода была одним из таких укромных уголков, на который когда-то приходился центр малодвинской жизни. Сначала именно там стоял главный городской храм, горевший за свою историю чуть ли не двадцать раз и после последнего пожара так и не восстановленный, точнее, отстроенный в совсем другом месте, где и располагался по сей день.

Потом в слободе обосновались кузнецы, и давшие ей название, но во второй половине двадцатого века привычный стук молотков стих, деревянные строения кузниц постепенно развалились, вслед за этим опустели жилые дома и, оставшись без хозяев, обветшали,