Наташа Купер - Жертва Страница 35

— Эта твоя передозировка никогда не казалась мне особенно важной для дела! — воскликнул Редстоун с прежней беспечностью. — Конечно, старику нельзя было давать оба препарата одновременно. Только ведь никто, даже обвинение и их патологоанатом, не утверждал, будто того количества астемизола хватило, чтобы убить человека.

— Похоже, я чего-то недопонимаю, — сказала Триш, сообразив, что Фил совсем недавно перечитывал материалы дела. В противном случае он никогда не вспомнил бы название того непонятно откуда взявшегося лекарства. Значит, он и правда сильно беспокоился. — Я-то думала, именно наличие в организме жертвы астемизола убедило полицию, что произошло убийство.

— Не совсем так, Триш. Просто в данном конкретном эпизоде грань между фактом и предположением почти исчезла. Как я уже сказал, астемизол присутствовал в организме в очень небольшом количестве и не мог причинить серьезного вреда даже в сочетании с передозировкой терфенадина. Однако его хватило, чтобы полиция заподозрила неладное. Следователи предположили, что старику намеренно давали чересчур большую дозу лекарств.

— Вот как?

— Да, именно так. Обвинение предположило, что перед убийством моя клиентка хотела усыпить отца, лишив его возможности сопротивляться или хотя бы поднять шум и разбудить жену. По их версии, Гибберт могла заметить, что один только терфенадин не дает достаточного эффекта, поэтому, решив убить отца, добавила к его обычным таблеткам немного собственного астемизола.

Триш успела прочесть все сказанное Редстоуном в протоколах судебных заседаний, однако ей хотелось услышать, как подаст информацию сам Фил. Она глотнула еще немного вина и после небольшой паузы проговорила:

— Фил, не пойми меня неправильно, но… почему ты не позволил ей дать показания в суде?

— Ты прекрасно знаешь, что доказывать виновность подозреваемого обязана сторона обвинения, а я…

— Это ты можешь сказать газетчикам, — перебила его Триш. — Для телевизионного фильма тоже сойдет, а для меня — нет. Ты испугался, что Деб сломается на перекрестном допросе?

Фил откинулся на спинку стула и издал нечто среднее между вздохом и нервным смешком.

— Триш, поставь себя на мое место. Представь, что ты имеешь дело с клиенткой настолько злобной, как будто она постоянно находится под напряжением в сотню вольт. После каждого вопроса, даже самого невинного, она готова вцепиться тебе в глотку. Кроме того, тебе известно, что незадолго до убийства она устроила скандал в клинике, чуть ли не требуя прикончить своего отца — ну, или избавить его от мучений, кому как больше нравится. Ты знаешь, что полицейские подозревают и недолюбливают ее из-за тех вещей, которые она им наговорила. Ты знаешь, что родная сестра твоей клиентки в своих показаниях рассказала о том, как обвиняемая оскорбляла их отца. Представила? А теперь скажи, рискнула бы ты вызвать свою клиентку на перекрестный допрос с Марком Сейвори и показать судье и присяжным, что она собой представляет?

— Может, и не рискнула бы.

Теперь, когда Редстоун говорил искренне, он нравился Триш гораздо больше, чем прежде. Вдобавок ко всему он не так уж ошибался.

— Ну, а почему ты не вызвал кого-нибудь другого дать показания в ее пользу?

— Кого, например? Эпизод со вставной челюстью и полиэтиленовым пакетом — если он действительно имел место — произошел в спальне ее отца. Единственный человек, который находился в доме в ночь убийства, то есть ее мать, уже мертв. Если бы я вызвал свидетеля давать показания о характере Гибберт, но не вызвал ее саму, то всем стало бы понятно, почему я так поступил. В суде я мог придерживаться одной-единственной тактики — доказывать, что у обвинения нет ни одной убедительной улики против моей клиентки, а полиция не имела никаких оснований не верить признанию ее матери.

— Согласна.

— У них ведь на самом деле не было никаких серьезных доказательств. Ты не можешь этого не признать.

— Не могу, хотя присяжные посчитали иначе. Значит, твой патологоанатом не обнаружил совсем ничего, что говорило бы в пользу защиты?

Редстоун вздохнул.

— Нет. Я хотел найти какое-нибудь свидетельство, что старика задушили подушкой, а не пакетом. Это избавило бы нас от всех проблем, несмотря на утверждение свидетелей, будто мать Гибберт была чересчур слаба физически. К сожалению, повторное вскрытие не смогло показать, чем именно было произведено удушение.

— Тогда почему ты не задал этот вопрос патологоанатому со стороны обвинения?

Редстоун уже начал поднимать к губам бокал, но после слов Триш со стуком поставил его на стол.

— Значит, ты действительно хочешь раскритиковать мою работу. Так я и думал.

Триш почувствовала его ярость — холодную и острую, как лезвие ножа, — и постаралась не терять самообладания, чтобы не ответить тем же.

— Я хочу сказать только одно. Фил. Сейчас, оглядываясь на прошлое, нам обоим понятно — если бы ты спросил у патологоанатома, доказало ли вскрытие, что убитого задушили именно полиэтиленовым пакетом, а не подушкой, это могло здорово помочь твоей клиентке. Если бы ты задал этот вопрос, обвинению пришлось бы признать, что таких доказательств нет.

В глазах Фила снова замелькали знакомые искорки. Выходит, он знал, что прокололся. Вот и отлично. Теперь понятно, почему он приходил в такую ярость при мысли о планируемом телефильме и попытках Деборы и ее барристеров добиться пересмотра дела.

— Не надо учить меня работать, Триш.

Редстоун говорил подчеркнуто вежливо, но в его голосе звучало скрытое пренебрежение, словно Триш была сопливой девчонкой, которая посмела дерзить большому человеку, работавшему в адвокатуре целую вечность и поедавшему таких, как она, на завтрак, обед и ужин. Триш смотрела на него молча.

— На суде я смог добиться от полицейских, которые брали показания у моей клиентки, очень важного признания. Они не могли доказать, что моя клиентка выдумала историю с пакетом, — надменно заявил Фил. — К сожалению, я не смог убедить присяжных, что наша версия событий соответствует действительности. Моей клиентке просто не повезло. Тебе не хуже меня известно, как оно бывает.

— Иногда выигрываем, иногда проигрываем? — спросила Триш, вспомнив замечание Дэйва.

Затем подумала о куче дел, которые ожидали в конторе, о том, как разворчится Дэйв из-за ее постоянного отсутствия в последние несколько дней… Триш почувствовала, как сжимается желудок.

— Вот именно, — сказал Редстоун.

Триш выдавила кривую улыбку. Фил слегка расслабился, однако не настолько, чтобы выглядеть совершенно спокойным.

— Ты согласен принять участие в фильме? — спросила Триш.

— Зачем? Чтобы из меня публично сделали дурака? Разумеется, нет.

— Никто не собирается делать из тебя дурака, — терпеливо принялась вразумлять Фила Триш. — Ты объяснишь, что мог сделать адвокат при тех уликах и свидетельских показаниях, которые имелась против Деб. Расскажешь о версии, которую отстаивала сторона защиты, и объяснишь, почему не позволил Деборе дать показания.

— А кто будет ведущим? Ты?

— Господи, нет, конечно. Кто-нибудь из профессионалов. У меня все равно ничего бы не вышло. Да я и не хочу этого делать. Я здесь просто девочка на побегушках.

«И не уверена, смогу ли когда-нибудь простить Анну за то, что она втянула меня в свою безумную авантюру», — подумала она.

— Не знаю, — сказал Редстоун. — Я не могу сказать наверняка, пока не узнаю, кто будет ведущим, и не прочитаю сценарий.

Однако Триш уже не слушала Фила, потому что в дверном проеме появился Джордж. Она поднялась со стула, жалея, что бургундского в бутылке совсем не осталось. Джордж поцеловал ее, затем пожал руку Редстоуну.

— Не знал, что ты тоже участвуешь в проекте, Джордж, — сказан Фил, заметно растерявшись.

«Ага, — подумала Триш. — Значит, Редстоун получает от Джорджа немало дел, и поэтому боится с ним поссориться. Почему он мне сразу не сказал?»

— Нет, я здесь абсолютно ни при чем, — жизнерадостно откликнулся Джордж. — Я пришел забрать отсюда мою женушку и отвезти ее домой. Пора ей встать у плиты и приготовить мне ужин.

Триш взглянула на озадаченное лицо Редстоуна и с трудом подавила улыбку. Он никогда не видел их с Джорджем вместе и понятия не имел, как они иногда друг над другом подтрунивают. Триш обрадовалась, что Джордж, судя по его поведению, справился со своими утренними страхами. Она закашлялась, пытаясь подавить смех. Редстоун удивленно уставился на нее.

— Прости, — сказала Триш. — Я смеюсь из-за Джорджа. Он иногда любит поиграть в тирана и женоненавистника.

— А она того и гляди начнет нос задирать, — доверительно сказал Джордж. — Приходится периодически напоминать, где находится ее место на иерархической лестнице.

К Редстоуну вернулось прежнее самообладание.