Наташа Купер - Жертва Страница 36

К Редстоуну вернулось прежнее самообладание.

— Я смотрю, вы оба любите играть в довольно странные игры. Ладно. Мне пора идти.

— Спасибо, Фил, что не отказался со мной побеседовать. Да, кстати, пока ты не ушел… Ты просил, чтобы эксперты проверили записи доктора Фоскатта на предмет подчисток или фальсификации?

Редстоун посмотрел на нее, как на мокрицу, выползшую из-под сырых половиц.

— Разумеется, просил. Все документы оказались подлинными, без всяких исправлений или подчисток.

— Жаль… Но в любом случае спасибо.

— На здоровье. Кстати, для Джорджа это вино было бы чересчур хорошим, — сказал он, показав на пустую бутылку бургундского. — У твоего друга, Триш, не очень изысканный вкус.

— Придурок, — буркнула она, когда Редстоун ушел. — Почти все сам выдул, как будто это не вино, а смородиновый сок.

— Какое невероятное свинство! Заказать еще бутылку или лучше пойдем домой?

— Лучше домой.

Когда они шли через мост в сторону Саутуорка, Джордж вдруг сказал:

— Кстати, сегодня я разговаривал с одним человеком из социальной службы Вестминстера…

Триш посмотрела на него с удивлением.

— …и спросил, как идут дела у твоего протеже. По всей вероятности, его отдадут под опеку одной прекрасной супружеской пары, очень опытной. Он не…

— Мой протеже?

Триш растерялась и никак не могла сообразить, о чем идет речь.

— Я о ребенке того умершего наркомана. Помнишь статью в субботних выпусках газет? Ну, очнись же. Двухлетний ребенок. Ты ведь не могла о нем забыть. Ты же так из-за него убивалась, что готова была порвать кого-нибудь в клочья. Я думал, тебе будет интересно узнать о его судьбе.

Триш покачала головой.

— Нет-нет. Конечно, я не забыла. Насколько я понимаю, генетическая экспертиза показала, что он все-таки не внук тех людей?

— Верно. Как бы то ни было, с мальчиком все будет в полном порядке. В Вестминстере отличные социальные службы, и там работают прекрасные люди.

— Спасибо, что не поленился спросить. Джордж, ты у меня такой…

Он наклонился и легонько чмокнул ее в щеку. Триш знала, что может не объяснять ему, как непросто ей пришлось в последние дни, но иногда так хотелось пожаловаться — не столько ради Джорджа, сколько ради самой себя.

— Они не сказали, как у ребенка со здоровьем?

— Наркотической зависимости у него нет, но питался он очень плохо, поэтому проблемы есть. Сказывается нехватка витаминов.

— А мозг?

— Вроде бы в порядке, хотя не исключено, что развиваться мальчик будет медленнее, чем здоровые дети. Через год-два будет видно.

— Несчастный ребенок. Как бы я хотела помочь ему хоть чем-нибудь.

— Я понимаю, только ты все равно ничего не можешь сделать. Не терзай себя, мальчику от этого легче не станет. Кстати, как дела у твоего отца?

— Неплохо. Говорит, в следующий понедельник выходит на работу. По-моему, еще рановато, а он уперся — врач, видите ли, сказал, что с ним все в полном порядке. Заявил, что если будет сидеть дома, то от тоски в петлю полезет. Господи! Совсем забыла…

— Что?

— Я же хотела съездить в больницу, извиниться перед дежурным врачом. Они отпустили Пэдди домой и не сказали мне ни слова, вот я и сорвалась на бедного, ни в чем не повинного доктора, а после убийства Чейза и всего остального забыла… Конечно, это не оправдание. Черт! Я так наорала на бедного парня.

— Не стоит так расстраиваться, Триш. Он наверняка давно привык к тому, что родственники больных срывают на нем злость и дурное настроение. К тому же ты была совершенно права.

Триш посмотрела на него с изумлением.

— Ты была права, — повторил Джордж, заметив ее удивление. — Ты ведь просила врачей сообщать тебе обо всех изменениях в самочувствии отца, оставила им номера всех своих телефонов. Тот факт, что изменения были к лучшему, не давал им права не выполнять собственное обещание. Они обязаны были тебе позвонить.

Триш благодарно обхватила округлую талию Джорджа руками и так и пошла, не отпуская его, несмотря на жару.

Дома Джордж налил себе бокал вина, настоял на том, чтобы Триш поднялась наверх и первой приняла душ, а сам отправился на кухню. Когда зазвонил телефон, она уже успела спуститься вниз — чистая и со свежими силами.

— Триш? Это я, Анна. Я пытаюсь дозвониться до тебя с самого утра, как только узнала про Малкольма.

— Да-да, я знаю. Прости, я была очень занята, чтобы перезванивать.

Триш уселась на диван, поджав под себя ноги. На кухне Джордж готовил ужин, и оттуда доносились аппетитные ароматы, щекотавшие ноздри. Она принюхалась и решила, что пахнет немного лимоном, немного чесноком, рыбой и топленым маслом.

— Я не представляю, что теперь делать с фильмом. — В голосе Анны отчетливо звучали истерические нотки. — Нам обязательно нужен был Малкольм. Без него мы ни за что не сможем продать фильм. Как он мог?..

— Господи, Анна! Его же убили.

— Я знаю, знаю. Конечно, это ужасно и для самого Малкольма, и для его семьи, но мы ведь… Черт подери!

— Триш! — крикнул из кухни Джордж. — Еще пара минут, и все будет готово!

— Анна, у меня мало времени.

— Да, я слышала…

— Ты что, плачешь?

— Нет. Конечно, нет, — ответила Анна и громко всхлипнула.

— Ну, перестань. Говори, что у тебя там стряслось? Господи, неужели вы с Малкольмом…

— Не смеши меня, — перебила Анна и снова всхлипнула. — Просто я обязательно должна сделать этот фильм и продать его. Обязательно, понимаешь?

— Почему? Ну давай, выкладывай!

— Я не хотела говорить тебе, Триш, но это мой последний шанс. Если в следующем месяце я не получу крупную сумму денег, банк затянет у меня на шее петлю. Дело очень срочное. Меня ждет банкротство, понимаешь? Если это случится, я потеряю свой дом. Мне сорок два года, Триш. Я уже никогда не смогу купить себе новый дом. Я не знаю, что со мной будет. Я…

— Анна, послушай…

— Когда я узнала про Дебору и поняла, что она в самом деле невиновна… Я была уверена, что вытянула выигрышный билет. Потом выяснилось, что найти альтернативного убийцу не так-то просто. Редакторы сказали, что историй о несправедливо осужденных и так хватает, и они не купят сюжет, если я не смогу хотя бы предположить, кто был настоящим убийцей, и обосновать свои выводы.

— А твои редакторы не боятся обвинений в диффамации?

— Ну! Так далеко мы еще не заглядывали. Главное, они все время повторяли, что нужна драма, а не нудная лекция по юриспруденции, вот я и старалась, понимаешь? Я правда старалась, как могла. Только я ведь не особенно во всех этих вещах разбираюсь и не умею так здорово, как ты, людей опрашивать. В общем, ничего у меня не получилось. Я перечитывала материалы чертовых судебных заседаний снова и снова и не видела никаких зацепок. В конце концов, я начала думать, что было чистым безумием тратить на этот фильм столько денег и столько времени. Я ведь взяла на него кредит в банке, понимаешь? Малкольм, правда, был на моей стороне, только и он ничем существенным не помог. Вот тогда я и решила обратиться к тебе, Триш.

— Надо было сразу рассказать все как есть.

— Я подумала, что если кто-то и способен найти убийцу и спасти меня, то только ты, Триш. Я была… я была в полном отчаянии.

Вот дьявол! Значит, теперь, помимо собственной безопасности, здоровья отца, проблем своих клиентов, Деборы Гибберт и Кейт, придется беспокоиться и за Анну с ее невеселым будущим. У Триш появилось чувство, будто несчастья преследуют ее, однако на смену мрачным мыслям тут же пришло инстинктивное желание взять все под контроль и объяснить каждому, что и как следует делать.

— Постарайся не впадать в истерику, — сказала она наконец. — Еще не все потеряно. Завтра утром я позвоню Корделии Уотлам и постараюсь как можно скорее встретиться с ней. Кто знает, вдруг выясним что-нибудь полезное. Ты, главное, не падай духом. Конечно, участие Малкольма имело и для Деб, и для фильма большое значение, но на нем свет клином не сошелся. Если мы раздобудем для нашей истории какие-нибудь громкие факты, то твой канал обязательно согласится купить фильм даже без участия такой знаменитости, как Чейз. Я обещаю сделать все возможное.

— Я знаю. Я знаю, Триш, ты будешь драться, как тигрица, и за меня, и за Дебору. Извини, что сразу все не рассказала. Не надо было скрывать насчет банка, просто я боялась признаться, что нахожусь в таком отчаянном положении. Мне всегда казалось, что, когда люди знают о твоих неприятностях, они начинают относиться к тебе, как к человеку второго сорта, и не придают никакого значения твоим словам, и они…

— Анна, перестань. У тебя самая настоящая истерика. Я же сказала, что сделаю все возможное. Я позвоню тебе завтра вечером, а ты пока давай поторопи своих медицинских консультантов. Это очень важно. Ну все. Мне пора идти. Счастливо.