След на весеннем снегу - Людмила Мартова Страница 37

выговориться, и ее совершенно не смущало, что она изливает душу, по сути, совершенно незнакомому человеку. – Мой муж был плохим человеком: жадным, жестоким хамом, для которого не существовали другие люди. Но меня он действительно любил. И много раз говорил, что измены его ничего не стоят и чтобы я не обращала на них внимания. Я и не обращала. Мне было совершенно все равно, где он и с кем. И ему все равно. Все эти его многочисленные девицы, которым он платил за то, что их трахает, не имели для него никакого значения. До последнего времени.

Она замолчала, рассеянно уставившись в окно. Словно опять вспоминала что-то.

– А что изменилось в последнее время? – спросила Мила.

– Где-то три-четыре месяца назад он встретил женщину, которая сумела его зацепить, – сказала Калина тихо. – Он изменился, понимаете. Стал уезжать на дачу с ночевкой, хотя до этого никогда там на ночь не оставался. Он построил новую дачу. Только осенью закончил, я там даже не была ни разу. И вот он зачастил туда, а когда возвращался, то от него пахло чужими духами. Но не такими, как обычно.

– Что значит не такими? – не поняла Мила.

– Ой, как же это объяснить. У всех его разовых подружек были дешевые духи, такие примитивные, очень сладкие и предсказуемые, что ли. А тут аромат был такой выдержанный, сложный, с горчинкой. И я сразу поняла, что у него появилась постоянная женщина и что это серьезно.

– Вас это расстроило?

Калина с изумлением посмотрела на нее.

– Расстроило? Да нет же, я обрадовалась. Я вдруг поверила, что он может серьезно увлечься кем-то другим и тогда я стану свободна и смогу быть с Антоном. С Кедровским, – сочла нужным пояснить она.

– Я знаю, что вы со школы дружите, – сказала Мила с сочувствием, – и что были вынуждены расстаться из-за того, что вы приняли предложение Троекурова.

– Дружим? Да, мы, конечно, дружим. Антон – мой самый лучший друг с того момента, как мы оказались за одной партой. Нам по семь лет было. Он – самый близкий мне человек, который вот уже десять лет терпеливо сносит то, что мы не можем быть вместе. Я же не только себе жизнь испортила, выйдя замуж, но и ему тоже. Он никогда ни на одну женщину не смотрел, только на меня.

– Вы были любовниками? – спросила Мила, внутренне зная, что ничего ей не будет за ее нескромный вопрос. Случайный доверительный разговор велся на таком уровне, что никого не смущали неуместные вопросы.

– В юности были. Лет с четырнадцати, наверное. Даже тогда Антон был очень надежным, он так трогательно следил, чтобы я не забеременела, в нашем положении это было бы катастрофой. Мы оба из очень неблагополучных семей. У Антона мать как раз двойню родила, у меня двое младших братьев подрастали. Нам поесть досыта не каждый день удавалось, какие уж тут дети. Потом, когда я замуж вышла, мы, конечно, больше не встречались. Я же говорю, что честно выполняла условия сделки. И только три месяца назад, когда у Сергея появилась эта женщина, я решила, что тоже имею право быть счастливой. Да, мы с Антоном стали встречаться.

– Вы хотели уйти от мужа?

– Ну что вы, он никогда бы меня не отпустил. В какой-то момент он сам заговорил о разводе. Видимо, эта женщина умела добиваться своего. Однажды Сережа спросил, как я отнесусь к тому, что мы расстанемся? И видимо, мне не удалось скрыть свою радость, потому что больше он к этому вопросу не возвращался.

– Когда это было?

– Примерно две недели назад. Я на радостях сказала Антону, что мы скоро сможем быть вместе, но время шло, а Сережа молчал. Накануне того дня, как … это случилось, я спросила, что там с разводом, и он резко ответил, что я была, есть и буду его единственной женой и чтобы я выбросила из головы его слова про развод.

– То есть разводиться он передумал.

– Да. Я так и рассказала и следователю, и адвокату. Меня подозревали, что я убила Сережу, потому что хотела избежать развода и потери имущества. Но это не так. Я стремилась к разводу всей душой и ничего при нем не теряла. Этот дом записан на меня, и в том единственном разговоре муж сказал, что материально я не пострадаю. Хотя это и было бы для меня совсем неважно. Все что угодно, лишь бы быть, наконец, вместе с Антоном.

– Калина, но вы могли убить мужа из-за того, что он дал вам надежду, а потом отказался разводиться, – попробовала мягко Мила. – Как по мне, так это мотив гораздо более серьезный, чем боязнь потерять достаток.

– Они тоже так сказали, – призналась Калина. – Если бы не адвокат, который меня вытащил, то ситуация могла стать для меня очень печальной. Но теперь она еще более невыносима, потому что вместо меня страдает Антон.

– У него тоже был повод ненавидеть вашего мужа. И это все та же обретенная, а потом утраченная надежда. Калина, вы уверены, что Антон не убивал?

– Я не знаю, – тихо ответила та и заплакала. Она не всхлипывала, слезы просто текли по ее лицу, как бывает только при очень большом горе. – Я спросила у него, он говорит, что этого не делал. Но алиби на субботу, когда случилось убийство, у него нет. Антон отсыпался дома после рабочей недели. Он говорит, что спал до полудня, после чего съездил в магазин, отвез продукты детям и потом вернулся домой. Я приехала к нему в районе трех и уехала в начале шестого. Сергей с пятницы на субботу не ночевал дома, и я боялась, что он вернется и меня не застанет. Но он не приехал, и я помню, что злилась, что не осталась у Антона подольше. Он был такой же, как всегда, но что он делал утром, я не знаю, и это сводит меня с ума.

В ее голосе звучало отчаяние. Миле ужасно хотелось погладить ее по голове. Калина Троекурова сейчас была похожа на растерянного ребенка, нуждавшегося в утешении.

– Калина, а вы знакомы с Савелием Гранатовым? – вместо этого спросила она.

Девушка с удивлением посмотрела на нее.

– Нет, а кто это?

Вообще-то это был человек, который оплатил для Калины Троекуровой самого дорогого в области адвоката, а еще следил за ней, сменив ярко-алую «Альфа Ромео» на неприметный «Форд». Но говорить всего этого Мила не стала.

– Архитектор, который строит дом Олегу Ивановичу Васину.

– Нет, откуда мне знать архитектора, – девушка пожала плечами. Она немного успокоилась, и упоминание имени Савелия ничуть ее не трогало. – Может, у