Елена Михалкова - Пари с морским дьяволом Страница 43

– Ладно, пойдем отсюда, – сказал Макар.

Сеня чувствовал себя одураченным. Оказалось, он все-таки ждал от этого парня какого-нибудь невероятного трюка, который позволит взять поганца Адриана за мошонку. Не зря же Будаев пошел на все, чтобы сохранить сыщику жизнь! Никита впустую ничего не делает.

Взять хоть Саламата. Дикий же человек. Жил где-то в горах, телевизор впервые в тридцать лет увидел. Сеня так и не понял толком, откуда он родом. Какое-то племя… община… Черт его разберет! И вдруг притащился к хозяину, сидел под дверью, как собака, три дня, прежде чем Будаев соизволил выслушать его. Выяснилось, что мужичок хочет, ни много ни мало, охранять босса от присутствия зла в его жизни. Никита, когда узнал, очень смеялся. Но затем Саламат показал такое, что веселье хозяина сменилось задумчивостью.

Саламат, конечно, личность очень странная. Сеня не раз видел, как тот закупает на местных рынках живых цыплят. Только вот на кухню они не попадали, и курятник у себя в каюте Саламат тоже не разводит. Спрашивается, зачем цыплята? Причем обязательно живые!

И с рисунками этими он чего-то мутит. То стены сажей измажет, а то давай в воздухе пальцами водить. Пальцы узенькие, темно-желтые, как печенья, которые бабка пекла. Сверху тмином посыпаны. Печенья, не пальцы! Одно слово – монгол.

Правда, Саламат не переносит, когда его так называют. Поначалу братва пыталась ему кликуху такую присвоить. Потом прощения просили, извинялись очень – мол, недопоняли, в другой раз умнее будем. Саламат тогда смягчился и объяснил: он – не монгол, он – из цаатанов. Это, говорит, совсем другой народ. Не монголы, нет. Обзывать так нехорошо, не стоит.

Сеня потом специально в интернет залез, долго смеялся: двести человек этих цаатанов осталось на всем белом свете, ютятся в горах на севере Монголии, ездят на оленях, живут в чумах. Тоже мне народ! Дикари какие-то, до сих пор гусей из луков стреляют.

Василий пытался расспрашивать Саламата, как того занесло к ним из такой далекой глуши. Но тот молчал как партизан. Ухмылочками отделывался. Василий – человек въедливый, если чего захочет узнать, не мытьем так катаньем добьется. Напоил он монгола, тьфу, то есть цаатана. На дне рождения Будаева прилюдно потребовал выпить за здоровье хозяина, и тут уж Саламат отказаться никак не мог.

С непривычки желтолицего черта развезло. Но единственное, чего от него добились, – это что прабабка его была уйду-найрук (Сеня понял так, это кто-то вроде шаманихи у них там, в племени), и она отправила подросшего Саламата прочь из племени.

«Ну дык! – гыгыкнул Сеня про себя, услышав это. – Бабулька-то соображала. Нечего там мужику делать, в этой дыре».

Он спросил, где Саламат научился так бесшумно передвигаться. «Олени, – ответил тот заплетающимся языком. – Когда охотишься, близко-близко к нему подходи. Тихо-тихо. Спугнешь оленя – нет еды, ничего нет». И понес какую-то тарабарщину на своем языке, из которой Сеня совсем уж ничего не разобрал.

Больше, сколько ни бились, выжать из Саламата ничего не удалось. На следующий день телохранитель был молчалив, на других охранников не глядел и ни разу больше с ними не выпил, как его ни подначивали.

Может, Саламат убил? Темный ведь человечек. Непонятный.

– …приятных сновидений!

Услышав насмешливый голос, Сеня очнулся от размышлений. Они уже стояли перед каютой сыщика – он и не заметил, когда успели дойти.

– А все-таки, – не удержался он, когда дверь за Илюшиным уже почти закрылась, – чем тебя та веревочка зацепила?

– В смысле – бечевка?

– Ну. Которая в якорной цепи застряла.

Макар покачал головой:

– Она не застряла. Если ты не заметил, она была привязана.

К концу недели Илюшин сказал Адриану, что медлить больше нельзя.

– Вы чувствуете себя нормально? – поразился юноша, исподтишка бросая взгляды на стены. Одну из них Илюшин приспособил под выставку собственных художеств. Он выпросил у Будаева краски, листы большого формата и сплошь изрисовал их. Разнообразием сюжетов Макар не злоупотреблял: на всех его картинах был изображен маяк на скале, покрытой желтым ковром одуванчиков. Их было очень, очень много. Может быть, даже целая тысяча! На одуванчики Илюшин потратил особенно много усилий и желтой краски.

Сыщик скривился:

– Нет, черт возьми! Я не чувствую себя нормально. Я себя переоценил. Но ждать больше нельзя, Будаев хочет результатов.

Он тяжело вздохнул и подбросил теннисный шарик, с которым в каюте не расставался. Шарик взлетел ровно вверх, но поймать его Илюшин не смог и только проводил мрачным взглядом, глядя, как тот, весело попрыгав по полу, закатывается в угол.

– Поднять? – услужливо вскочил Адриан.

– Нет. Не хочу продолжать, бесполезно. Сначала было неплохо, но теперь… – Он оборвал фразу и перевел разговор на другое: – Ты определил наши координаты?

Юноша улыбнулся:

– Нет. Но я сделал лучше.

Он вытащил из-за пазухи свернутую в трубку карту. Илюшин нахмурился:

– Я же просил ничего не воровать.

– Никита ничего не заметил, – успокоил его Адриан. – Бумажные карты для него – раритет, он никогда ими не пользуется. А вам сойдет.

Он развернул лист и ткнул пальцем в точку на синей поверхности.

– Здесь мы были вчера в это же время. Я специально посмотрел в судовом навигаторе и сверил данные. Движемся мы вот сюда… – он показал на небольшую желтую закорючку. – Значит, учитывая скорость, сейчас мы где-то посередине.

Илюшин быстро произвел в уме необходимые вычисления и еще раз посмотрел на карту.

– Через пару часов будем в самой ближней точке к суше. – Он склонился над закорючкой. – Что это за остров?

– М-м-м… Кажется – Энея. А вот этот рядом с ней…

– Ладно, неважно. – Макар свернул карту и сунул в ящик. – Никита расспрашивал тебя о наших беседах?

– Очень подробно, – подтвердил юноша. – Я сказал, как мы договаривались, что вы поминутно восстанавливали мой день. Хотели знать все об отношениях между пассажирами.

– Верно, восстанавливал и хотел знать, – рассеянно согласился Макар. – Вот что, Адриан. Сегодня в пять сделаешь то, о чем мы условились.

– А чем вы выманите Шошану?

– Это уже мое дело. Ровно в пять сигнализация должна сработать.

Без пятнадцати пять Илюшин вышел из своей «палаты» и направился к бассейну, подметая полами слишком длинного халата палубу и трапы. За ним неотступно следовал Сеня, взволнованно дыша Макару в затылок. Бассейн по-прежнему пугал голема, даже спустя столько дней. Макар в конце концов нашел объяснение: как заботливая бабка о внуке, Сеня беспокоился о нем. Он тревожился не о побеге, а о том, что его подопечный ослабеет и пойдет ко дну. Страшно представить, что сотворил бы тогда Будаев с охранником.

Десять минут спустя красавица Шошана покинула свою каюту и зачем-то спустилась на нижний уровень, где располагались генераторы. Здесь было шумно и душно, но женщину это не остановило: она принялась шарить за стенкой каждого генератора, словно искала спрятанный пистолет.

Еще через две минуты Адриан беспрепятственно зашел к ней (дверь Шошана никогда не запирала), посмотрел на часы, выждал три минуты – и вдавил кнопку тревоги.

Сирена взвыла так, что вся огромная яхта затрепетала от пронзительного звука.

Илюшин к этому моменту как раз успел снять халат. Когда раздался вой, Сеня вздрогнул и повернулся к рубке. Оттуда уже бежали вниз Василий и Саламат, со второй палубы доносился топот двух других охранников – тех, которых Будаев совсем недавно воспитывал за промашку с Илюшиным.

Семен не должен был ни при каких обстоятельствах покидать своего пленника. Но нескольких секунд, когда голем отвлекся, Илюшину хватило: он выдернул из кармана халата заранее приготовленный пояс и, накинув на шею Семена, затянул удавку.

Несмотря на болезнь, хватка у Илюшина была стальная. Голем несколько раз ударил кулаком в пространство, покачнулся и упал на колени. Макар сжимал пояс до тех пор, пока не почувствовал, что охранник ослабел и вот-вот повалится кулем на палубу. Тогда он поспешно сдернул удавку. В его планы вовсе не входило лишать Семена жизни.

Разобравшись с големом, Макар спустился по трапу и перебежал туда, где торчал острый белый клюв моторки. У него не было возможности заранее проверить работу лебедки. Но шлюпбалки, повинуясь нажатию рычага, с тихим скрипом вынесли лодку над волнами и, так же деловито поскрипывая, опустили ее на воду. Илюшин спрыгнул внутрь, больно ударившись босыми ступнями, и ухватился за тросик.

Пока все шло по его плану. Сейчас охрана должна метаться по всей яхте, разыскивая девушку. Пока они спохватятся, пройдет минут десять. Он говорил Адриану: этого хватит, чтобы уйти достаточно далеко. Будаев на своей прекрасной яхте не нагонит маленькую легкую лодку, прыгающую по волнам.

Но когда Илюшин попытался завести мотор, тот лишь болезненно чихнул в ответ. Еще одна попытка – с тем же результатом. Еще раз, и еще, и еще…