Энн Перри - Грехи волка

Энн Перри

Грехи волка

© Кириченко А.И., перевод на русский язык, 2015

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

Кимберли Хоуви – за ее помощь и дружбу

Глава 1

Эстер Лэттерли сидела, выпрямившись, у окна вагона и глядела на проплывавшие мимо картины Шотландского предгорья.

Стояли первые дни октября. Шел девятый час утра, и солнце поднималось из дымки над горизонтом. Убранные поля еще были окутаны туманом, и огромные деревья, казалось, плыли над этим маревом, лишенные корней. Листва на их причудливо изогнутых ветвях лишь местами начинала приобретать бронзовый оттенок.

Дома, которые Эстер удавалось разглядеть, были сложены из плотного камня и словно вырастали из земли. Все это совсем не походило на мягкие по колориту пейзажи юга. Здесь не попадалось ни соломенных крыш, ни обмазанных глиной стен. Зато вверх тянулись дымящиеся трубы очагов, четко вырисовывались на фоне неба высокие фронтоны, увенчанные вороньими гнездами, и поблескивали на утреннем солнце широкие окна.

Мисс Лэттерли возвратилась в Англию около полутора лет назад, когда в конце Крымской войны умерли ее родители. Она намеревалась до последней горькой минуты оставаться при армии в Скутари, но семейная трагедия потребовала ее присутствия дома. На родине девушка попыталась применить новые методы ухода за больными, освоенные ею в столь трудных условиях, и даже больше – реформировать старомодные английские представления о больничной гигиене в духе идей мисс Флоренс Найтингейл[1]. Но, к огромному сожалению сестры милосердия, ее вскоре уволили из больницы как особу чересчур упрямую и неуправляемую. Защититься от этих обвинений было невозможно, ибо они были справедливы.

Отец Эстер умер, лишившись перед смертью положения и денег, и не оставил никаких средств ни ей, ни ее брату Чарльзу. Брат, конечно, мог бы содержать ее на свое жалование. Но сама мысль о том, чтобы сделаться иждивенкой при нем и его жене, представлялась девушке непереносимой. Вскоре она нашла место частной сиделки, а когда ее пациент поправился, перешла к другому. Заработок ее временами бывал достаточно большим, иногда – поменьше, но ни разу она не оставалась без места дольше недели, что обеспечивало ей независимость.

Этим летом, по настоятельной просьбе леди Калландры Дэвьет – друга и постоянного покровителя Эстер, – ее ненадолго приняли в другую больницу, когда в связи со смертью работавшей там сиделки Пруденс Бэрримор было выдвинуто обвинение против доктора Кристиана Бека. Когда же его оправдали, Лэттерли нашла новое место. Но теперь и эта работа близилась к концу, и ей вновь предстояли поиски.

Тут на глаза медсестре попалось объявление в лондонской газете. Почтенное эдинбургское семейство подыскивало молодую женщину из приличной среды, имеющую некоторый опыт ухода за больными, чтобы сопровождать миссис Фэррелайн – пожилую даму, не больную, но слабого здоровья, – желающую совершить путешествие в Лондон и вернуться обратно дней через шесть. Предпочтителен был кто-либо из служивших под началом мисс Найтингейл. Разумеется, все расходы по поездке семейство брало на себя. Оно же готово было предоставить необходимые инструкции по возлагаемым на сиделку обязанностям. Обращаться нужно было к миссис Байярд Макайвор, жившей в доме номер 17 по Эйнслай-плейс, в Эдинбурге.

Эстер никогда прежде не бывала в этом городе, да и вообще в Шотландии, и мысль о поездке туда в такое время года показалась ей весьма заманчивой. Она написала миссис Макайвор, сообщила требуемые сведения о своем опыте и квалификации и выразила желание взяться за эту работу.

Ответ пришел через четыре дня. В письмо, извещавшее, что миссис Макайвор устраивает кандидатура мисс Лэттерли, был вложен билет второго класса до Эдинбурга на ближайший вторник – на ночной поезд, отправляющийся из Лондона в 9:15 вечера и прибывающий в Эдинбург в 8:35 следующего утра. Сообщалось, что на Веверлейском вокзале будет ждать экипаж, который доставит сиделку в дом Фэррелайнов, где ей предстоит провести день и познакомиться со своей пациенткой. В тот же вечер их с миссис Фэррелайн посадят на лондонский поезд.

В предвкушении поездки Эстер разузнала кое-что об Эдинбурге, хотя и понимала, что, по крайней мере, в первый приезд туда у нее совершенно не будет свободного времени. Зато когда она привезет свою подопечную обратно, то, возможно, сумеет задержаться там на день-другой, чтобы хоть немного познакомиться с городом. Девушка выяснила, что, хотя Эдинбург и является столицей Шотландии, он значительно меньше Лондона – в нем проживает всего сто семьдесят тысяч жителей против лондонских почти трех миллионов. Тем не менее это замечательный город – «Северные Афины», – славящийся своей ученостью, особенно в области медицины и права.

Поезд, громыхая колесами, сделал крутой поворот. Туман уже рассеялся, и Эстер увидела вдали темные городские крыши, вознесенный над ними силуэт Замка на массивной скале и за всем этим – бледное сияние моря. Без всякой видимой причины медсестру охватило волнение, как будто ей предстояло какое-то необычное приключение, а не единственный день в незнакомом доме перед выполнением обычной профессиональной работы.

Путешествие в людном и тесном вагоне второго класса оказалось долгим и утомительным. Всю ночь Лэттерли просидела на лавке, лишь время от времени ненадолго погружаясь в дремоту, и теперь ощущала ломоту во всем теле. Она поднялась, поправила одежду и, насколько возможно, привела в порядок прическу.

Поезд наконец достиг вокзала. Кругом клубился пар, стучали колеса, хлопали двери, стоял гул голосов… Молодая пассажирка подхватила свою единственную поклажу – небольшой саквояж, вмещавший лишь смену одежды и туалетные принадлежности, – и вышла на перрон. От холодного воздуха у нее перехватило дыхание. Здесь царили шум и суета: кричали пассажиры, подзывая носильщиков, вопили мальчишки-газетчики, грохотали дрезины и багажные тележки. В воздухе висела паровозная гарь – любой белый воротничок тут же, казалось, становился серым от сажи.

Заразившись всеобщим возбуждением, Эстер стала энергично пробираться к выходу. Какая-то чопорная дама в черном платье и широкополой шляпе взглянула на нее с откровенным раздражением и, обратившись к своему спутнику, громко заявила, что просто не понимает, до чего дошла теперь молодежь. Ни малейшего представления о приличиях! Ведут себя явно вызывающе. Каждый считает, что имеет право на собственное мнение. А уж о молодых женщинах и говорить нечего – у них в головах такое, что и вообразить невоз-можно!

– Да-да, милая, – машинально проговорил мужчина, продолжая оглядываться в поисках носильщика, чтобы препоручить ему свой весьма внушительный багаж. – Да, совершенно верно, – добавил он, заметив, что жена намерена продолжить тираду.

– Право, Александр, мне иногда кажется, что ты меня вовсе не слушаешь! – обиженно воскликнула дама.

– Слушаю, милая, слушаю, – ответил ее супруг, поворачиваясь к ней спиной, и призывно замахал носильщику.

Улыбнувшись про себя, Лэттерли направилась к выходу, предъявила билет и вышла на площадь. Найти присланный за нею экипаж было делом минуты: его возница был единственным, чей взгляд, скользивший по лицам прибывших, задержался в сомнении на какой-то молодой женщине в сером костюме и с одной только сумкой в руке. Обогнав ее, Эстер обратилась к этому мужчине:

– Простите, вы не от миссис Макайвор?

– Да, мисс, от нее самой. А вы – мисс Лэттерли, приехавшая из Лондона за нашей хозяйкой? – отозвался тот.

– Да, это я.

– Тогда вам стоит поспешить к завтраку. Не знаю, подают ли что-нибудь в этих поездах, но у наших хозяев уж точно кормят получше. Позвольте, я возьму вашу поклажу.

Девушка попыталась уверить его, что ей не тяжело, но возница все же забрал у нее саквояж, помог сесть в экипаж и закрыл дверцу.

Поездка оказалась настолько короткой, что ей не удалось рассмотреть город. Они лишь добрались по мосту до Принсес-стрит, а потом двинулись по этой улице, проехав ее почти всю от начала до конца. По правую руку от экипажа тянулись нарядные фасады домов и лавок, а слева на склоне зеленел парк, стоял памятник Скотту и позади над всем этим виднелся Замок. Свернув направо, в сторону нового города, они быстро миновали несколько кварталов, застроенных в георгианском стиле, и оказались на Эйнслай-плейс. Дом, к которому подъехала молодая сиделка, как две капли воды походил на соседние: со строго симметричным фасадом, четырехэтажный, с широкими окнами, уменьшающимися от этажа к этажу. Его легкие и стройные пропорции напоминали об эпохе Регентства[2].

Эстер подвезли к заднему входу – все же она была скорее служанкой, чем гостьей. Она вышла из экипажа, и кучер, отогнав упряжку к конюшне, проводил свою пассажирку до дверей, отворившихся прежде, чем она успела позвонить. Слуга уставился на нее с любопыт-ством.