Диана Чемберлен - Супруга без изъяна, или Тайна красной ленты

Диана Чемберлен

Супруга без изъяна, или Тайна красной ленты

© Крупичева И., перевод на русский язык, 2015

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2015

1

Рождество

1990 год

Весь день не переставая шел дождь. Он лил с такой силой, что кусты вокруг стоянки у здания больницы склонились к самой земле, а новая крыша начала протекать. Одна из медсестер поставила ведро на пол в приемной, и через час оно было полно до краев.

Оливия Саймон смотрела на потоки дождя через широкое окно своего кабинета. Шум воды мешал сосредоточиться, и журнал на ее столе по-прежнему был открыт на той же самой статье, которую она начала читать час назад. В этом дожде было что-то неестественное. Он высасывал кислород из воздуха, и дышать становилось труднее. Оливии казалось, что капли колотят по ее голове, будто дробинки по пустой консервной банке. Но стоило ей только подумать, что у нее больше нет сил выносить этот грохот, как он стих. Оливия смотрела на небо, и у нее на глазах оно становилось светлее, сияющим оттенком напоминая внутреннюю сторону яичной скорлупы. И так же неожиданно пошел снег.

Оливия вышла в приемный покой, где последние два часа, удивительно спокойных, Кэти Браш и Линн Уилкс играли в карты.

– Пошел снег, – сообщила им Оливия.

Медсестры подняли на нее глаза, отрешенные из-за вынужденного безделья, потом медленно повернули головы к окну.

– Невероятно. – Линн встала, чтобы лучше видеть, и полой халата сбросила со стола несколько карт.

– Похоже, на Внешней косе это становится традицией, – заметила Кэти. – На прошлое Рождество тоже шел снег.

Оливия взглянула на часы. Половина шестого. Сегодня она не могла задерживаться на работе.

Линн снова села и поинтересовалась:

– Присоединишься к нам, Оливия?

Она отказалась и вернулась к себе в кабинет. Этим вечером она не могла заставить себя присоединиться к девушкам. Оливия слишком нервничала, поглощенная своими мыслями. Ей необходимо было поскорее попасть домой.

Она села за стол и набрала номер домашнего телефона.

– Снег пошел, – сказала она, когда Пол взял трубку.

– Да, я знаю. – Голос мужа звучал раздраженно. Оливия уже начала привыкать к тому, что Пол часто бывает не в духе. – Когда ты намерена появиться дома?

– Скоро, мне осталось всего полчаса.

Оливии пришлось дежурить на Рождество. Из четырех врачей, работавших в отделении неотложной помощи в Килл-Дэвил-Хиллз, она была самой молодой. Она была бы рада сказать Полу, что не зря вышла на работу, не напрасно оставила мужа в одиночестве, когда им так необходимо проводить побольше времени вместе. Но за долгие одиннадцать часов дежурства ей пришлось заниматься только оцарапанной коленкой и несварением желудка после праздничной индейки. В такие дни Оливия понимала, что скучает по напряженному темпу жизни вашингтонской городской больницы, где она проработала последние десять лет, хотя из-за этого сложно было контролировать свое рабочее расписание. В первые годы брака она боялась надолго расставаться с Полом. Когда Оливия не могла к нему прикоснуться, она начинала бояться, что он исчезнет.

Прошлое Рождество они провели с его родителями в Филадельфии. Пол написал стихотворение ей в подарок и каким-то образом ухитрился вышить его по шаблону в те часы, когда она работала, а он был свободен. Вышивка теперь висела дома в ее кабинете. И всякий раз, глядя на нее, Оливия удивлялась, как быстро исчезло то теплое, нежное чувство, которое Пол испытывал к ней всего лишь год назад.

– Индейка уже пережарилась, – пробурчал Пол. – Может быть, я выну ее из духовки?

Оливия собралась ему ответить, когда ожила полицейская рация, стоявшая в холле у двери в ее кабинет.

– Подожди минутку, Пол, – попросила она и прислушалась к тому, что говорит Кэти, севшая перед приемником.

– Килл-Дэвил-Хиллз, отделение неотложной помощи, – ответила Кэти.

– У нас пулевое ранение в грудь, – донесся сквозь потрескивание мужской голос. – Женщина, около сорока, пульс нитевидный, сто пятьдесят в минуту. Давление семьдесят пять на сорок.

– Когда вас ждать? – спросила Кэти.

– Через пятнадцать минут. Может быть, через двадцать. Проклятый снег!

Оливия встала.

– Пол, я должна идти, – сказала она мужу, положила трубку и торопливо пошла в смотровую. – Позвони Джонатану, – бросила она на бегу Кэти.

Ей не нравилось работать с Джонатаном Кремером, но именно его она должна была вызвать в случае необходимости, да и жил он ближе всех. Он сможет приехать через несколько минут.

Оливия готовилась к операции, когда появился Джонатан.

– Значит, пулевое ранение, – хмыкнул он, закатывая рукава и принимаясь намыливать руки. – Мы стабилизируем ее состояние и отправим на вертолете в Норфолк, в Мемориальную больницу Эмерсона.

– Мы еще ее не видели, – парировала Оливия и включила монитор электрокардиографа.

– Ей потребуется специальная бригада.

Оливия принялась выкладывать все необходимое для интубации. Джонатан раньше работал в сонной провинциальной больнице в Луизиане и, вероятно, не слишком уверенно чувствовал себя, если речь шла о пулевом ранении. Он проработал на Внешней косе чуть больше года, став первым врачом в только что созданном отделении неотложной помощи, единственном в этих местах. Оливии обещали, что она будет в равном с ним положении, что у нее будет такое же право голоса, как и у Джонатана Кремера. Но иногда у нее создавалось впечатление, что об этом забыли предупредить Джонатана.

– Давай сначала осмотрим ее, – примирительно предложила она.

К тому моменту, когда двое парамедиков привезли раненую, смотровая была уже готова. С женщины уже срезали блузку и лифчик, и в левой груди виднелась очень маленькая ранка. Крови не было. Это могло означать только одно: пуля попала прямо в сердце. Оливия понимала, что пострадавшей требуется немедленная операция, другого выхода не было.

– Неси операционный набор, – обратилась Оливия к Кэти.

– Что? – воскликнул Джонатан, помогавший одному из парамедиков надеть на женщину специальный противошоковый костюм. – Забудь об этом, Оливия. Давай отправим ее в Норфолк.

– Принеси два пакета с кровью, первая группа, резус отрицательный. – Оливия обращалась к Линн, одновременно проверяя жизненные показатели раненой. Вертолет доставит пострадавшую в больницу только через сорок минут. Пройдет еще не меньше пятнадцати минут, прежде чем она окажется в операционной. – Женщина не протянет так долго, – ответила она Джонатану.

Кэти принесла поднос с хирургическими инструментами. Они негромко позвякивали, потому что у медсестры тряслись руки. Она заколола темные волосы, и Оливия пожалела, что не догадалась сделать то же самое. Ее волосы были чуть длиннее подбородка, и стоило ей наклонить голову, как они падали вперед, заслоняя все.

– Ты шутишь, – возмутился Джонатан. – Мы не можем здесь оперировать.

– Пятьдесят на тридцать, – громко объявила Линн, – пульс на руке не прощупывается.

– Вливай ей физраствор, – приказала Оливия. – Джонатан, прошу тебя, сделай надрез. – Женщина нуждалась в переливании крови.

– Оливия, здесь тебе не округ Колумбия! Для операции необходима специальная бригада.

– Начинай вводить физраствор, – обратилась Оливия к Линн, – и эпинефрин. И повесь мешки с кровью на штатив. – Потом она обернулась к Джонатану: – Послушай, разумеется, мы можем отправить ее в Норфолк. Только мы оба знаем, что она умрет по дороге. Здесь не идеальные условия для операции, но это ее единственный шанс. – Оливия снова повернулась к столу и сама сделала надрез на паховой вене и выбрала иглу для переливания крови.

– Я могу это сделать. – Кэти взяла иглу из рук Оливии и ввела в вену. Руки у нее больше не дрожали. Оливия восхитилась тем, как быстро молодая женщина справилась со страхом и растерянностью.

Джонатан ожег ее яростным взглядом.

– Я не желаю в этом участвовать. Я вызываю вертолет. – Развернувшись на каблуках, он вышел из смотровой.

Оливия ошеломленно посмотрела ему вслед, потом повернулась к одному из парамедиков.

– Вызовите сюда доктора Шелли, пусть приедет как можно быстрее. – Оливия принялась протирать раствором бетадина грудь и бок женщины. Потом надела стерильные перчатки, которые протянула ей Линн.

– Может быть, все-таки следовало бы отправить ее в Норфолк, – негромко сказала Линн. У нее на лбу блестели капельки пота.

– Мы сделаем все, что в наших силах, Линн. – Оливия взяла с подноса другой скальпель и заметила, что у нее самой дрожат руки. Она вдруг остро осознала, что осталась единственным врачом в смотровой. «Ну-ка, возьми себя в руки», – приказала себе Оливия. Когда она приставила скальпель к груди женщины, между ребрами, то почувствовала, что полностью контролирует себя. Оливия сосредоточилась на том, что ей предстояло сделать. Она сделала надрез. Крови не было. Скальпель пошел дальше, сквозь мускулы, к ребрам. Кровь неожиданно хлынула из разреза, залив хирургический костюм Оливии и пол. Женщина-парамедик, стоявшая рядом, охнула.