Николай Свечин - Варшавские тайны

Николай Свечин

Варшавские тайны

Глава 1

Бежать из столицы!

Директор Департамента полиции Дурново вызвал к себе статского советника Цур-Гозена. Тот в очередной раз исполнял за Благово обязанности вице-директора. Павел Афанасьевич сильно сдал и по нескольку месяцев в году лечился на германских водах. Сейчас он опять сидел в Бад Вильдунгене и ожидался лишь к сентябрю. Оттуда, из Бад Вильдунгена, и пришла вдруг телеграмма.

— Вот, — Дурново протянул бланк Цур-Гозену. — Рачковский[1] извещает о происшествии. Черт! Этого только не хватало! Решили добить человека!

В телеграмме сообщалось о покушении на действительного статского советника Благово, находящегося на излечении в почечной санатории. Неизвестная молодая женщина дважды выстрелила в него из револьвера, когда тот пил в бювете воду. При этом террористка крикнула по-русски: «Смерть палачам-сатрапам!» Затем попыталась убежать, но была схвачена прислугой и теперь сидит в следственной тюрьме. Благово получил легкое ранение в предплечье и тяжелое — в левую сторону груди, возле сердца. Жизнь его в опасности. Доктора не дают гарантии и советуют готовиться к худшему.

— М-да… — сокрушенно вздохнул Цур-Гозен. — Нашли палача-сатрапа, идиоты…

— Для них кто в полиции служит — все сатрапы. Надо Павла Афанасьевича оттуда увозить. Сразу, как врачи разрешат.

— Боитесь, что попробуют повторить?

— Да. В Германии может случиться что угодно. А тут мы его защитим.

— Ну не понимаю я этого! — вскинулся статский советник. — Он же ведет только уголовные дела! И всегда сторонился политики…

— Я только что объяснил, — сухо ответил Дурново. — Скажите лучше, где Лыков.

— Он в Москве, дорасследует связи Шевырева.[2] Но там сейчас перерыв примерно на неделю, и Алексей просит разрешения вернуться.

— Пусть прямо из Москвы выезжает в Бад Вильдунген. Все изучит и телеграфирует мне шифром подробности. И личность террористки в деталях! Рачковскому поручите выставить возле палаты Павла Афанасьевича круглосуточную охрану. И подготовьте отношение к Гирсу за подписью его сиятельства:[3] пусть попросит содействия германской полиции.

— Слушаюсь!

Через сорок восемь часов Алексей вошел в палату к своему учителю. Тот лежал мертвенно-бледный, с усталыми скучными глазами. Увидев Лыкова, раненый оживился.

— Что так долго, бездельник?

— Ох ты! Если ругаетесь, значит, все не так плохо!

— Вчера пребывал в раздумьях, а нынче утром решил, что еще поживу, — сообщил вице-директор.

— И отлично! А я пока разберусь, кто это вас так.

— Рачковский без тебя уже разобрался. Он ушел отсюда только что. В меня стреляла некая девица Леонтьева, дочь генерал-лейтенанта.

— За что дочке генерала убивать действительного статского советника? Тут нужна разгадка!

— Да за то, что в Департаменте полиции служу, за что же еще?!

— Она идейная? Вроде бы такие давно перевелись.

— А Шевырев с Ульяновым? А поляки? Нет, новая волна пошла. Затишье кончилось. И я…

На этих словах Благово вдруг побледнел еще больше, закрыл глаза и пробормотал, отворачиваясь:

— Ты иди… иди…

Лыков на цыпочках вышел из палаты и первым делом наказал охраннику никуда с поста не отлучаться. Ни на минуту! Потом обратился к сиделке. Та оказалась пожилой немкой, прежде долго жившей в России. Коллежский асессор вручил ей большую жестянку с дорогим «кожаным» чаем.[4] Попросил заваривать его больному почаще и сопроводил просьбу золотой пятеркой. Сиделка понимала русский характер и обещала постараться.

Закончив дела в больнице, Лыков отправился искать Рачковского. Они не были знакомы, но Благово хвалил этого человека. В свое время тот проявил себя, помогая Павлу Афанасьевичу в щекотливом деле. Вдова покойного императора княгиня Юрьевская похитила и вывезла из страны секретный франко-русский протокол. Жадная и недалекая, она собиралась продать документ германцам. Доктор Любимов на правах альфонса вел от ее лица переговоры с Бисмарком. Нынешний государь послал Благово отобрать бумагу у зарвавшейся дуры. Состоялось объяснение. В ходе него Павел Афанасьевич сильно поколотил Любимова, попытавшегося противиться воле государя. Рачковский тоже приложил руку к обузданию эскулапа. Причем в самом непосредственном смысле этого слова… В итоге по рекомендации Благово он был назначен на хлебное место начальника Заграничной агентуры Департамента полиции. Безотчетные секретные фонды Рачковский тратил с умом и обязанности исполнял хорошо. Петр Иванович всегда помнил, кому обязан своей должностью. Теперь он усиленно разыскивал террористов, поднявших руку на его покровителя. Сумасбродная барышня мало интересовала Рачковского — он хотел найти руководителей покушения.

Полицейские встретились уже под вечер в ресторации «Вильде». Тут Лыков узнал от коллеги удивительную новость: девица Леонтьева освобождена из-под стражи и убыла в неизвестном направлении!

— Как же так? Кто позволил ее отпустить?

— Я задал тот же вопрос начальнику полиции. Он ответил, что из Берлина приехал важный господин, советник германского МИДа барон Гольдштейн. И передал устное повеление Бисмарка отпустить русскую.

— Бисмарк заступился за Леонтьеву? — опешил Алексей. — В огороде бузина, а в Киеве дядька! Какая связь между личностью Павла Афанасьевича и высокой европейской политикой? Бисмарк мелочиться не станет. А наш любимый вице-директор, при всем к нему уважении, не та фигура для канцлера.

— Сам не пойму, — ответил Рачковский, отхлебывая темное пиво. — Надо рассказать это Благово. Поскорее. У него голова поболе моей…

— И моей тоже!

— …пусть она и думает. Есть еще странное обстоятельство. Вместе с бароном к начальнику полиции пришел еще один человек. Он не представлялся. Но именно этот господин без имени и увез Леонтьеву.

— Погодите-ка, Петр Иванович, — нахмурился Лыков, который никогда ничего не забывал. — Я слышал о бароне Гольдштейне два года назад. В нашей военной разведке, в германском отделении. Там его увязывали с неким субъектом, состоящим на русской службе. Незнакомец ваш как выглядел? Низенький, лысый, бритое лицо и очень высокомерный?

— Верно, Алексей Николаевич. А кто это?

Лыков сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев.

— Ример! Я должен был догадаться!

— Кто таков этот Ример? И зачем ему желать смерти Павла Афанасьевича?[5]

— Извините, Петр Иванович, но об этом человеке больше ни слова. Для вашей же пользы. И… я вам не называл такой фамилии. Никогда! Мы понимаем друг друга?

— Сейчас выясним. Вы этого так не оставите?

— Ни в коем случае.

— Тогда я хотел бы помочь вам в… ну, вы догадались. Я многим обязан Павлу Афанасьевичу. И тоже не склонен прощать подобного. Пожалуйста! Я умею хранить тайны. А здесь, за границей, вам могут понадобиться мои связи.

Лыков задумался. Спустя минуту он решился:

— Хорошо. Вы правы, помощь мне не помешает. Я хочу знать, куда уехал Ример. В Париж? В Берлин? Или, может быть, в Петербург?

— Выясню. Полагаю, он уже в поезде. Зачем мозолить здесь глаза? Сделал дело, вытащил террористку — и бежать. Вы где остановились?

— На Брунненаллее, в гостинице «Фридрихштайн».

— Я приду к вам сегодня. Будьте в номере после восьми вечера.

Рачковский не обманул ожиданий Алексея. Он появился в половине девятого и спросил:

— Тайный советник Ример, член Совета министра внутренних дел — он?

— Он.

— Вот скотина! Из наших оказался! Ример отбыл сегодня днем через Берлин в Санкт-Петербург. Девица Леонтьева уехала в Париж двумя часами ранее.

— Спасибо, Петр Иванович. Я тоже качу в Питер. Срочно! Вы, пожалуйста, понаблюдайте тут за Павлом Афанасьевичем. А когда поправится немного, привезите к нам.

— Хорошо.

— И не сообщайте никому о Римере. Барона в депеше Дурново упомяните, а этого гуся не стоит.

— Так и сделаю, Алексей Николаевич. И… это… буду ждать новостей.

— Новости я вам обещаю.

Еще через сорок восемь часов коллежский асессор делал доклад начальству. По его рассказу выходило, что тут замешаны немцы. Барон фон Гольдштейн, ближайший советник Бисмарка, зачем-то вытащил русскую террористку из тюрьмы. Какая связь между этими людьми? Дочь русского генерала, канцлер Германии и вице-директор Департамента полиции… Дикий клубок! Дурново выслушал доклад Лыкова и недовольно насупился.

— Вот и Рачковский подтверждает. Один в один. Что же затеяли германцы? Зачем им сдался Павел Афанасьевич? Не пойму. Или его с кем-то спутали? А эта дура Леонтьева! Она, оказывается, морфинистка. Может, выпростала пузырек да и накинулась на первого встречного…