Эли Бертэ - Присяжный

Эли Бертэ

Присяжный

I

Семейство Бьенасси

В последние годы царствования Людовика Филиппа в маленьком городке Б***, расположенном в графстве Лимузен, сборщиком податей трудился мужчина лет двадцати семи или двадцати восьми, веселого нрава, изысканно одетый. Не только в округе, но и во всем департаменте он слыл образцом честности и порядочности. С женщинами он обходился чрезвычайно любезно, и часто внимание, оказываемое им той или иной девице, возбуждало подозрение отца или мужа, однако его веселость и очевидное легкомыслие не давали повода думать, что он может причинить кому бы то ни было большой вред. Кроме того, ему не были свойственны злоба и корысть, и он редко когда применял принудительные меры к должникам, поэтому его любили и в городке Б***, и в окрестных селениях.

Звали его Теодор Бьенасси. Его отец, отставной полковник, умер за несколько лет до того времени, к которому относится начало этого рассказа. Закончив службу, полковник Бьенасси, присягнувший Людовику Филиппу, поселился вместе с семейством в главном городе департамента, не имея никаких средств к существованию, кроме небольшой пенсии. Семья его состояла из трех детей – двух дочерей и сына, лишившихся матери еще в раннем детстве. Девочки получили образование в казенном воспитательном заведении Сен-Дени. Сын же, следуя за полком, в котором служил отец, менял гимназию за гимназией. Когда молодой человек получил образование, отец устроил его на службу в министерство финансов. «Чтобы он находился в лучших отношениях с деньгами, чем доводилось мне за всю мою жизнь», – говаривал полковник смеясь. Незадолго до смерти ему удалось получить для сына место сборщика податей в городке Б***. Ни одна из его дочерей так и не вышла замуж.

Молодой Бьенасси мужественно принял на себя новые обязанности главы семейства и предоставил сестрам почти безусловную власть в своем доме. Когда он хотел уклониться от супружества, то выражал опасение, что его родственницам придется не по нраву их новая подруга. Под этим благовидным предлогом юноша не раз избегал пугавших его уз брака. Какова бы ни была, однако, тайная пружина его действий, подобное поведение вызывало уважение и одобрение со стороны горожан, и во всем округе не было ни одного порядочного молодого человека, который бы не восторгался его великодушием.

Семейство Бьенасси проживало в одном из предместий городка Б***, в веселом белом домике, который сдавался весьма дешево, как это еще бывает в отдаленных провинциях. Большой сад, окруженный шпалерами винограда, был прекрасен в любое время года. В конюшне, примыкавшей к главному зданию, стояла старая кобыла, на которой Бьенасси объезжал округ, в курятнике обитало множество крикливых и беспокойных птиц, оживлявших задний двор, – словом, все имело вид уютный и добропорядочный, так что любопытные соседи вполне обоснованно предполагали, что сестрам Бьенасси не так уж и трудно переносить одиночество и однообразие жизни в этом веселом домике.

Старшая сестра, Марион, тридцати лет от роду, никогда не славилась красотой и, по-видимому, давным-давно отказалась от всяких притязаний на замужество. Она добровольно взяла на себя обязанность служанки брата и младшей сестры: готовила еду и исполняла всю тяжелую работу, она даже не стыдилась ходить за водой к фонтану на центральной площади. Одета она всегда была просто, почти бедно, как правило, донашивала старые платья сестры, сняв с них предварительно лишние украшения, и с беспечностью, походившей на небрежность, довольствовалась самым малым. Однако смирение Марион не вредило ей в глазах простых людей, с которыми она водила знакомство. Все знали, что она дочь полковника и сестра сборщика податей, поэтому, невзирая на ее кувшины с водой, служанки называли ее барышней и приседали перед ней.

Гортанс, младшая сестра, сильно отличалась от старшей. Насколько Марион была скромной в обращении, в одежде и во вкусах, настолько Гортанс была кокетливой и тщеславной. Она и не думала отказываться от надежды найти мужа и не пренебрегала ничем, что могло осуществить ее намерения.

Гортанс была хороша собой, к тому же ей исполнилось всего лишь двадцать четыре года. Что удивительного в том, что, обладая свежим и выразительным личиком, она надеялась выйти замуж? В магазинах на центральной улице городка Б*** часто появлялись модные наряды, иногда крайне эксцентричные, так что, как только у Гортанс появлялась обновка, которую ей хотелось бы продемонстрировать окружающим, она начинала приставать к брату с просьбой отвести ее в гости то к тем, то к другим, то на собрание, то в церковь. Юноша уступал ей с примерной снисходительностью. Хотя Гортанс была одной из первых провинциальных красавиц, жених так и не появлялся, и девушке часто приходилось испытывать минуты разочарования.

Впрочем, она не одна сетовала на судьбу: Марион, отказавшаяся от всяких мыслей о своем супружестве, мечтала о самых блистательных партиях для младшей сестры. Никто не казался ей прекраснее и пленительнее, все свое время она тратила на то, чтобы наряжать и баловать милую сестричку. Марион шила платья в двенадцать воланов, которые производили фурор в обществе, стирала и гладила воротнички, рукавчики и крахмальные юбки. Наряжать младшую сестру стало целью всех ее помыслов, как будто судьба всего семейства зависела от измятого воротничка или выцветшей ленты. Но порой, видя, что ее труды пропадают даром, она выходила из себя. Несмотря на неудачи, обе сестры не унывали, они были уверены, что рано или поздно женихи города Б*** обратят внимания на сокровище, обитавшее рядом с ними. Поэтому девицы Бьенасси с удвоенным усердием прибегали к мелко завитым буклям, к туго стянутым шнуровкам, к микроскопическим ботинкам – словом ко всему, что должно было привести к результату логичному, естественному и неминуемому.

Холодным серым октябрьским утром Марион и Гортанс накрывали стол для завтрака. Комната, в которой они хлопотали, служила в одно и то же время конторой и столовой. Деревянная перегородка с шелковой зеленой занавеской отделяла внутреннюю часть, где стоял обеденный стол с кучей книг и бумаг, от наружной части, предназначенной для посетителей. Марион, одетая с обычной небрежностью, сновала между конторой и смежной кухней, где слышалось шипение масла на сковороде. С растрепанными волосами, со старой пелериной, накинутой на плечи, и в юбке, из-под которой виднелись мешковато сидящие чулки, она выглядела ужасно, если бы не выражение кротости и доброты на ее лице. Гортанс, напротив, была тщательно причесана, обута и стянута в корсет, как будто уже в этот ранний час ждала визита будущего супруга. Возложенную на нее обязанность накрывать на стол она исполняла, едва прикасаясь кончиками пальцев к стаканам и тарелкам.

В одном из углов столовой за старинным бюро черного дерева сидел Сернен, первый и единственный служащий в конторе сборщика податей, холостяк лет сорока, на котором лежала ответственность за отчетную часть по делам правления. Простоватое лицо молодого человека выражало открытость и добродушие характера. Впрочем, несмотря на полноту и сидячий образ жизни, он был моложав и одевался чрезвычайно тщательно и опрятно.

Сернен, хотя и не обладал значительным состоянием, казался приличной партией для Гортанс, и, мы должны признаться, он разделял это мнение, что следовало из его подобострастного вида, украдкой бросаемых взглядов и подавленных вздохов. Лишь благоговение удерживало на его губах тайну сердца. Гортанс заметила эту скромную любовь и не выражала ни малейшего неудовольствия. Напротив, она демонстрировала своему поклоннику дружеское внимание и порой одаривала благосклонными улыбками, но никогда, ни словом, ни делом, не поощрила высказаться. Толстый и робкий воздыхатель не знал, надеяться ему или отбросить все мечты о счастье.

В эту минуту он был полностью поглощен подсчетами, и малейший шум явно был для него мучительной помехой. Несколько раз он в сердцах поворачивал голову к отворенному окну, за которым какой-то человек, насвистывая, седлал лошадь. Наконец Гортанс заметила нетерпение Сернена и, подойдя к окну, сказала:

– Тише, Жозеф, вы мешаете месье Сернену.

Жозеф, который за пять франков в месяц исполнял обязанности конюха, пробормотал извинение и перестал свистеть, а Сернен поблагодарил свою покровительницу улыбкой, которая была выразительнее всяких слов. Стол был накрыт, и шипение в кухне затихло, когда на лестнице послышался стук сапог, и вслед за тем, напевая вполголоса, в помещение вошел Теодор Бьенасси.

У него были черные, с величайшей тщательностью уложенные волосы, аккуратно подстриженные бакенбарды и борода, редкой белизны зубы, голубые глаза и постоянно веселое выражение лица. Словом, это был видный мужчина. Лишь один недостаток был в его наружности – отсутствие некоторого изящества. Он собирался ехать верхом, и костюм его был кокетлив и безукоризненно опрятен, кисейный галстук облегал, не стягивая, смуглую шею красивой формы. Тиковый пиджак с большими перламутровыми пуговицами, бархатные панталоны коричневого цвета и сапоги со шпорами довершали этот наряд, золотая цепочка блестела на светлом жилете.