Игорь Чубаха - Пепел и золото Акелы

Игорь Чубаха

Александр Логачев

Пепел и золото Акелы, или Ответ знает только Пепел

Роман публикуется в авторской редакции.

Глава 1. Дурная примета

…Право на необходимую оборону имеют в равной мере все лица независимо от их профессиональной или иной специальной подготовки и служебного положения. Это право принадлежит лицу независимо от возможности избежать общественно опасного посягательства или обратиться за помощью к другим лицам или органам власти… (Статья 37 УК РФ)

Кар-р, кар-р, кар-р...

Пепел открыл глаза. Еще сонные, но уже злые глаза.

Кар-р, кар-р, кар-р, кар-р, кар-р, кар-р...

– Черный ворон, где ты, гнида, вьешься? И меша-а-ешь мне поспать... – просипел Сергей Пепел. Дальше петь не захотелось. Казалось бы, давно дурные приметы по боку, типа Пепел напрочь выхаркал суеверную слякоть из души, но стоило за окном закаркать дурной вороне, настореньице – раз, и подсело, как батарейка в дешевом тайваньском фонарике.

Кар-р, кар-р, кар-р...

Противный звук наконец растворился среди прочих городских шумов.

За мутным окном нехотя спадала дневная жара. Пепел покосился на табло бивших в зрачки ядовито-зеленым электричеством настенных часов. Пятнадцать сорок пять, раннее утро для полуночного ковбоя. Но сон был перебит, как кость после удара фомкой.

– Ну, пускай петушок покаркает, – бодрясь, подмигнул отражению в стекле серванта Пепел и сладко потянулся под одеялом. Типа, не овчарки лают, и не вохра гнусавит. Но успокоить себя таким образом не повезло. Во рту оставалось кисло, и этот нерадостный привкус клеился теперь ко всему, на что бы Сергей ни кинул взгляд.

Тогда, ломая подступившую чернуху, Пепел сорвался с койки, сунул в зубы приготовленную заранее папироску, пару раз смачно пыхнул и по-кошачьи бесшумно скользнул на кухню. Он не переносил любую работу, даже самую пустяшную, однако пересилил, приготовил бодрящий чифирок, хлебнул, добавил сахара и, не допив черно-коричневую жижу, шатнулся в ванную. Там долго фыркал под студеной струей, осторожно обрабатывал физиономию новенькой бритвой, остервенело чистил зубы. То есть вовсю наслаждался свободой. Вышел из ванной, встряхнулся как собака и, махом опрокинув в пасть остывший чифир, двинул одеваться.

Короче, все неотложные дела были приговорены в десять минут, но навороженная карканьем муть с сердца не отскабливалась. Сергей плюхнулся в раздолбанное кресло. Не сиделось. Ткнул пальцем в кнопку «power» на магнитоле, и комнату залило воркование «Радио Петрограда»:

– Бегут, стучат,Бегут колесики гуськом.Спешат, хотятПугнуть парнишечку сибирским холодком.А я ушаночку поглубже натянуИ в свое прошлое с тоскою загляну,Слезу смахну,Тайком тихонечко вздохну...

– пробирал до селезенки ветеран шансона.

Несмотря на старания Сергея, жилье его как было берлогой, так берлогой и оставалось. Продавленный топчан, въевшаяся в оконные стекла вековая пыль. Пусть взгляд занозился о самые нелепые предметы вроде ржавеющего на комоде дуэльного пистолета двухвековой давности со сломанным замком или кожаной сумки, откуда выпирала линза крутого профессионального фотоаппарата «Filips» и прочие узкопрофессиональные фотографические прибамбасы, эта хата как была логовом зверя при прежнем владельце, так логовом оставалась и при нынешнем.

Но в этом «зверином принципе» хоронилась и сила Сергея Пепла, жившего по закону ни к чему не прикипать сердцем. Пепла, хронического одиночки, вроде обшрамленного кота, гуляющего сам по себе по задворкам жизни.

– ...Бегу один,Бегу к зеленым городам.И вдруг – гляжу:Собаки мчатся по запутанным следам.А я ушаночку потуже натянуИ в свое прошлое с тоскою загляну,Слезу смахну,Тайком тихонечко вздохну,

– догорчил из динамиков голос Геннадия Жарова и угас, зато ожил бодрый тембр диджея:

– Добрый день! Снова добрый день, дорогие друзья, опять с вами в эфире Владимир Омаров. Тем, кто не слышал, спешу сообщить, тем, кто уже в курсе, спешу напомнить, что до эпохального концерта звезд русского шансона в Ледовом дворце осталось три часа. И мы продолжаем нашу викторину. На данный момент числится неразгаданным последний вопрос. На какое количество заключенных был первоначально рассчитан изолятор временного содержания «Кресты», и как имя-отчество архитектора этого культового здания? Поскольку наше славное «Радио Петроград» является соорганизатором грандиозного парада гитарных струн в Ледовом дворце, победителя викторины ждет билет на праздник хриплых аккордов!

Пепел, понятно, знал про «Кресты» тайны покруче, чем пресные загадки диджея. Но суетиться ради халявы посчитал ниже своего достоинства.

Наплыло. Вспомнилась угрюмая байка, которую любила рассказывать старая Рута.

?Ой, ромалэ, слушайте, какие истории знали в прежние времена. Один цыган гулял по майдану в Херсоне, и вдруг видит, что к нему направляется смерть с косой. Цыган вскочил на коня и помчался долой, и всего за три часа доскакал до самого Краснодара. Коня загубил, сам в мыле, еле на ногах стоит, воздух синими губами ловит. И тут подходит к нему та самая жуткая смерть и говорит: «Хотела тебя спросить, что ты делаешь на базаре в Херсоне, когда у меня с тобой через три часа назначена встреча в Краснодаре»? Такое вот оно – цыганское счастье...?

Проклятый ворон, испохабил все настроение, недобрые мысли в голову полезли. И коль такой коленкор, коль все равно тоска, Сергей решил-таки взяться за одно обязательное по совести, но тягомотное и потому отложенное в дальний ящик дело. Хуже не будет.

Поездка предстояла тяжелая. Во-первых, Пепел не знал дороги, во-вторых... Почему-то вспоминался фильм «Калина красная». Егор Прокудин подсылает к родной матери жену узнать что да как, а сам мается, подойти не может. В принципе ничего похожего не намечалось, хотя «смотря как посмотреть». Пепел вынул из сосланой на шкаф шкатулки оловянный нательный крестик, сдавил в кулаке, будто пытаясь выжать из металла последнюю слезу, и грустно прикусил губу. Хотя лет прошло ох как много...

А было это так.

– ...При коммунистах жили проще. – Желтокожий старичок поежил драный фуфан. – Четыре, ну, от силы месяцев пять. Потом группировочка меняется, правила остаются. А сейчас беспредел полный. Народ мельчает, сявки в фаворе. Раньше одно ранение в месяц – это уже ЧП. А сейчас одно убийство в месяц – норма. И главное: храмы ставят и ставят, а отморозков все больше. Я тут с одним переписываюсь, вышел он недавно, авось и мне по выходе поможет. Хотя, хрен поможет. Такой маразм отчебучил, дескать, ампутация памяти у него не негатив. Не хочет зону вспоминать!

Дедуля прикурил у собеседника бычок, продолжая без азарта наблюдать, как по вымороженной январской стужей казарме, размахивая заточками и зычно грохоча прохорями, носятся озверелые зеки. Аж иней с потолка крошится.

Двое ссеклись с остальными. Стороны друг друга стоили. Ни тебе лишних угроз, ни истеричных взвизгов, ни позорных стонов. И никакого легкомыслия, без малейшего намека на фраерскую браваду. Мелькали сцепленные зубы, счесанные кулаки, и осыпались клочья одежки. Вот один врезал в челюсть напротив, вложив весь свой вес, не жалея костяшек. Вот другому заехали носком по голени. Вот жало заточки вспахало пустоту на месте, где только что приплясывал третий. Вот четвертый прозевал коленкой под дых. Вот пятый поймал сопаткой штыковой таран чужого лба. Вот попытался подсечь врага шестой, но только воздух напугал циркульным выбросом ноги.

– А ребята не вписались. Между трех огней. Администрация, Пиночет со своими шестерками, ссученые тоже обозлились почему-то. Я так думаю: хана ребятам. – Дедуля опять поежил драный фуфан (в Обуховской колонии это слово обозначало фуфайку) и замолчал.

Разбор становился все серьезней и серьезней. Пара урок уже умывалась кровью. Еще один валялся просто так.

– Мочилово! Мочилово! – истерично повизгивал кто-то в толпе зрителей.

А Пеплу было плохо. Мочили именно его. Пиночет, возомнивший себя диким вепрем, метил вгрызться в кадык. Вырубленные бойцы мешались под ногами. Мужики робко прятали ухмылки, любуясь на распластавшихся авторитетов. Коля оторвал голову Пиночета от шеи Пепла и, держа заводилу за уши, потащил к стене с явным намерением вражью голову об эту стенку и размочалить. Волочащееся следом туловище, как могло, сопротивлялось. Пепел подхватился быстро, хотя и с некоторым трудом. В правом боку было горячо и мокро. Сколь конкретно его пырнули, Пепел пока не оценил, но кровь хлестала, и очень настойчиво.

– А помирать нам рановато... – Пепел, насколько позволяли скупые слухи, просчитывал ситуацию. Хозяин, кум, замполит? Какая-то гнида из этой святой троицы его, Пепла, как минимум, невзлюбила. Не просто так, ибо Пепел не жаловал их всех вместе взятых. И сделать неугомонного Сергея яблоком раздора между вориками являлось делом чести и для начальника зоны, и для начальника оперчасти, и для какого-никакого замполита. С вориками все понятно – элита. Все в черном, перекрашенном с серого – ушитые штанишки, пидорка, пресловутый фуфан. И понятно, почему эта элита его так загадочно-заказано пытается замочить. А гребаная администрация в лице невдалеке маячащих окаянных чекистов на все забила болт. Расклад в пользу кладбища.