Картер Браун - Вояж на Гавайи

Картер Браун

Вояж на Гавайи

Глава 1

— Соедините меня, пожалуйста, с мисс Арлингтон — Бланш Арлингтон, попросил я телефонистку. — Она живет в бухте Канеоха.

Ох уж эти гавайские названия! Приходится выговаривать их по слогам.

— Вам перезвонят, мистер Бойд, — ответил женский голос.

Я положил трубку, осмотрелся и решил, что номер ланаи ничем не отличается от других номеров в отеле: что-то типа веранды, с которой можно сразу спуститься к бассейну.

На Гавайях вообще все не так, как у людей; ну, например, когда они говорят о леи,[1] то могут иметь в виду вовсе не гирлянду и не венок из цветов. Я всего три часа как в Гонолулу, а уже говорю на гавайском языке.

Зазвонил телефон, и я поднял трубку.

— Привет, — раздался сдержанный женский голос.

— Бланш Арлингтон? — спросил я.

— Да… А кто говорит?

— Мое имя — Бойд, Дэнни Бойд, — ответил я. — Эмерсон Рид говорил вам обо мне?

— Да, — произнесла она тихо. — Он сообщил телеграммой, что вы приезжаете.

— Когда мы сможем встретиться?

— Сейчас подумаю. — Последовала небольшая пауза. — Вы не смогли бы приехать ко мне?

— Думаю, смогу, — ответил я. — В какое время?

Мисс Арлингтон ответила не сразу. У меня даже появилось ощущение, что она не одна, — на другом конце возникла та особенная глухая тишина, когда трубку прикрывают ладонью.

— Меня устроит в половине девятого, — произнесла наконец моя собеседница. — Посидим, поговорим, выпьем чего-нибудь…

— Отлично, — согласился я. — Я остановился в отеле «Гавайян-Виллидж». Сколько мне потребуется времени, чтобы добраться до вас?

— Вы поедете на своей машине или возьмете такси? — поинтересовалась она.

— Я взял машину напрокат, еще в аэропорту. А что?

— Да так, — уклончиво проговорила мисс Арлингтон. — Дорога через скалу Пали-Пасс не из безопасных. Сильно не гоните, мистер Бойд, это может плохо кончиться…

— Учту, — хмыкнул я. — Так за сколько же я доберусь до вас?

— Не меньше чем за час.

— Ясно. Слышали что-нибудь новенькое о наших общих друзьях?

— Конечно. — В ее голосе почувствовалась скованность. — Это не телефонный разговор, расскажу обо всем при встрече.

— Хорошо, — согласился я. — Ваш дом найти не сложно?

— Нет. На этой стороне острова не так уж много домов. Проедете вдоль залива по дороге мили три, все время на север. Вдали увидите бунгало, выкрашенное в белый цвет, а у ворот огромный красный гибискус.[2]

— Найду, — сказал я. — Спасибо.

— С нетерпением буду ждать вас, мистер Бойд. — В ее голосе прозвучала насмешка. — Эмерсон говорил, вы мужчина что надо!

— Ох уж этот Эмерсон Рид! Всегда говорит правду.

Может, сегодня и проверим? Так Рид считает, я что надо? А все женщины, которых я встречал, утверждают, будто мне просто нет равных! Знаете, это все мой профиль!

— Сгораю от нетерпения, мистер Бойд, — съязвила Бланш Арлингтон. — До встречи. — И повесила трубку.

Я пропустил пару стаканчиков виски и перекусил в одном из ресторанов отеля, а около семи отправился на автостоянку, где оставил взятый напрокат автомобиль.

Ночь была звездной и такой бархатистой, что казалось, можно рукой ощутить ее мягкость. Бланш Арлингтон вовсе не шутила насчет дороги — она пролегала по огромной отвесной скале. Пришлось достаточно покрутиться по серпантину, прежде чем я выехал на гребень Пали-Пасс и решил, что все позади. Но не тут-то было: неожиданный порыв ветра буквально остановил машину и стал раскачивать ее из стороны в сторону.

Я включил первую скорость и нажал на газ. От дикого напряжения пот струился по моей спине, но машина не сдвинулась ни на дюйм. С полминуты я сидел и с ужасом представлял, как через секунду-другую окажусь на самом краю пропасти. Однако вскоре ветер сменил направление, и машина снова двинулась вперед по дороге. Я с умилением вспомнил Нью-Йорк и поклялся больше никогда в жизни не ругать его уличное движение.

Было почти полдевятого, когда я добрался наконец до бухты Канеоха. Казалось, за время пути я постарел года на два. Вдоль дороги мелькали редкие дома — местность больше напоминала джунгли. Наконец я нашел дом Бланш Арлингтон — одинокое бунгало, за которым возвышались горы, напоминающие декорации. У ворот рос огромный красный гибискус. Я представил, с каким наслаждением выпью двойное виски, как только войду в дом, если, конечно, предложат, хотя выпивку обещали.

Окна светились, будто говорили: «Добро пожаловать».

Остановив машину перед бунгало, я попытался представить, какая из себя эта госпожа Арлингтон. Несколько лет назад она считалась одной из подружек Эмерсона Рида, а это означало, что ее рейтинг был достаточно высок — у Рида хватало денег, чтобы позволить себе быть привередливым.

Я поднялся на деревянную веранду и постучал в дверь. Ответа не последовало, но было слышно, что в доме играет радио. Наверное, меня не услышали, решил я, и постучал еще раз значительно громче. Однако опять никто не ответил. Черт! Глухая она, что ли?

Я толкнул дверь, которая оказалась незапертой, и вошел, нацепив вежливую улыбку на тот случай, если вдруг хозяйка только что из душа и не одета.

Гостиная была довольно просторной, с плетенной из камыша мебелью и со множеством разных красивых деревянных безделушек. На одной стене висела картина с изображением Дайамонд-Хед,[3] а на противоположной — большой портрет Эмерсона Рида. Его продолговатое лицо с острыми чертами и надменный крючковатый нос были выписаны особенно тщательно.

Полные противоположности: Дайамонд-Хед — вулкан потухший, и Эмерсон Рид — вулкан все еще действующий, выплескивающий раскаленную лаву во все стороны, когда его настроение дрянь. Впрочем, два дня назад в Нью-Йорке с настроением у него было все в порядке.

Как я сказал, комната была неплохо обставлена, но производила впечатление какой-то пустоты. Интересно, куда исчезла хозяйка? Дэнни Бойд вот он, здесь, собственной персоной, преодолевший Пали-Пасс, а она даже не соизволила выйти ему навстречу.

По радио исполняли «Песнь островов», но мое настроение было уже испорчено. Я прошел в комнату и закурил. Продолговатое лицо Эмерсона Рида смотрело на меня в упор. Пришлось ему ответить: «Ты платишь мне за это, поэтому придется осмотреть дом, прежде чем отсюда уйти».

В гостиной было две двери, и я открыл ту, что находилась ближе ко мне. Она вела в коридор, затем в ванную, в кухню и комнату для гостей. Не встретив нигде ни души, я вернулся в гостиную, чтобы начать заново.

Вторая дверь была в спальню — уютную комнату, слабо освещенную ночником. Высокие окна были закрыты бамбуковыми шторами, на полу лежали циновки. На одной из них я увидел Бланш Арлингтон. По крайней мере, я так решил — сама женщина была не в состоянии представиться, потому что горло ее было перерезано. Она лежала на спине, обнаженная, только на шее висело леи из красного гибискуса. В широко раскрытых глазах, которые неподвижно смотрели прямо на меня, застыл ужас. Пальцы обеих рук были крепко сжаты в кулаки. Я осторожно опустился на колени рядом с телом и внимательно его осмотрел.

Убийца, кто бы он ни был, оказался настоящим мясником — циновка под головой и плечами женщины набухла от крови. Меня затошнило, и я сосредоточился на цветах — таких красивых, еще свежих.

И вдруг заметил что-то в правом кулаке трупа. Я осторожно разжал пальцы, и на бамбуковую циновку упал спичечный коробок. Подняв его, я вернулся в ярко освещенную гостиную. На этикетке коробка была нарисована темноволосая девушка с сонными глазами. Надпись. под рисунком гласила:

«Только в баре „Хауоли“ в Гонолулу два вечера в неделю обнаженная Улани исполняет для вас настоящий гавайский танец хула!».[4]

Это было то, что мне надо! Хоть расслаблюсь после кошмарной поездки через Пали-Пасс и зрелища перерезанного горла Бланш Арлингтон… Коробок единственная ниточка…

Неожиданно зазвонил телефон, и мои нервы чуть не исполнили собственный танец хула.

Я поднял трубку и просипел-прошептал: «Привет».

Мне подумалось, что так труднее определить, кто говорит — мужчина или женщина, все зависит от того, кого хотят услышать.

— Бланш, — в моем ухе резко отозвался неприятный и определенно мужской голос, — ты уже поговорила с Бойдом?

— Нет, — шепнул я.

— Ты что сипишь? — спросил мужчина заинтересованно. — Простыла, что ли? Ладно, слушай! Ничего ему не рассказывай, ясно? Я передумал, слишком многое поставлено на карту в этом деле, чтобы он совал в него свой нос. Поняла?

— Да. — Я вздохнул.

— Ладно, — проворчал он. — Увидимся завтра утром.

Я осторожно положил трубку, закурил и посмотрел на портрет, висящий на противоположной стене.

— Что, черт побери, ты делаешь в Гонолулу? — задал я вопрос, но написанная маслом голова Эмерсона Рида не проронила ни слова. Ну, значит, для психушки я еще не готов. А может, вообще ошибся, и голос в телефонной трубке принадлежал не ему?