Борис Старлинг - Мессия

Борис Старлинг

Мессия

Посвящаю моей семье, с благодарностью за любовь и поддержку, а также Йену, без которого все это до сих пор валялось бы где-нибудь в груде мусора

Часть первая

Кто хранит уста свои и язык свой, тот хранит от бед душу свою.

1

Пятница, 1 мая 1998 года

Едва войдя в дверь, Ред видит ступни трупа. Две ступни неподвижно висящих голых ног. Линия лестничной площадки второго этажа мешает увидеть все находящееся выше.

Он проходит через холл, огибая плотно набитый пластиковый мешок с надписью «Продовольственная торговля Хартса». Сквозь пластик угадываются очертания упаковки круассанов и бутылки апельсинового сока.

Темно-зеленый ковер выглядит еще темнее и мрачнее непосредственно под ступнями трупа, где собралась лужица крови. Ред поднимается по лестнице, глядя прямо перед собой. Когда он достигает четвертой ступеньки, его голова оказывается на одном уровне со ступнями убитого, а еще через пять ступенек следует поворот. Затем еще один. Ред не хочет смотреть на тело, пока не сможет увидеть его целиком.

«Постарайся, — говорит он сам себе, — рассчитать так, чтобы при первом взгляде тебе открылось его лицо».

Для этого надо подняться на пять ступеней, прикрыть глаза, повернуть налево, развернуться и открыть глаза.

Впрочем, еще не разлепив веки, Ред хорошо представляет себе, что должен увидеть. Повешенные в подавляющем большинстве выглядят одинаково. С выпученными глазами, отвисшей челюстью, вывалившимся языком.

Он открывает глаза, смотрит на тело и тут же чувствует: что-то не так. И молниеносно сопоставляет увиденное со своим мысленным перечнем признаков.

Глаза выпучены? Так оно и есть.

Челюсть отвисла? Еще как!

Язык вывалился?

Стоп! Вывалившегося языка нет.

Языка вообще нет!

Ред присматривается. Во рту умершего, точнее, там, где находился его рот, какое-то густое кровавое месиво. Вот откуда кровь. Она стекает по подбородку на грудь и ниже, скапливаясь на ковре. Торс, бока, ноги умершего — все в крови. Похоже, из него вытекла не одна пинта крови.

А языка нет. Язык у этого человека вырезали.

Ред проводит рукой по лицу и закрывает глаза, давая образу лишенного языка мертвеца проникнуть под веки и запечатлеться перед внутренним взором.

Потом он делает шаг в сторону и снова открывает глаза, потому что не хочет ничего упустить. Вот! Среди кровавого месива во рту что-то блеснуло.

Ред напрягает глаза и понимает, что уловил блик света на каком-то кусочке металла, засунутом между нижними зубами и левой щекой. Это блестящий металлический предмет с закругленным краем. Маленький предмет.

Ложка. Чайная ложка. Странно.

Реду доводилось видеть немало трупов с оставленными в них убийцами различными предметами. Чаще всего это были ножи, но не только. И в других отверстиях, а не во рту.

Посторонний предмет в теле жертвы является своего рода символом сексуального надругательства. Но на акт сексуального насилия это не похоже. А похоже на…

В общем, Ред не знает, на что это похоже. В том-то и проблема.

Он прислоняется к стене и снова смотрит на тело. На сей раз начиная снизу, с ног. И поднимаясь взглядом к голове. Волосы на ногах повешенного липнут к коже в тех местах, где по ней протекли струйки крови. Мужчина раздет до трусов (серых в коричневую крапинку «Кальвинс»), руки его связаны за спиной. Шея в петле, туго натянутая веревка привязана к перилам наверху.

Ред смотрит на лицо мертвеца и ловит себя на том, что не может даже вообразить, как выглядел бы этот человек, будь он живым.

Сверху, из одного из помещений, доносится звук шагов, и на лестничную площадку выходит полицейский в форме.

— Не слишком приятный вид, а? — Полицейский спускается по лестнице и протягивает руку. — Инспектор Эндрюс.

— Что обнаружили? — спрашивает Ред, не удосужившись представиться.

— В настоящее время эксперты проводят осмотр помещения, снимают отпечатки пальцев. «Скорая помощь» прибудет с минуты на минуту, тело увезут для вскрытия. Но мы хотели, чтобы сперва на него взглянули вы.

— Языка нигде не нашли?

Эндрюс качает головой.

— Да… Похоже, тот малый забрал его с собой.

— Плохо дело. — Ред кивает на труп. — Кто он?

— Филипп Род. Тридцать два года. Предприниматель. Владелец собственного банкетного зала, под который было оборудовано помещение старой пожарной части в Гринвиче. Основной профиль — организация и обслуживание корпоративных вечеринок. Штат фирмы — пять или шесть штатных работников, остальных нанимают от случая к случаю, через агентство.

— Кто обнаружил тело?

— Его невеста, Элисон Берд. Сегодня утром, в начале восьмого. Мы забрали ее к себе, в Хекфилд-плейс. Это рядом, считай за углом.

— Как она?

— Когда мы прибыли, была в жуткой истерике. Сейчас с ней работает наша сотрудница. Пытается успокоить.

— И каким образом? Отпаивает чаем с успокоительным?

Эндрюс смеется.

— Что-то вроде того. На вкус хуже некуда.

Ред отлепляется от стены.

— Я бы хотел поговорить с этой Элисон.

— Вам повезет, если вы услышите от нее связную речь. Боюсь, она сейчас невменяема.

— Ничего, я подожду.

— А здесь хотите еще что-нибудь посмотреть?

— Сейчас нет. Но вернусь попозже и осмотрю все как следует, когда здесь будет поспокойнее. Позаботьтесь о ленточном ограждении и выставьте у входа констебля, как минимум на сутки.

Эндрюс кивает.

— Будет сделано.

Ред спускается по лестнице и выходит через парадную дверь. С полдюжины соседей все еще отираются поблизости. Что такое жизнь и смерть в большом городе? Несколько дней соседи будут чесать языками о случившемся, а потом все забудется.

Ред смотрит на зевак и задается вопросом, знал ли кто-нибудь из них Рода, когда он был жив.

Он бросает взгляд на улицу и отмечает ее удивительное однообразие. Почти все дома выкрашены в белый или кремовый цвет, почти все могут похвастаться трехсторонним эркером на цокольном этаже. Если что и нарушает единообразие цвета и архитектуры, так это броские — красным по черному или зеленым по белому — вывески, объявляющие, что тот или иной из этих объектов недвижимости выставлен на продажу.

Гудит автомобильная сирена — с северного конца улицу перегораживает здоровенный фургон для перевозки мебели. Никто из зевак не обращает на это ни малейшего внимания.

Ред оборачивается к молодому констеблю у двери:

— Появлялись здесь представители прессы?

— Нет, сэр.

— Если появятся, позаботьтесь о том, чтобы они ничего не узнали. Ничего. С соседями пусть толкуют о чем угодно, но по всем вопросам, касающимся работы полиции, направляйте их в Скотланд-Ярд.

— Да, сэр.

Ред садится в свой «воксхолл» и, дав задний ход, выбирается на Фулхэм-роуд, помахав в знак благодарности пропустившему его таксисту. Славный малый, такому любезному таксисту место в Книге Гиннесса. Может быть, в конце концов, сегодняшний день окажется не таким уж и плохим.

2

Пробка тянется до Фулхэм-бродвей, если не дальше. Автомобили продвигаются вперед по дюйму, тормозные огни сердито мигают красным, словно досадуя на то, что их то включают, то выключают. Вспышки пробегают вдоль забитой машинами улицы с эффектом домино.

Ред чертыхается. Быстрее было бы пойти пешком.

Он раскрывает свой мобильный и набирает номер пресс-центра Скотланд-Ярда. Некоторые из его коллег предоставляют работать с журналистами другим, но Ред предпочитает заниматься этим лично. Если уж без освещения в прессе не обойтись — а когда дело касается убийств, тем паче громких, этого, как правило, не избежать, — желательно держать процесс под личным контролем. Если подойти к делу умеючи, журналисты не только не помешают, но могут даже оказать неоценимую помощь в поисках убийцы, но если предоставить их самим себе, они, чего доброго, подняв шум, заставят преступника забиться в такую нору, из которой его вовек не выковырять. Оно конечно, общественность имеет право на осведомленность, беда только в том, что среди этой общественности затесался и тот, кто без всякой прессы знает о данном убийстве все, что только можно. Сам убийца. А избыточная информация о ходе следствия может подсказать ему, насколько приблизилась полиция к его поимке, и помочь получше замести следы.

Ред бросает взгляд на часы. Еще нет и половины девятого. В столь раннее время большинства сотрудников наверняка нет на месте.

И точно — трубку берут только после десятого гудка.

— Пресс-центр, — произносит кто-то на едином дыхании.