Ю Несбё - Призрак Страница 30

Он крепко держал ее одной рукой, а второй запихивал какие-то вещи в ее рюкзак. Когда он потащил ее к двери, она перестала сопротивляться.

— Стейн… — начал было я.

Он остановился в дверном проеме и вопросительно посмотрел на меня, но мне больше нечего было сказать ему.

— Ты уже достаточно горя причинил этой семье, — произнес он.

Когда он поднял ногу и захлопнул ею за собой железную дверь, он напомнил мне хренова Брюса Ли. Воздух звенел. Олег поднял голову над усилителем и что-то сказал, но я снова оглох.

Я стоял спиной к камину и чувствовал, как от тепла покалывает спину. Огонь и старинная огромная настольная лампа были единственными источниками света в комнате. Старикан сидел в кожаном кресле и разглядывал мужика, которого мы привезли с собой на лимузине с Шиппер-гата. Он был все так же одет во всесезонную куртку. Андрей стоял позади мужика и снимал повязку с его глаз.

— Итак, — произнес старикан. — Значит, это вы поставляете товар, о котором я так много слышал.

— Да, — ответил мужик, надел очки и, прищурившись, огляделся.

— Откуда товар?

— Я здесь для того, чтобы продать его, а не рассказывать о нем.

Старик провел двумя пальцами по подбородку.

— Тогда он меня не интересует. В таком бизнесе, как наш, перекупка краденого всегда ведет к трупам. А трупы — это проблемы для фирмы.

— Товар не краденый.

— Смею утверждать, что я довольно хорошо знаю каналы, а этого товара раньше никто никогда не видел. Поэтому повторюсь: я ничего не покупаю, пока не удостоверюсь в том, что товар не выйдет нам боком.

— Я позволил вам привезти меня сюда с завязанными глазами, потому что понимаю необходимость соблюдать секретность. Надеюсь, вы проявите такое же понимание по отношению ко мне.

От тепла стекла его очков запотели, но он не снял их. Андрей и Петр обыскали его в машине, а я наблюдал за языком его тела, за голосом, руками. Единственное, что я понял, — это что он одинок. Не было никакой жирной страшной подружки, только этот мужик и его потрясающий наркотик.

— Судя по тому, что мне известно, вы можете быть полицейским, — сказал старикан.

— С этим вот? — ответил мужик, указывая на свою ногу.

— Если вы занимаетесь ввозом, почему я о вас раньше не слышал?

— Потому что я новичок. У легавых на меня ничего нет, меня никто не знает, ни в полиции, ни в этом бизнесе. У меня есть так называемая респектабельная профессия, и до сих пор я вел совершенно нормальную жизнь. — Он осторожно изобразил на лице гримасу, которая, видимо, должна была означать улыбку. — Ненормально нормальную жизнь, как сказали бы многие.

— Хм…

Старикан продолжал почесывать свой подбородок. Потом он схватил меня за руку и притянул к креслу так, что я оказался рядом с ним. Я продолжал рассматривать мужика.

— Знаешь, что я думаю, Густо? Я думаю, он сам делает товар. А ты как считаешь?

Я подумал и ответил:

— Возможно.

— Ты же знаешь, Густо, для этого не нужно быть Эйнштейном в химии. В Сети можно отыскать детальные описания того, как превратить опиум в морфин, а затем в героин. Давайте предположим, что вы заполучили десять кило опия-сырца. Вы добыли оборудование для его варки, холодильник, немного метанола, вентилятор и венчик, и вот у вас уже восемь с половиной кило кристаллов героина. Смешайте его, и у вас кило двести уличного героина.

Мужик во всесезонной куртке прокашлялся:

— Для этого требуется немного больше.

— Вопрос, — сказал старик, — в том, где вы взяли опиум.

Мужик покачал головой.

— Ты слышал, что он говорит, Густо? — Старикан указал пальцем на изуродованную ногу. — Он делает полностью синтетический наркотик. Ему не нужна помощь природы или Афганистана, он пользуется простой химией и готовит на кухонном столе. Полный контроль и никакого риска при транспортировке. И как минимум такой же действенный, как героин. Среди нас объявился умник, Густо. Такая предпринимательская деятельность внушает уважение.

— Уважение, — пробормотал я.

— Сколько вы можете производить?

— Два кило в неделю, наверное. Зависит от ряда факторов.

— Беру все, — сказал старикан.

— Все? — спросил мужик, ровно, без сколько-нибудь заметного удивления в голосе.

— Да, все, что вы изготовите. Могу ли я сделать вам деловое предложение, господин…

— Ибсен.

— Ибсен?

— Если вы не возражаете.

— Ну что вы, он тоже был великим мастером. Я предлагаю вам вступить с нами в деловое партнерство, господин Ибсен. Вертикальная интеграция. Весь рынок будет принадлежать нам, и мы сможем устанавливать цену. Больше дохода нам обоим. Что скажете?

Ибсен покачал головой.

Старикан склонил голову, улыбаясь безгубым ртом.

— Почему нет, господин Ибсен?

Я увидел, как маленький мужик выпрямился и даже, мне показалось, раздулся в своей немного большой по размеру, унылой куртке.

— Хотите, чтобы я отдал вам монополию, господин…

Старикан сложил ладони:

— Называйте меня, как хотите, господин Ибсен.

— Я не хочу зависеть от одного-единственного покупателя, господин Дубай. Это слишком рискованно. И это означает, что вы можете снизить цену. С другой стороны, я не хочу иметь слишком много покупателей, тогда возрастает риск того, что меня выследит полиция. Я пришел к вам, потому что известно, что вы умеете быть невидимым, но я хочу иметь еще одного покупателя. Я уже связывался с «Лос Лобос». Надеюсь, вы меня понимаете.

Старикан рассмеялся своим странным смехом, напоминающим рев мотора южнонорвежской лодки:

— Слушай и учись, Густо. Он знаком не только с фармацевтикой, он еще и бизнесмен. Хорошо, господин Ибсен, на этом и порешим.

— Цена…

— Я заплачу, сколько вы просили. Вы скоро выясните, что в этом бизнесе не тратят время на торг, господин Ибсен. Жизнь слишком коротка, а смерть слишком близка. Договоримся о первой поставке в следующий вторник?

По дороге к двери старик прикидывался, что не может идти, не опираясь на меня. Ногти его царапали кожу на моей руке.

— А вы задумывались об экспорте, Ибсен? Контроля за вывозом наркотиков из Норвегии не существует, знаете ли.

Ибсен не ответил. Но теперь я увидел, что он хотел иметь. Увидел в том, как он стоит на своей изуродованной ноге с вывернутым бедром. Увидел в отблесках на его потном чистом лбу под редкими волосами. Стекла очков отпотели, и глаза его сверкали так же, как на Шиппергата. Он хотел доплаты. Доплаты за все, что он недополучил: уважение, любовь, восхищение, принятие, за все те вещи, которые, как говорится, нельзя купить. Но на самом деле, конечно, можно. Только за деньги, а не за хреново сочувствие. Не так ли, папа? Жизнь должна тебе, и если она не возвращает свои долги, ты должен потребовать возврата, ты должен стать рэкетиром для себя самого. И если за это нам придется гореть в аду, то на небесах будет немноголюдно. Правда ведь, папа?

Харри сидел у выхода на посадку и смотрел в окно. Смотрел, как самолеты отъезжают и выруливают на взлетную полосу.

Через восемнадцать часов он будет в Шанхае.

Он любил Шанхай. Любил тамошнюю еду, любил идти по набережной Бунд вдоль реки Хуанхэ к отелю «Мир», любил заходить в «Бар старого джаза», чтобы послушать пожилых музыкантов, со скрипом продирающихся через свои стандартные произведения, любил думать о том, что они непрерывно сидели и играли здесь с самой революции сорок девятого года. Любил ее. Любил то, что между ними было и чего не было, но он оставил эти мысли.