Александр Ачлей - Палач. Наказание как искупление

Александр Ачлей

ПАЛАЧ

НАКАЗАНИЕ КАК ИСКУПЛЕНИЕ

Моим друзьям и наставникам

Ибрагиму Ашрапудиновичу Дибирову,

Алексею Николаевичу Назаревскому,

Мугуме Чеерчиевичу Чеерчиеву

в знак благодарности и уважения.

Все события и персонажи вымышлены. Любое сходство с реальными событиями и людьми случайно.

Глава I

Смерть реформатора

(Москва. 2010)

— Папуля! Ты почему опять грустный? — голос дочери доносился из трубки мобильника на фоне какого-то раздражающего душу эха.

— Отнюдь! С чего ты взяла? — он ответил первое, что пришло на ум. И этим первым оказалось слово, по которому его в том далеком 91-м узнавала вся страна.

— Хватит хандрить! Приезжай немедленно! Нам есть что праздновать! Я вошла в политсовет партии «За демократию и прогресс», — радость от собственной состоятельности звучала в каждой фразе его наивной девочки, которая искренне верила в то, во что он уже давно не верил.

— Поздравляю! — выдавил он из себя без всякого энтузиазма. — Я обязательно приеду. Вот только дела закончу.

Чмок-чмок, пока-пока. Разговор закончился как обычно. Она в очередной раз поняла, что он никуда не поедет. Он в очередной раз осознал, что вряд ли уже сумеет выйти из депрессии. И никакие успехи дочери на политическом поприще, никакие житейские радости как-то: рождение детей (почему бы нет?), внуков, вкусная еда (это он когда-то любил), любовница (ну, это чисто теоретически), бражничество с друзьями (здесь он всегда был сдержан) не помогут справиться с чувством глухой тоски, раздирающей душу.

А как все славно начиналось!!! Он, внук одного из ярчайших героев Октября и сын человека, на которого равнялась вся страна в середине прошлого века, оказался востребованным новой российской властью сразу после распада «великого и могучего…». Тогда он был абсолютно уверен, что развал Союза стал закономерным итогом его развития вне основных мировых трендов. В те далекие 90-е Георгий Темирович Голиков был отчаянным рыночником. Рынок был для него «священной коровой», той палочкой-выручалочкой, которая сможет быстро и эффективно превратить Россию в развитую, современную, так похожую на передовые США и Европу державу.

Да, тогда, в начале 90-х, он был смел, решителен, амбициозен. Вокруг него сплотилась группа единомышленников, которые разделяли его политические и экономические взгляды. Главным монстром, сдерживающим поступательное движение России, они считали собственно государство в его советском воплощении. И потому активно взялись за выкорчевывание всего, что оставалось еще от этого прогнившего древа.

Он был настойчив и последователен в своей решимости насадить на 1/7 части суши те законы, которые превратили Запад в экономический рай. Как и его легендарный дед, бросившийся со всей напористостью своей юной романтичной души насаждать революционные идеалы, Георгий Темирович также взялся за реформирование огромной страны. Это только внешне он напоминал упитанного, медлительного, вальяжного и добродушного барина. На деле это был яркий, решительный, убежденный в правильности предпринимаемых им шагов лидер, готовый пойти на многие жертвы ради воплощения в жизнь своих идей. Это и роднило его со своим пассионарным предком, который в 16 лет командовал полком и силой оружия и собственной убежденностью взращивал новое.

Голиков провел сеанс шоковой терапии. Пустые полки магазинов тут же наполнились дешевым импортом. Народ ликовал от возможности в немереных количествах приобретать жвачку, сомнительное спиртное в красивых бутылках и несвежие колбасные изделия в импортной упаковке. На неприятные позывы в желудочно-кишечном тракте внимания не обращал. Был полон надежд на скорейшее вхождение в эру изобилия и процветания, братания с американскими и европейскими народами, всемирной любви и единения под знаменем свободы, равенства и братства.

Цензуру — долой! Ура!

Монополию на внешнюю торговлю — долой! Дважды ура!!

Ограничения на выезд из страны — долой! Трижды ура!!!

Но чем больше было свободы, тем неспокойнее становилось в стране. То тут, то там стали раздаваться выстрелы. Сначала одиночные. А потом очередями. Со временем словосочетание «наемный убийца» стало обыденным. Впрочем, его неблагозвучие очень скоро было вытеснено красивым иностранным словом «киллер». Тот рынок, о котором Голиков мечтал и который должен был подтолкнуть огромную страну к саморазвитию, ограничился спекуляцией и торговлей, присвоением и разворовыванием того, что было накоплено и сохранено предыдущими поколениями. Появилась собственная «русская мафия», которая все больше срасталась с чиновничеством и бюрократией. На его глазах скромные и непритязательные соратники превращались в бонз, становились обладателями несметных состояний, приобретали привычки, более подходящие для англосаксонских аристократов и ближневосточных шейхов. Огромные квартиры, шикарные загородные дома, одежда, часы и прочие аксессуары престижных марок, автомобили самых последних моделей, огромные запасы в депозитариях швейцарских, люксембургских и прочих банков, роскошные дворцы, замки и виллы в Старой Европе — все это считалось в их среде законным, абсолютно заслуженным и закономерным вознаграждением за их труд и талант.

«Интересно, когда я стал разделять „их“ и себя?» — задал он себе риторический вопрос. Его фактический отход от основной массы младореформаторов произошел еще в середине 90-х. Он был и оставался идеалистом. Он искренне хотел как лучше.

«А получилось как всегда», — вспомнил он ставшую поговоркой фразу сменившего его на посту премьера чиновника и невольно улыбнулся.

Да, рынок, о котором он мечтал, так и не случился. Страна превратилась в сплошной базар, экономика рухнула окончательно, а малый и средний бизнес, становой хребет любой рыночной экономики, так и не состоялся. Коррупция, которая поначалу казалась лишь легким недоразумением, превратилась в хищного спрута, захватившего в свои щупальца все сферы политической, экономической и социальной жизни. Причем если в начале «реформирования» (при каждом возвращении к этому слову его губы кривились в горькой усмешке) в системе коррупции наблюдалась хоть какая-то иерархия и упорядоченность, то со временем процесс стал напоминать броуновское движение, где каждая частичка (чиновник) двигалась так, как ей заблагорассудится. Словно стая голодных гиен бюрократы «обновленной России» урывали для себя каждый что может. Без стыда и совести. В единственном стремлении брать, брать и брать. И если на начальном этапе хапали, но при этом хоть что-то делали, то потом и делать перестали. Поэтому выделяемые из раздувшегося от продажи нефти и газа госбюджета баснословные деньги на модернизацию, строительство дорог и мостов, создание новой инфраструктуры никак не способствовали решению именно этих задач. Дорог так и не стало, мосты забавно раскачивались, плотины ГЭС рушились. Большой театр, несмотря на все потуги российских рабочих, так и не отреставрировали, строительство олимпийских объектов в Сочи вошло в Книгу рекордов Гиннесса из-за своей баснословной дороговизны, а павильон в Шанхае на ЭКСПО-2010 стал просто посмешищем, так как символом великой страны был выбран почему-то Незнайка из Солнечного города.

Раздался сигнал домофона. Георгий Темирович сам пошел открывать дверь. Прислугу он отпустил. Не хотел, чтобы при его разговоре с Антоном присутствовали посторонние люди. Он давно собирался переговорить со своим самым близким соратником того полного наивных надежд времени. Но все как-то не удавалось. Всякий раз, сталкиваясь с абсолютной уверенностью Чабисова в правоте делаемого им дела, он вынужден был отступать и все глубже уходить в свои мысли о том, что было, что думалось и что сталось.

Антон Борисович вошел как всегда стремительно, крепко и искренне обнял друга, решительным шагом прошел в гостиную, уверенно расположился в кресле и направил на своего бывшего патрона известный всему миру взгляд с характерным прищуром.

— Антон! Ты знаешь, я не люблю долгих прелюдий. Тем более что ты человек весьма занятой. Поэтому постараюсь быть кратким. — Вступление досталось Голикову достаточно тяжело. Так тяжело бывает тогда, когда решаешь высказать наболевшее человеку, который когда-то был твоим другом, а со временем… А что со временем? Этого Голиков еще не знал.

— Я долго размышлял над тем, что произошло. Моя страна, прости уж за излишний пафос, но сейчас иначе не могу, на моих глазах превратилась из великой державы в полное дерьмо. Не возражай, пожалуйста, — предупредил Голиков невольный порыв Чабисова вмешаться в его монолог.

— Да, да. Именно дерьмо! Полноправным членом западного цивилизованного сообщества она так и не стала. От нее шарахаются как черт от ладана и Европа, и Америка. Нас ненавидят так же, а может, и сильнее, чем раньше. Но раньше на нашей стороне была хотя бы сила. Сейчас нет и ее. И вообще ничего нет. И все катится в тартарары. Не хочу быть пророком. Но все это года через три рухнет. И ничего не останется. Ни от России. Ни от нас…