Владимир Катин - Тайна леса Рамбуйе

Владимир Катин

Тайна леса Рамбуйе

Глава первая

Роковая встреча в лесу Рамбуйе

Весна в Париже выдалась солнечная, веселая. В одно из воскресений мая в Латинском квартале произошло событие само по себе незначительное, банальное, но изменившее судьбу молодого преуспевающего человека по имени Клод Сен-Бри…

В любое время года и во все дни недели улочки, переулки и площади Латинского квартала оживлены чрезвычайно. Тротуары плотно заставлены столиками и плетеными креслицами бесчисленных кафе и ресторанов, а завсегдатаи здесь обычно гривастые студенты и замученные экскурсиями туристы.

Со времен молодежного бунта памятного 1968 года, когда Латинский квартал за одну майскую ночь превратился в баррикады, в этом парижском округе круглосуточно дежурят полицейские автобусы с железными решетками на окнах. В распахнутые двери прохожим видно, как стражи порядка в расстегнутых мундирах коротают время за картами или спят.

И в этот день, как обычно, как всегда, люди фланировали, останавливались возле сувенирных лавок, иногда покупали приглянувшуюся безделушку, рылись в книгах и гравюрах букинистов. Праздную толпу любопытно наблюдать со стороны.

— Посмотрите-ка на этого типа с накрашенными губами и портативным вентилятором! Ха-ха! Ему, видите ли, нестерпимо жарко!

— Эксцентрик. Дурака валяет.

— Вполне возможно… Смотрите, смотрите, вон толстая дама прогуливает козленка на поводке.

Трое молодых людей разглядывали и обсуждали прохожих с открытой веранды «Гран-кафе» на площади Контрескарп. Это были Клод Сен-Бри — студент последнего курса юридического факультета Сорбонны, его приятельница Патриция Шуви и друг Робер Дюк — восходящая звезда столичной журналистики.

Было за полдень, и под бочонком старинных часов на фонарном столбе в центре крохотной площади начали собираться клошары. Бесцеремонно громкоголосые, с лиловыми расплывчатыми лицами бродяги удобно располагались прямо на асфальте, распивая дешевое красное вино из горлышка пластмассовых бутылок.

Клод Сен-Бри с интересом рассматривал бездомных, копошившихся в своих грязных лохмотьях, словно куры в серой пыли.

— Как странно и страшно… Они тоже когда-то были юны. Мечтали… Черт знает что!

Робер Дюк широко улыбнулся.

— Судьба! Никуда не денешься, дорогой мой Клод.

— При чем тут судьба?! Глупо и пошло сваливать на нее свою инертность, лень. Как легко оправдывать безволие некоей мистической судьбой, роком.

Робер Дюк улыбался.

— Скажи, пожалуйста, что тут смешного? Тебе дается жизнь. И только ты и никто другой вправе ей распорядиться. Хочешь — поставь цель и бей по ней все отпущенное тебе время. Не попал — не беда. Зато стремился! А хочешь — наслаждайся бездумно созерцанием. И так тоже можно. Кто спорит? Но выбор — куда качнуться, как жить — может сделать только сам человек. Наполеон родился бедным корсиканцем. Помпиду вышел из крестьян. Онассис в юности чистил обувь на улицах Афин. И кем они стали? Судьба? Нет! Воля. И клошары, которые захлебываются сейчас дрянным винищем, стали клошарами по своей собственной воле. Вернее — из-за своего безволия.

Робер, вытянув ноги и запустив руки в карманы светлых фланелевых брюк, раскачивался на скрипучем плетеном стуле, балансируя на двух его ножках.

— Видишь ли, мой милый будущий великий адвокат… Кроме твоего «я», этого начиненного силой воли «эго», есть не познанные нашим скудным умом мощные силы, и они, как магнитное поле, влияют на нас. Движут нами, изменяют нашу жизнь. Конечно, случается, что вектор внешних сил совпадает с желаниями личности, так сказать, с ее устремлениями… Да, так бывает. Вот тогда-то и возникает феномен успеха, триумфа. А бывает и так, что и талант — ничто, даже обуза, если эти не познанные нами неведомые силы идут наперекор, а не сопутствуют. Возьми Ван-Гога, он умер нищим, не продав ни одной работы. А сколько бывает наоборот — бездарь, шарлатан, а надо же — в фаворе у судьбы.

— Мистика все это, Робер. Нельзя объяснять жизнь таинственными явлениями. Я в это не верю.

— А я верю, Клод, — вмешалась Патриция. — Вот у нас в деревне, где живут мои родители, был такой случай…

Робер перебил ее, вставая со стула.

— Правильно, Пат, расскажи-ка ему страшный случай из жизни, которую он знает лишь по учебникам Сорбонны…

Дорогие друзья, я ухожу, ведь журналисты больше всего работают по воскресеньям.

Но Клоду хотелось продолжать спор, и, оставшись с Патрицией вдвоем, он вернулся к разговору.

— Безусловно, в жизни есть неудачники. Посмотри на полысевшего от времени нашего официанта. Всю жизнь прошагать от столиков до буфета, а? Весь его, так сказать, жизненный путь! Должно быть, безволен, ленив. Не стремился…

— Клод! Смотри, что делает этот сумасшедший. Какой ужас!

Напротив открытой веранды кафе остановился обнаженный до пояса, худой, как йог, субъект с длинными, давно не мытыми волосами. Сделав невозмутимое, даже скучающее выражение лица, он принялся поглощать лезвия бритв «жиллет», с хрустом разжевывая отточенную сталь.

Одни смотрели на поедание бритв с ужасом, другие с веселым азартом и даже подзадоривали фокусника.

— Этот и опасную бритву съест!

— С таким-то аппетитом и электрическую проглотит.

Дюжина лезвий исчезла в прорези воспаленного рта, их пожиратель погладил впалый живот и пошел меж столиков с протянутой шляпой.

Клоду и Патриции он поклонился как-то особенно низко и, едва не потеряв равновесие, чуть не упал, схватившись за спинку стула, на котором сидел Клод.

— Пардон, — пробормотал бродячий иллюзионист и поспешно отошел.

Клод снова принялся размышлять вслух о сильных личностях, на которых держится мир. Его прервал лысый официант с оттопыренными мелочью чаевых карманами.

— Месье будет угодно еще что-нибудь?

— Спасибо. Мне угодно счет.

Официант подсчитал, что причиталось за два пива и чашку кофе, и вывел отдельно десять процентов себе за услуги.

Клод снял со спинки стула замшевую куртку и полез в карман за бумажником. Но там было пусто. Он заглянул под стол, посмотрел вокруг. Тщетно. Бумажник исчез.

— Может быть, ты оставил его в машине? — спросила Патриция.

— Нет. Я ничего не оставлял в машине, — спокойно ответил Клод. — Портмоне украл пожиратель бритв.

— Что ты говоришь! Это когда он едва было не упал на нас, да?

— Именно.

— У меня есть деньги, чтобы расплатиться. Но скажи, там была большая сумма?

— Ерунда. Франков сто. Дело не в этом. Пропали все документы. Мое удостоверение личности, водительские права, паспорт на машину… К тому же машина не моя, а моего дядюшки. Он разрешает пользоваться, когда его нет в Париже.

— А ты знаешь, Клод, бывает, что документы присылают по адресу. Зачем они ему, этому бродяге?

— Бывает, конечно, и так. Но, как правило, лишь в тех случаях, когда украдены большие деньги, а вор настолько благороден, что не поленится вернуть ненужные ему бумаги да еще с каким-нибудь веселым пожеланием…

Кража не то чтобы расстроила Клода, но вызвала досаду. Будучи человеком трезвого, практического склада, деятельным и энергичным, он не впал в уныние, а быстро прикинул в уме, как с меньшими хлопотами поскорее восстановить документы.

Клод и Патриция вышли по крутой, спускающейся вниз улице Муффетар к метро «Гобелены», где оставили дядину «рено-16».

— Если у тебя есть время, Клод, отвези меня к родителям в деревню, — попросила девушка. — Это недалеко, минут двадцать езды через лес Рамбуйе. Я давно их не видела, останусь до завтра, а утром автобусом вернусь в Париж.

Клод подумал, что в воскресенье дел у него нет, что за городом хорошо сейчас дышится — весна, и согласился.

Они выехали на шоссе, миновали гулкий, пропахший отработанным бензином тоннель и окунулись в пряный загородный воздух майского леса. И Клод уже забыл неприятную историю с украденным кошельком и пребывал в обычном своем состоянии безмятежной уверенности в себе. С этим настроением он просыпался и засыпал, оно было ожиданием удачи, успеха, к которому он сознательно шел всю свою недолгую жизнь. Предвкушение блестящего будущего волновало, и Клоду нравилось в него погружаться, слегка фантазировать, любоваться собой, мечтать и тихо ликовать.

…Клод Сен-Бри считался лучшим студентом на факультете. Природа одарила его феноменальной памятью и острым умом, способным быстро и оригинально реагировать в сложных ситуациях, что особенно ценно для адвоката. В студенческих дискуссиях, когда, как шахматные партии, разыгрывались судебные казусы и головоломные процессы, он всегда выходил победителем, и ему пророчили славу.

Клод был крепкого сложения, высокого роста, с тонкими чертами лица, чуть горбатым носом, темными глазами, какие бывают у южан Франции. Каштановые волосы он носил рассыпанными по плечам. Весь облик, манера держаться, внимательный и в то же время отстраняющий от себя взгляд показывали в нем личность значительную, отличную от других и сознающую это. И разговаривал он с людьми как-то особенно — хотя и любезно, но с неуловимой снисходительностью. Как, бывает, старшие говорят с младшими, стараясь не показать свое превосходство, но все равно оно чувствуется.