Виктор Михайлов - Бумеранг не возвращается

Виктор Михайлов

БУМЕРАНГ НЕ ВОЗВРАЩАЕТСЯ

Повесть

1

ВМЕСТО ПРОЛОГА

С океана, как обычно в это время года, вот уже третьи сутки дул сильный муссон, влажный и в то же время знойный. Он гнал по Глобус-парку пожелтевшие листья деревьев и обрывки избирательных бюллетеней марсонвильской партии «Благоразумных».

Господин Давид Саксон в сопровождении личной охраны гулял по парку, когда часы над портиком парламента пробили девять часов утра. Через боковую калитку парка Давид Саксон проследовал в свой автомобиль и приказал везти себя в Марсонвильский институт почвоведения. Подобно своему брату, покойному Роберту, он интересовался вопросами почвоведения и растениеводства.

В это же время, минуя Глобус-парк, приземистый черный автомобиль повернул на Саговар-авеню и затормозил перед глухими чугунными воротами. В ответ на низкий трехзвучный сигнал ворота распахнулись, машина въехала во двор и остановилась возле подъезда мрачного двухэтажного особняка, построенного в стиле конца прошлого столетия.

Шофер распахнул дверку автомобиля, и Ингольс — директор института почвоведения прошел в холл.

Поднимаясь по широкой лестнице, устланной персидским ковром, Чарльз Ингольс почувствовал запах табака. Господин директор не курил, и никто из научных сотрудников и служащих не позволял себе курить в общественных местах института.

Терпкий сладковатый запах трубочного табака преследовал Ингольса даже в холле второго этажа. Положительно, это был «Принц Луи» — любимый табак Давида Саксона!..

«Неужели?!» — входя в приемную, подумал Ингольс, и по тому, как Глория, его личный секретарь, молча, но выразительно показала глазами на чуть приоткрытую дверь, он понял, что не ошибся. С тревожно бьющимся сердцем, невольно поправив галстук, Ингольс перешагнул порог своего кабинета.

За широким столом, развалясь в его, Ингольса, кресле, сидел Давид Саксон. Холодно поблескивали в скупом свете наступающего дня стекла его очков. Из-под седеющей щеточки жестких усов, закрывающих тонкую верхнюю губу, торчала его неизменная прямая трубка. Глаза под тяжелыми полузакрытыми верхними веками смотрели мрачно, не предвещая ничего хорошего.

— Садитесь, господин директор, — вместо приветствия процедил Саксон. Выпустив клуб дыма и бесцеремонно рассматривая вошедшего, он сказал:

— У вас, Ингольс, вид ученого, озабоченного большой научной проблемой. — В словах Саксона была ничем не прикрытая ирония, граничащая с насмешкой. — Вы получаете больше, чем любой сенатор. Ваш институт стоит нам по крайней мере восемьсот тысяч долларов в год.

Отлично зная своего шефа, Ингольс молчал. Его бесцветные глаза под белесыми ресницами альбиноса, крупный мясистый нос и дряблый подбородок — все его лицо на длинной сухой морщинистой шее выражало услужливую готовность немедля согласиться с любым, самым уничтожающим заключением шефа.

— Вы думаете, Ингольс, что мое терпение бесконечно, а деньги неисчерпаемы! — Саксон постучал трубкой о ручку кресла, выбив пепел прямо на ковер, потом набил ее вновь, закурил, откинулся на спинку кресла и, закрыв глаза, бросил:

— Докладывайте!

— Мне нечего добавить к тому, что я уже докладывал, — осторожно сказал Ингольс. — Мы стоим у порога осуществления операции «Бумеранг», которая даст нам возможность получить исчерпывающие материалы.

— Сведения, переданные военным атташе министерству, полнее, а главное, дешевле ваших, — усмехнулся Саксон.

— Наши сведения, господин шеф, никогда не обходились дешево. Операция «Бумеранг» потребовала тщательного и специального обучения агентуры, мы потратили целый год на подготовку и рискуем лучшими кадрами. Терпение, господин шеф, и еще раз терпение. В игру вступают наши главные козыри, эта партия наша!

— Смотрите, чтобы козыри не оказались краплеными, — сказал Саксон, молча поднялся с кресла и, не прощаясь, направился к двери. Затем повернулся и добавил:

— Нас связывает, Чарльз, старая дружба. Но если вы с вашими козырями проиграете, я не обещаю вам даже пенсии. Вы всегда считались специалистом по русским вопросам. Не знаю, кто вам создал эту репутацию. Быть может, мой брат, Роберт? Но мне бы не хотелось, чтобы вы ее утратили. Не провожайте! — закончил Саксон и вышел из кабинета.

2

ИСПЫТАНИЕ

Если «артиллерия — бог войны», то полковник Крылов был одним из жрецов этого великого в гневе огнеподобного бога. Его любовь к артиллерии и беспредельная вера в нее никогда не были слепыми. Он творчески трудился для того, чтобы сделать этого сурового «бога войны» еще сильнее и могущественнее.

Сын тульского оружейника, с детства приученный к отцовскому ремеслу, страстно влюбленный в оружейное дело, Андрей Крылов прошел сложный жизненный путь от первого номера орудийной прислуги старой трехдюймовой пушки в семнадцатом году до члена-корреспондента Академии наук.

В свои пятьдесят четыре года Андрей Дмитриевич был крепок и полон той неиссякаемой творческой энергии, которая, по существу, определяет собой силу и молодость человека. И только нервное напряжение последних дней подготовки к испытанию давало себя чувствовать: у Крылова начало немного пошаливать сердце и сон стал желанным, но редким гостем.

Большие комнатные часы, стоящие в углу комнаты, пробили три четверти второго. Перевернув листок календаря, Крылов подчеркнул дату — завтра утром новое зенитное орудие, результат многих лет его упорного труда, проходило последнее, решающее испытание. Он погасил настольную лампу, подошел к окну и приоткрыл портьеру — в зареве электрических огней города, кружась и сверкая, падали крупные хлопья снега. Не зажигая света, он разделся и лег, но, взволнованный мыслями о предстоящем испытании, долго не мог уснуть…

Проснулся Крылов поздно, был десятый час. Около дивана на спинке стула он увидел свой парадный мундир с начищенными знаками отличий и приколотым булавкой вырванным из тетради листком. Он прочел:

Папа!

По твоему требованию мундир приготовлен, брюки отутюжены и регалии начищены! Почему у тебя в календаре сегодняшнее число подчеркнуто красным карандашом? Ох, старик, ты что-то скрываешь от своей дочери! У меня зачет по истории Англии, душа уходит в пятки… Завтрак на кухне.

Целую. Маша

Крылов подошел к окну и зажмурился от яркого солнца.

«Хороший денек для испытаний!» — подумал он.

Отсюда, с высоты девятнадцатого этажа, Москва расстилалась перед ним в белоснежном уборе… Было безветренно и морозно. Прямые султаны дыма поднимались над крышами домов.

Странное чувство праздничной пустоты охватило Крылова. Семь лет напряженной работы приходят к концу, сегодня последнее испытание. «Очевидно, такое чувство испытывает путник, пробившийся к намеченной цели сквозь пургу и ветер, через пески и зной, буреломы и непроходимые чащи», — подумал он и усмехнулся своей мысли, потому что он знал — усталость проходит и опять возникает цель, труднее, величественнее первой, и снова человек готовит себя к борьбе, к труду и победе.

Из состояния задумчивости Крылова вывел резкий телефонный звонок. Он взял трубку и услышал голос Шубиной, парторга института:

— Андрей Дмитриевич, желаю успеха! Мой совет, не волнуйтесь, все будет хорошо!

До разговора с Шубиной Андрей Дмитриевич был спокоен, но спустя несколько минут он почувствовал, что телефонный звонок парторга снова взбудоражил его. Тщательно побрившись, Крылов оделся, выпил стакан кофе и вызвал лифт. Машина уже ждала его у подъезда.

Приехав на полигон, полковник Крылов связался по каналам специальной связи со взлетными площадками управляемых по радио реактивных самолетов и с пунктами «ДАВС». На это ушло много времени. Полковник взглянул на часы и заторопился в малый лекционный зал. В дверях он встретился с генерал-полковником Чепруновым, заместителем министра. В минувшую войну Чепрунов был начальником штаба противовоздушной обороны фронта, он отлично знал зенитное вооружение, был требовательным и взыскательным заказчиком.

Генерал-полковник тепло поздоровался с Крыловым и сказал раскатистым баском:

— Я у вас сегодня, полковник, за повивальную бабку, принимаю вашего акустического первенца! — Он знакомым жестом провел ладонью по бритой голове и, бросив лукавый взгляд из-под темных, кустистых бровей, сам довольный своей шуткой, вошел в зал.

Андрей Дмитриевич поднялся на трибуну. Перед ним были его товарищи по институту, генералы и полковники, руководящие работники министерства, убеленные сединами прославленные герои Сталинграда, участники артиллерийского штурма Берлина.