Жерар Вилье - Реквием по тонтон-макутам

Жерар де Вилье

Реквием по тонтон-макутам

Глава 1

Эстиме Жоликер расстегнул свой старый полотняный пояс, на котором висел ржавый «смит-и-вессон 41 магнум», и положил его на край могилы рядом с соломенной шляпой и бумажным пакетом, в котором лежали три плода манго. Встав, гаитянин потянулся и зевнул. Было ровно шесть часов утра, и солнце еще не пекло. Через три часа температура станет адской. Кладбище Порт-о-Пренса, как и весь город, было настоящим пеклом. Если бы мертвецы не были защищены толстыми могильными плитами из цемента или из мрамора, они бы растеклись как масло. Слава Богу, гаитяне следовали традициям: чтобы достойно похоронить родственника, себе отказывали в еде, а в случае необходимости дочери выходили на панель.

Об этом Эстиме, художник по нагробным надписям, кое-что знал. Девочки, которыми он пользовался взамен на красивую эпитафию на новенькой могиле, позволяли ему не прибегать к услугам прогнивших доминиканок из маленьких дешевых борделей с улицы Карефур. Кроме того, его принадлежность к тонтон-макутам останавливала редких грамотных клиентов исправлять его весьма приблизительную орфографию.

Гаитянин взял горшок с краской, подошёл к могиле и прочитал вслух, для себя, то, что он уже написал: «Прощайте, Несравненный Лидер, равный Веспасиану, Мустафе Кемалю Ататюрку, Неизвестному Маррону из Сан-Доминго! О, Франсуа Дювалье, пусть земля Гаити, которую Вы так горячо любили, будет Вам пухом!»

Он несказанно гордился тем, что его выбрали для написания эпитафии доктору Франсуа Дювалье, пожизненному Президенту Республики Гаити, Верховному главнокомандующему Вооруженными Силами, силами полиции и добровольцами Национальной Безопасности. Его больше знали под именем «Папа Док». Он умер неделю тому назад. Вокруг могилы на подставках лежали венки.

Железная решетка, выкрашенная в синий цвет, окружала маленький мавзолей, в который вела дверь, запертая на ключ. Надгробие еще не было замазано цементом.

Внизу аллеи появился тощий кладбищенский сторож. Каждое утро он открывал решетку, отделяющую восточную часть кладбища от улицы Жан-Мари Гийу.

Могила Папы Дока находилась при входе в аллею, куда вела решетка. В течение дня сюда прибывали официальные делегации, за которыми тайно наблюдали тонтон-макуты, замечая тех, кто не так горячо выказывал свое горе.

Люкнер Камброн, министр в правительстве Папы Дока, раз и навсегда выразил кредо режима: «Настоящий дювальерист всегда готов убить своих детей, а дети – своих родителей».

Мудрая предусмотрительность!

Такая резолюция сулила Эстиме Жоликеру долгие дни работы. Франсуа Дювалье был мертв, но дело дювальеризма продолжал Жан-Клод, сын Папы Дока, новый кругломордый пожизненный Президент. Американцы называли его «Назначенный преемник»...

Шаркающей походкой прошел старый смотритель, испуганно поздоровавшись с Эстиме. Тот, подняв кисть и готовясь приступить к завитушкам, даже не повернул головы.

День обещал быть торжественным: в девять часов в «мерседесе-600» приедет поклониться могиле своего великого отца Жан-Клод Дювалье, новый пожизненный президент. С улицы был слышен шум такси. Из-за жары в Порт-о-Пренсе рано вставали... Скоро на аллеях появятся первые посетители.

Прежде чем приступить к работе, Эстиме Жоликер решил, что одно манго не повредит ему. Он положил кисть и взял один из фруктов, лежащих рядом с шляпой. Откусив от манго, он еще раз перечитал надпись.

Из всех упомянутых героев Эстиме слышал только о Неизвестном Марроне из Сан-Доминго. У него изо рта тек сок манго, лоб был наморщен; он сгорал от желания прибавить еще что-нибудь к эпитафии, чтобы показать свою приверженность дювальеризму, и подумал о выражении «Верховный Благодетель», но решил, что его смогут упрекнуть в излишней мягкости: надо было найти что-нибудь пожестче и определеннее.

Выбросив кожуру манго, он снова взялся за кисть, размышляя об ударной формулировке.

Из раздумий его вывела машина, остановившаяся перед решеткой. Он повернул голову. Эта была «пежо-брейк» серого цвета, похожая на десятки маршрутных такси, курсирующих по Порт-о-Пренсу и вечно ломающихся. Три человека вышли из машины и направились на кладбище. Первый был в черных очках, у него были короткие курчавые волосы, солидный живот, одет он был в голубой пуловер. Его спутник, такой же темнокожий, был одет в белую рубашку с короткими рукавами и в полотняные брюки. Из-за пояса была видна рукоятка небольшого револьвера.

«Макут», – подумал Эстиме. Их были сотни в Порт-о-Пренсе, тысячи на Гаити, и часто они не знали друг друга. Может быть, эти приехали из далекой деревни в центре Гаити отдать последние почести горячо любимому руководителю. Официально тонтон-макуты назывались добровольцами Национальной Безопасности и подчинялись только Президенту. Жоликер гордо, выпрямился и по-военному приветствовал гостей кистью.

Но его рука остановилась на полдороге.

Два первых человека расступились перед третьим, одетым в белую куртку с галстуком, в руках у него был тяжелый автоматический «кольт-44».

Пистолет был направлен на Эстиме Жоликера.

Он сжался, узнав лицо человека с приплюснутым носом. Его фотография была вывешена во всех комиссариатах, во всех отделениях тонтон-макутов. С приказом убить его при встрече.

Это был Габриель Жакмель, ренегат, бывший начальник тонтон-макутов, правая рука Президента, ставший врагом общества номер один для дювальеризма. Официально считалось, что он скрывается в горах.

Гигант улыбнулся, показав ослепительные зубы. Стволом кольта он показал в сторону мавзолея.

– Открывай!

Завороженный ужасом, Эстиме Жоликер не ответил. Что делает Габриель Жакмель в самом центре Порт-о-Пренса? Казалось, бывший шеф тонтон-макутов был уверен в себе. Кольт казался крохотным в его ручище. Он был выше своих спутников на целую голову.

– Открывай, – повторил гигант, – или я разнесу твою дювальеристскую башку.

Курок кольта был взведен. Мерзко улыбаясь, Жакмель наблюдал за Жоликером. С пистолетами в руках его телохранители следили за кладбищенской оградой. Не прячась. При виде вооруженного человека в Порт-о-Пренсе не задавали вопросов. Болота по дороге в Ибо-Бич были полны трупами тех, кто забыл об этом правиле.

Эстиме Жоликер посмотрел на пустынную аллею. Смотритель скрылся в своей сторожке у центрального входа. Если закричать, он не услышит. Он взглянул на свои пистолет. До него три метра. Он опустил руку с зажатой кистью.

– Что ты хочешь? – наконец выговорил он.

Габриель Жакмель приблизился к нему:

– Ты не знаешь, что Он сказал мне однажды по телефону? Что я принесу Ему свою голову! Ну а я пришел за его головой... Я буду всюду показывать ее... Давай, открывай!

Эстиме Жоликер почувствовал, как его лоб покрывается потом. Это было хуже святотатства. Как и все гаитяне, он верил в Вуду. Многие дювальеристы твердо верили, что Папа Док будет продолжать преследовать своих врагов как «зомби». Но для этого нужно было, чтобы труп оставался целым.

– Я никогда не дам тебе ключа, – гордо сказал он. – Клянусь дювальеристской революцией!

Улыбка Габриеля Жакмеля сразу исчезла.

– Идиот!

Он повернулся:

– Тома!

Телохранитель в черных очках приблизился в тот момент, когда Эстиме Жоликер нырнул за своим «смит-и-вессоном». Художник-макут поднялся, держа оружие за рукоять, но еще в кобуре, Краем глаза он увидел, как его противник вынул что-то из штанины. Он увидел блеск лезвия и почувствовал ожог в горле. Он хотел закричать, но ни один звук не вырвался. Из горла ударила струя крови, испачкав Габриеля Жакмеля. Эстиме внезапно склонился набок, его голова была почти что отделена от туловища ударом мачете, тело содрогалось в конвульсиях. Его убийца склонился над ним, наступив на голову ногой, чтобы еще больше увеличить страшную рану.

Резким ударом он отрубил голову, забрал пистолет и спрятал его за поясом.

– Поторопитесь! – приказал Жакмель.

Тома обшарил карманы Эстиме Жоликера, вытащил маленький плоский ключ и протянул его начальнику.

Гигант поспешил по ступеням мавзолея, вставил ключ в скважину и открыл дверь. Тома с мачете в руках подбежал к нему.

Худой телохранитель оттащил труп Эстиме Жоликера за ноги и спрятал его за решеткой. Затем последовала голова, держащаяся на лоскутах кожи. Посреди аллеи осталось только пятно крови. Затем он вошел в мавзолей, закрыл за собой дверь. Габриель Жакмель склонился над каменным надгробием, закрывающим могилу, вцепившись в край. С другой стороны ему помогал Тома. Оба тяжело дышали, усилие исказило их лица.

– Давай, – сказал Жакмель.

Вместе они напрягли мускулы. Тома, выругавшись, выпустил плиту из рук: ему на печень давил пистолет.

Жакмель напряг свои выдающиеся мускулы, глаза вылезли из орбит. Камень сдвинулся на несколько сантиметров. Негр выпрямился с торжествующим криком. Его сведения оказались верны: камень еще не был заделан цементом..