Родриго Кортес - Пациентка

Родриго Кортес

Пациентка

Салли не везло уже второй месяц. С середины февраля 1968 года он каждый божий день аккуратно перепроверял все свое снаряжение — шило, тщательно отточенную опасную бритву из хорошей немецкой стали, кусок скользкой нейлоновой веревки с крупными узлами на концах, прочный полиэтиленовый пакет — и старательно укладывал все на свои места: шило под сиденье водительского кресла, веревку и пакет в бардачок, а бритву под старый резиновый коврик с пассажирской стороны автомобиля. Его пусть и небогатый, но впечатляющий опыт говорил, что ангел мщения должен быть готовым ко всему.

Эти шлюхи и впрямь порой вытворяли такое, что расскажи кому — не поверят. Уже самая первая его… еще дома, в Миннесоте, — Салли болезненно крякнул, таким ярким было воспоминание, — даже она — пьяная вдрызг, едва до нее дошло, что греха между ними не будет и вот-вот придется платить по счетам, мгновенно протрезвела, разбила пивную бутылку и совсем коротким — не больше трех дюймов — горлышком порезала Салли и грудь, и руки, да так основательно, что врачам пришлось наложить восемнадцать швов.

— Шлюха вавилонская… — пробормотал Салли и промокнул рукавом взмокший лоб.

Он потом специально ездил на это место, но понять, обо что эта тварь умудрилась разбить крепкую, как деревянная колотушка, бутылку, так и не сумел. Куда ни пойди, всюду земля на веселенькой, густо заросшей цветами поляне была удивительно мягкой, без единого камня или корня.

Вторая, — а это было в Нью-Джерси, — уже с шилом в спине и полиэтиленовым пакетом на голове, как-то успела заехать ему ногтем в правый глаз, и с тех самых пор глаз постоянно слезился и болел.

И только с третьей, уже в Канзасе, господь вмешался и явил свою силу. И вот тогда все прошло как надо. Салли настолько заморочил ей голову, что даже когда он вытащил эту дуру из машины и бросил на четвереньки, она все еще думала, что это — продолжение игры.

Нет, потом, конечно, были и слезы, и крики, но наступил миг, и даже этой глупенькой шлюхе стало понятно, с кем она имеет дело… И вот тогда она сделала все, что он только мог вообразить: выла на луну, изображала из себя маленькую, но очень резвую пони и даже лизала ему ботинки — лишь бы пожить еще…

Салли прищурился и затаил дыхание, удерживая вспыхнувшую перед его мысленным взором картинку, но сзади отчаянно прогудел грузовик, и он вздрогнул, резко вывернул руль и прижал автофургон к обочине.

После этой третьей — самой лучшей — везение как отрезало! Салли ничего не понимал, господь словно потерял к нему всякий интерес, и бабы не только отказывались садиться в его машину, они даже не подходили к нему! Стоило Салли ущипнуть какую-нибудь девку за попку или сказать подходящий случаю комплимент, как она или закатывала истерику, или, еще хуже, окидывала сверху вниз таким уничижающим взглядом, что ему становилось нехорошо.

Салли был терпелив и настойчив. Он долго и упорно молился, а затем переехал в Хьюстон, штат Техас, и устроился на работу на самое лучшее место, какое нашел, — на автозаправку.

Здесь этих чертовых шлюх останавливалось без счета — выбирай любую! Да и хозяин, молчаливый, коричневый от загара грек, против регулярных вечерних отлучек самого безотказного своего работника не возражал. Но масть не шла — этих блудливых девок буквально выворачивало наизнанку после первого же его слова.

Но и тогда Салли не сдался. Он аккуратно записал за механиками и наизусть выучил восемь самых интересных анекдотов — почти на каждый случай. Он выбегал к каждой останавливающейся на заправке машине, успевая и протереть стекло, и подкачать спустившее колесо, и принести из хозяйского магазинчика заказ — вдвое быстрее, чем кто-либо еще. Он вызывался лично и совершенно бесплатно показывать дорогу заплутавшим. Он выучился надежно прятать свои истинные чувства и выглядеть таким, как надо, — хоть вежливым, хоть развязным… и даже крутым, — они ведь любят крутых. Без толку!

Он опустился до того, что часами мотался по дорогам, забирался аж в Сан-Атонио и даже еще дальше и все свободное время дежурил возле тамошней кондитерской фабрики, выглядывая тех, кто опоздал на автобус, или задержавшихся на извечной сверхурочной работе колумбиек и пуэрториканок. И все равно, каждый раз, едва очередная девка, отозвавшись на его зазывную шутку, заглядывала вначале в машину, а затем в его глаза, происходило одно и то же: дверка захлопывалась, а проклятая шлюха презрительно разворачивалась к нему своим грешным задом.

Второй месяц! Бог мой! Уже второй месяц подряд господь не посылал ему ни одной чертовой шлюхи…

Автофургон заверещал шинами по бетонке и ткнулся колесами в бордюр — так резко, что Нэнси едва успела отскочить.

— Садись, крошка, подвезу!

Нэнси вспыхнула, презрительно фыркнула, но на всякий случай огляделась по сторонам, и, само собой, кроме себя — крашеной блондинки тридцати двух лет, — ни единой «крошки» в пределах видимости не обнаружила.

Дверца фургона заскрежетала и распахнулась.

— Ну? Прыгай!

Голос был ненатурально жизнерадостный и какой-то натужный. Нэнси секунду помедлила, с независимым видом тряхнула волосами и все-таки склонилась к приоткрытой дверце. Водитель оказался грузным, рыхлым парнем с беспрерывно бегающими водянистыми глазами и странными шрамами на обеих кистях. По спине у Нэнси пробежал противный холодок.

— Вы — меня?..

Водитель дружелюбно, как для фотографии, оскалился и хитро подмигнул.

— А кого еще здесь можно… подвезти?

В лицо Нэнси бросилась кровь. Бог — свидетель, ей это практически непристойное лихачество в мужчинах никогда не нравилось. Она снова огляделась по сторонам. Белое в сиреневых весенних сумерках шоссе было пустынным.

— Давай, крошка, садись, лучше меня все равно не найдешь! — то ли прогоготал, то ли прокудахтал водитель и два-три раза призывно газанул.

Нэнси поджала губы, прижала сумочку к животу и все-таки втиснулась в пыльный салон. До следующего автобуса оставалось еще часа полтора, и торчать на остановке все это время не хотелось.

Парень кинул на нее быстрый оценивающий взгляд, клацнул рукоятью передач и сразу же утопил педаль газа до упора. Машина рванулась вперед, Нэнси вжало в сиденье, а в ее животе возник маленький горячий комок, — она уже чувствовала, насколько гадкие ощущения вызывает эта ковбойская манера езды.

— А я тебя здесь раньше не видел! — перекрывая рев старого двигателя, почти прокричал водитель. — Где работаешь? На кондитерской?

Нэнси, уклоняясь от ответа, мотнула головой и с тревогой прислушалась к себе. Внутри все буквально пульсировало от нехороших предчувствий.

— Я-то здешних всех знаю! Особенно таких, как ты, — блондиночек! — вновь прокричал водитель и плотоядно усмехнулся. — И с кондитерской, и с табачной! Меня Салли зовут, а тебя?

Нэнси отвернулась и, чтобы не видеть этой мерзкой усмешки, прикусив губу, уставилась в окно. Мимо неслась бескрайняя, покрытая редкими пятнами весенней травы равнина.

— Чего такая злая?! — все с тем же натужным ухарством поинтересовался водитель, на секунду задумался и словно вспомнил, что нужно сказать: — Или муж давно не залазил? Го-го-го!

«Кретин!» — стараясь не слушать неприятный кудахчущий смех, подумала Нэнси.

— А ножки-то у тебя ничего!

Нэнси вздрогнула, оторвалась от созерцания вида за окном и уставилась на свои бледные подрагивающие от напряжения колени. Она изо всех сил старалась не вникать в то, что почти безостановочно говорит водитель, но сама же понимала, что этим от его навязчивого внимания не отделаться. А он все говорил и говорил. Рассказал такой же мерзкий, как он сам, анекдот, затем поведал о том успехе, которым он пользуется, и в конце концов парня окончательно понесло.

— Мне бабы так и говорят, у тебя, Салли, инструмент — дай бог каждому! — как сквозь туман донеслось до нее. — Кто раз попробует, уже другого не захочет!

Нэнси вжалась в сиденье. Горячий комок переместился вверх, в самый центр груди, а сердце колотилось, как маленький отбойный молоточек.

— Ни одна в претензии не осталась!

Нэнси сжала сумочку еще крепче, так, что побелели пальцы, как вдруг машина подпрыгнула и нырнула в кювет, Нэнси прижало к грязной, залапанной дверце, а линия горизонта накренилась и поползла влево и вверх.

— Тебе понравится! — пересиливая грохот мчащегося по бездорожью старого металла, возбужденно хохотнул водитель. — Обещаю!

По спине у Нэнси промчалась мощная ледяная волна, и нервный озноб заполонил ее всю — от взмокшего под линией прически лба до кончиков пальцев на ногах. А потом съехавший с дороги автофургон резко встал, и наступила такая тишина, что Нэнси отчетливо услышала ворчание перегретой воды в старом радиаторе — там, впереди — и биение крови в своих висках.

Парень издал мерзкий чмокающий звук, щелкнул ключом зажигания, и в кабине воцарилась тьма.