Эрик Ластбадер - Вторая кожа

Эрик ван Ластбадер

Вторая кожа

Быть может, есть магнит, который

Все души к правде тянет, а не то,

Быть может, жизнь сама

Поддерживает мудрость вечно юной

Кей Ди Лэнг и Бен Минк

«Вечная жажда»

До самого дня своей смерти

Никто не может быть уверен в своей

храбрости

Джин Энуил

Пляска мертвецов

Время — это ураган,

А мы лишь пылинки в нем.

Токио

— Чего тебе всегда хотелось больше всего?

Мик Леонфорте посмотрел через стол на высокую, элегантную женщину, спокойно сидевшую и курившую длинную черную сигару. Джай Куртц была вьетнамкой и принадлежала к одной из самых аристократических фамилий Сайгона. Она была замужем, но это не умаляло ее привлекательности. Одинокая и ничем не связанная, она была бы далеко не так соблазнительна. Джай принадлежала к тому типу женщин, которых Мик желал задолго до того, как впервые попал в Азию двадцать лет тому назад. А если говорить честно, то гораздо раньше.

Глядя на точеный профиль женщины с приподнятыми скулами, безупречной кожей цвета тикового дерева, на водопад ее тяжелых иссиня-черных волос. Мик понимал, что эта изысканная дама — или другая, очень похожая на нее, — жила в его мечтах еще тогда, когда он даже и не помышлял об Азии. Неудивительно, что, попав тогда на войну, он так и не вернулся домой. Вьетнам стал его домом.

— Только скажи, — продолжил он с едва заметной усмешкой. — Скажи, и ты это получишь.

Женщина молча продолжала, курить свою сигару, лениво выпуская из полуоткрытых губ серо-коричневые струйки дыма, и человек, не так хорошо знакомый с Юго-Восточной Азией, как Мик, вряд ли заметил бы искорку страха, промелькнувшую в бездонной глубине ее глаз.

— Ты прекрасно знаешь, что мне надо, — наконец сказала Джай.

— Все что угодно, — ответил Мик. — Все что угодно, но только не это.

Они сидели в уютной кабинке «Услады моряка», модного французского ресторана в фешенебельном районе Роппонжи. Это было одно из многих раскиданных по всей Азии доходных предприятий — легальных и не совсем легальных, — которые находились под контролем Мика. Эту и многие другие подобные авантюры он в свое время держал в секрете от своего ныне покойного, никем не оплакиваемого компаньона Рока.

— Мне нужен ты.

«Нет, — подумал он, — этого как раз хочу я. Или по крайней мере хочу, чтобы ты хотела этого».

— Я весь твой, — сказал он, широко разводя руки. — Разве не видно?

В противоположном углу зала худая как жердь вьетнамка исполняла полные меланхолии и ощущения неизбежности смерти песни Жака Бреля. В ее интерпретации мелодия навевала грусть, бередила незажившие раны войны.

— Ты знаешь, что я имею в виду. Я хочу, чтобы мы были вместе.

— Но не могу же я все время быть здесь, — произнес Леонфорте, подчеркивая каждое слово.

Певице аккомпанировали гитара и синтезатор. Музыкант, сидевший за его клавиатурой, время от времени заставлял инструмент звучать на манер кафедрального органа, и эти звуки почему-то заставили Мика вспомнить многочисленные истории о Жанне Д'Арк, которые когда-то рассказывал ему отец. Неважно, насколько они были правдивы, но они запали в душу мальчика, может быть, потому, что в какой-то степени отражали миропонимание отца, согласно которому все святые являлись воинами за правое дело.

— Тогда я должна быть там, где будешь ты. — Джай глубоко затянулась. — Вот чего я хочу.

Мик долго смотрел ей в глаза, что-то прикидывая.

— Хорошо, — сказал он наконец, глядя на дым, выходящий из улыбающихся полных губ женщины.

Ресторан представлял собой частицу Сайгона посреди Токио, отражая новый дух столицы Вьетнама, дух перемен и процветания. Стены цвета пожухшей листвы отбрасывали блики света, на полированной поверхности пола из черного мрамора отражалась темная синева купола потолка. Горящие на столах свечи делали интерьер ресторана в чем-то похожим на храм. Вырезанная из темно-красного лакового дерева, сильно стилизованная маска традиционного вьетнамского дизайна, почти целиком занимающая одну из стен, отбрасывала по сторонам синеватые пятна света.

Одетыми под стать интерьеру официантами заправляла Хоннико, эффектная блондинка в расшитом золотом корсаже и узкой шелковой юбке, чуть прикрывающей лодыжки. Она превосходно говорила на французском, японском и вьетнамском языках и пользовалась непререкаемым авторитетом у персонала. Обычно в это время Хоннико с превосходно отработанной сердечностью приветствовала посетителей и провожала их к освещенным свечами столам, но сегодня она неподвижно стояла за своей отделанной бронзой стойкой, наблюдая полузакрытыми глазами за певицей. Собственно говоря, ей больше ничего и не оставалось делать, потому что сидящие в дальнем углу двое были единственными посетителями. Дверь ресторана была заперта, а узкие окна плотно закрыты кружевными занавесами. Сквозь стеклянный фонарь террасы бриллиантовой россыпью светилась панорама ночного Роппонжи.

Официант с холодным и бесстрастным лицом врача принес тарелки с запеченной в тесте рыбой и неочищенными тигровыми креветками под деликатесным чесночным соусом.

Мик молча потянулся за вилкой, но Джай продолжала курить.

— Интересно, действительно ли ты имеешь в виду то, что сказал, — проговорила она.

Леонфорте начал есть с жадностью человека, давно не видевшего хорошей еды. Джай наблюдала за ним, постукивая друг о друга длинными, покрытыми лаком ногтями. Клик-клик, клик-клик. Как будто жуки бьются об оконное стекло.

— Ешь. Разве ты не голодна? — спросил Мик, хотя по его тону можно было заметить, что он не ожидает ответа. — Лично я очень хочу есть.

— Да, — наконец ответила женщина, — ты любишь вкусно покушать. — Она пристально посмотрела на Мика ангельским, а может быть дьявольским, взглядом.

Перед ней сидел мужчина с грубыми, резкими чертами лица. У него были длинные седые волосы, аккуратно подстриженная бородка, великолепный нос римлянина и необычные глаза желто-серой окраски, которая придавала им свирепое, кошачье выражение. Весь облик этого человека говорил о том, что он привык отдавать приказания, что радикальная философия совмещается в нем с низменными инстинктами, а видение окружающего мира давно и непоколебимо установлено.

— Где он? — спросила Джай спокойным тоном — это далось ей с большим трудом. — Покажи мне его.

Мик, конечно, понял, о чем она говорит. Он сунул креветку в рот и только потом спросил:

— А откуда ты знаешь, что он со мной?

— Я знаю тебя. — Женщина собралась было зажечь другую сигару, но Мик, накрыв ладонью ее руки, помешал ей сделать это.

Изумившись, она взглянула на него и, едва заметно пожав плечами, взяла вилку и послушно начала есть. Но делала это безо всякого видимого удовольствия, почти автоматически открывая рот. «Жаль что она ест, не обнажая своих ровных, белых зубов», — подумал Мик, и ему вдруг очень захотелось увидеть эти зубы. Он вытащил из-под крышки стола кинжал. Пламя свечи отразилось на длинном черном лезвии из дамасской стали.

Джай смотрела на него как зачарованная, ее рука застыла на полпути, и тонкий ломтик рыбы соскользнул с вилки в тарелку. Ноздри раздулись как у животного, почуявшего желанный след.

— Это он? — спросила Джай, прекрасно зная, что не ошиблась. Оружие выглядело необычно — бронзовая гарда в форме листа лотоса целиком закрывала кулак мужчины, вертикальный стержень с внутренней стороны служил рукояткой, а на уровне средних пальцев выдавались вперед два узких, зловещего вида лезвия.

— Кинжал совершенно чистый. — Мик покачал лезвиями перед глазами своей собеседницы. — Отмыт Шато Тальбо урожая семидесятого года, это его любимый сорт и год. Символично, не так ли?

Женщина вздрогнула, передернулась всем телом, но на ее лице не было заметно неудовольствия. Наоборот, глаза сверкали, а рот так и остался полуоткрытым.

— Да, — тихо ответила она непонятно на какой вопрос. — Прошлой ночью мы выпили бутылку такого же вина. В честь пятилетия нашей совместной жизни. Первый глоток он сделал из моего пупка, а я лежала на ковре и боялась, что меня стошнит от отвращения. Запустила пальцы в его волосы — в порыве страсти, как решил он. А я в это время воображала...

Она перевела глаза с кинжала на Мика, и в ее взгляде появилось выражение беспредельной интимности, которое бывает только во время близости.

— Мне казалось, что я сжимаю в руках его сердце.

— Да, без сомнения, это был еще тот сукин сын, — согласился Мик. — Пытался надуть меня в деле с Трансокеанической киберсетью. Считал, что очень умен, потому что прятался за спинами многочисленных подставных лиц и адвокатов, но все они либо боялись меня, либо задолжали мне и продали его с потрохами. Причем, надо добавить, они сделали это с радостью, почти с ликованием. — Она безразлично пожала плечами. — Но в этом весь Сайгон: все, что тебе требуется, — деньги, знакомства и влияние, но этого-то как раз труднее всего достичь. — Изогнув кисть, Мик воткнул кинжал в крышку стола. Метрдотель сделал вид, что ничего не заметил. — Чтобы получить все это, надо сначала пролить кровь, и немало крови, не так ли, Джай? В этом вся Азия. Жизнь стоит меньше, чем килограмм риса, ты ведь это впитала с молоком матери?