Дэвид Моррелл - Последняя побудка

Дэвид Моррелл

ПОСЛЕДНЯЯ ПОБУДКА

Генри Моррисону

Воина — жестокость, и ее не смягчить

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1

ЭЛЬ-ПАСО, ТЕХАС, 8 МАРТА.

Согласно неподтвержденному сообщению, полученному сегодня генералом Габриэлем Гавира в Хуаресе, двое американцев Фрэнклин и Райт были в понедельник убиты бандой Вильи в Пачеко, между Каса-Грандес и Ханое, Чиуауа.

В сообщении не упоминается о жене и маленьком сыне мистера Райта, которые, как стало известно, находились в то время в Пачеко. Гавира заявил, что крестьяне-мормоны, живущие к западу от Каса-Грандес, проигнорировали предупреждения, которые он разослал всем американским жителям Чиуауа, узнав о передвижениях Вильи в этом районе.

Глава 2

КОЛУМБУС, НЬЮ-МЕКСИКО, 8 МАРТА. Согласно телеграмме, присланной американским управляющим ранчо, Франсиско Вилья и его войска сегодня совершили нападение на ранчо Земледельческой и Скотоводческой компании Палома в Ногалесе, Чиуауа, в десяти милях от границы и в сорока пяти милях к востоку.

В сообщении ничего не говорится об Артуре Мак-Кинни, Джеймсе Корбетте и Джеймсе О`Ниле, американских скотоводах, которые, по слухам, были взяты в плен.

Глава 3

ВАШИНГТОН, 8 МАРТА. Сегодня Государственный Департамент получил сведения, которые можно рассматривать как подтверждение сообщения о пребывании Вильи на ранчо Палома, в нескольких милях к югу от Колумбуса, Нью-Мексико. Вашингтон не имеет никакой информации о том, что Вилья убил американцев Франклина и Райта. Согласно сообщениям, все американцы, работающие на ранчо, кроме одного, пересекли американскую границу, узнав о приближении Вильи, с которым, по слухам, находится не менее четырехсот человек.

Глава 4

КОЛУМБУС, НЬЮ-МЕКСИКО, 1916.

Здесь нет ни одного дерева. Растут лишь какие-то кустики между палатками и домами, густой тростник у канавы вдоль дороги, ведущей с севера на юг, кое-где саксаул и кактусы. Пустыня: песок и камни.

Не веря своим глазам, он смотрел в окно и думал, что это, должно быть, городские окраины. Потом поезд остановился, он поднялся вместе с остальными и, забросив на плечо вещевой мешок, вышел из вагона, спустился вниз. Черта с два это окраины! Он посмотрел вперед по ходу поезда и увидел, что домов там больше нет, а весь город — не больше четырех кварталов. Он стоял, пытаясь привыкнуть к местному пейзажу.

В Эль-Пасо было зелено, как и в Рио-Гранде. За три дня, проведенные там, он просидел все свободное время в сквере Форт-Блисс под тенью деревьев, где гулял свежий ветерок. На севере, откуда он приехал, все еще была зима, деревья стояли голые, а трава оставалась пожухлой. Но в Техасе в марте было хорошо: достаточно тепло, но и не так жарко, чтобы зелень увядала и блекла. Ему говорили о весенних цветах пустыни, но кроме как в Эль-Пасо он нигде не видел никаких цветов. Прентис не понимал, почему на него так смотрели. Но теперь все стало ясно. Здесь вообще ничего не было. Полуразвалившиеся бараки, палатки, спекшиеся от жары улицы. Тощая собака, вывалив язык, исчезла в канаве. Он оглядел потрескавшуюся от солнца деревянную платформу, грязь, забившуюся в щели, провел по ним башмаком и, покосившись на окна станции, затянутые пылью, облизнул губы и еще раз огляделся.

Насколько он понимал, лагерь располагался на этой стороне города. Солдаты, возвращавшиеся из увольнения, вышли из поезда, свернули налево и потащили свои вещмешки к веренице длинных и узких деревянных домов, похожих на казармы, позади которых слышалось ржание лошадей. Он дошел до дальнего края перрона и увидел флаг и указатель: “Лагерь Фарлонг”. Из приземистой развалюхи вышли два офицера, и он понял, что не ошибся. Теперь солнце, стоявшее низко над железнодорожным полотном, светило ему в глаза, но небо по-прежнему оставалось белым и мутным. Его толстая шерстяная рубашка прилипла к потной груди. Он повернулся лицом к поезду; звук паровоза стал тише, вагоны медленно двигались, и, наконец, мимо промелькнул последний. Наверное, здесь такое солнце. Но другая сторона города ничем не отличалась от этой — дома-развалюхи, несколько двухэтажных строений, похожих на гостиницы, среди которых вроде бы магазин и почта; такие же твердые каменистые улицы. Но как только солнце окрасило городские строения в коричневатый цвет, все стало выглядеть по-другому. Как будто на фотографии. Он увидел, как двое людей в мешковатых костюмах завернули за угол, услышал пыхтение автомобиля, двигавшегося с севера, подошел к краю платформы и стал смотреть в направлении, откуда, шел звук. Но ничего не рассмотрел, хотя дорога была совершенно прямой и он видел дальнюю окраину города. Пять кварталов. Воды в канаве нет. И вообще ничего нет.

Глава 5

Скорее всего, сержант все время смотрел на него в запыленное окно станции. Теперь он услышал сухой скрип двери за спиной и, повернувшись, увидел его в дверном проеме: приземистый, широко костный, с открытым лицом; закатанные рукава просторной рубашки оливкового цвета и заправленные в башмаки брюки. Он наверняка брился, но при такой пылище и ветре его лицо казалось небритым.

Он встал по стойке смирно и отдал честь.

— Как ваша фамилия?

— Прентис, — ответил он.

— Прентис, сержант. Не нужно отдавать честь. Дайте-ка взглянуть на ваши документы.

Он порылся в вещмешке и достал бумаги.

— А где остальные?

— Не понял.

— Остальные. Мы просили десять человек, нам дали троих. Так где же еще двое?

— Я не знаю.

— Так, значит, вы из Огайо? Девятнадцать лет, в армии шесть недель, и вас определили в кавалерию. — Он замолчал и покачал головой. — Не знаю, куда мы катимся. Ну, так что скажете о них?

— Не понимаю.

— Лошади. Как насчет лошадей? Какой они породы?

— А-а, понятно. Вы об этом.

— Вот именно, об этом. Ну, так что скажете? Вы теперь кавалерист, так докажите это. Какие лошади…

— Помесь аравийских и квартеронов. Сержант заморгал, а затем продолжил:

— Ну, а седла?

— Усовершенствованный Мак Клеллан.

— Что это значит?

— Открытая щель между передней лукой и лошадиной спиной. Нет седельного рожка. Высокий перед и округлый зад.

— Это удобно?

— Не очень. Ружья скользят. Две боковых части проседают, передняя лука касается спины и весь груз ложится на лошадь. К тому же кожа у подпруг слишком тяжелая. Шкура лошадей вытирается.

— Где вас обучали? В каком-нибудь поло-клубе в Цинциннати?

— Нет. Неподалеку от Кливленда. На ферме моего отца. Сержант поджал губы и стал его рассматривать.

— Что ж, может быть, и правильно сделали, что прислали именно вас.

Глава 6

Десять квадратных футов, три койки, несколько полок, маленькая пузатая печка, на стене картинки из каталога “Сирс” — женские пояса.

— До завтра останетесь здесь. Эти трое в отпуске. Он снял вещмешок и огляделся. Земляной пол. Дощатые стены со щелями, в которые видно заходящее солнце. Он обратил внимание, что все ножки коек стояли в консервных банках. Он нахмурился и повернулся к сержанту.

— Да-да… И пока вы здесь находитесь, следите, чтобы койки не касались стен. Он не понял.

— Есть три вещи, о которых вам необходимо знать. Здесь не север. Пауки, змеи и скорпионы.

От мысли о пауках его передернуло.

— Первое, что вы делаете, входя сюда, — берете метлу и подметаете под кроватью. — Сержант говорил и одновременно показывал, как это делается.

— Потом откидываете одеяла и смотрите, нет ли чего под ними. Утром снова пошарьте под кроватью. Перетряхивайте одежду и проверяйте ботинки. Надевайте их как можно медленнее. Ничего особенного, вы быстро привыкнете.

— А почему кровати стоят в жестянках?

— Там керосин.

Сразу стал ощущаться острый сладковатый запах.

— Если что-нибудь захочет навестить вас во время сна, то придется проползти через керосин. Это сделать невозможно. Налейте в банку керосину и через неделю обнаружите там все, что угодно.

Об этом думать не хотелось.

— Ну, вот и все. Скажите поварам, что вы новичок. Вас накормят. Увидимся утром. Так где, говорите, ваша ферма?

— Недалеко от Кливленда.

— А-а, я и сам из тех мест. Так помните о ботинках. — Сержант ушел.

Он стоял посреди комнаты, вдыхая запах керосина, глядя на полоски заката, мерцавшие на полу; пахло еще пылью и деревом, он глубоко вздохнул, облизал губы и долго стоял не двигаясь. Сняв шляпу с круглыми полями, он повесил ее на крючок, поискал, куда бы положить вещевой мешок, наконец туго стянул его и повесил на другой крючок, потом подошел к двери. Сержанта нигде не было видно. Он оглядел цепь хибар перед ним, казармы поодаль, солдат, сидящих на завалинке, клубящееся облако пыли там, где, как он подумал, были конюшни. Мимо протарахтела линейка; солдаты на завалинке даже не взглянули на нее. Потом освещение изменилось: солнце село. Похолодало, поднялся ветер. Он стоял и думал, поесть ему или нет, вспоминал о ветчине, кофе, галетах. От этой мысли в животе заурчало. Он взглянул на койки, потом снова посмотрел на улицу и закрыл дверь.