Олег Верещагин - Я - охотник

Рассказанная ниже история выдумана от начала и до конца.

За исключением того факта, что Зло, с которым не борются, становится сильнее…

Ночь. Старое городское кладбище недалеко от города Болотова.

Сегодня сон был страшным.

Его ПЕРВЫЙ — монгольский сотник — визжа, извивался на рогатине, проткнувшей монгола насквозь и пригвоздившей к бревенчатой стене. Жуткие, судорожные рывки отдавались болью в окаменевших на древке ладонях. Эта тварь никак не хотела умирать и с визгом вновь и вновь бросалась на перекладину под широким пером, чтобы дотянуться до того, кто ее уничтожил[1].

Но главным и самым страшным было не это, а другое — монгол МЕНЯЛСЯ, ПЕРЕКИДЫВАЛСЯ, как это часто бывает с оборотнями, когда их настигнет смерть. Его бьющееся тело словно бы оплывало, как свечной воск — и на рогатине с воем металась огромная рысь с оскаленной окровавленной пастью. И в ту же секунду, еще не завершив трансформации, потерявшее разум от предчувствия смерти чудовище ПЕРЕКИДЫВАЛОСЬ обратно — в кривоногого, длиннорукого, плотного воина с залитым кровью редкозубым ртом.

Мучительный стон послышался, прорезал кошмар, как острый нож — плотную занавесь.

— А-а-а-а…

Он трезво понял, что стонет он сам, стонет наяву, а то, что видит — всего лишь сон.

Понял — и проснулся, сделав над собой привычное усилие…

...Он лежал в теплой беззвучной темноте с закрытыми глазами. Эти слова. — «тепло», «темнота» — были для него только словами, но он помнил, КАК это, когда «темно», «тепло». И знал, что сейчас — именно так.

Руки во сне сами собой сжались в кулаки — на древке приснившейся рогатины. Он развел пальцы, пошевелил ими и открыл глаза.

В неровное, словно обгрызенное по краям входное отверстие, краешком робко и любопытно заглядывала луна — полная, налитая, с медным оттенком. Где-то недалеко забрехала собака, потом ее брех перешел в судорожный подвыв. Перешептывались без ветра, деревья — теплый воздух, поднимавшийся от нагревшейся за день земли, ворошил листья. Раньше бы сказали, что деревья разговаривают… Жаль, что они не умеют говорить. И вообще почему-то добрые чудеса приходится делать своими руками, а зла и без того — хоть отбавляй.

Надо было вставать и идти осматриваться. Временами он испытывал недоуменную жалость к нынешним людям, с беззаботной легкостью ставившим свои города, дома, заводы в таких местах, которые еще триста лет назад обошел бы любой деревенский дурачок. Селятся, а потом приходят в ужас от творящихся под боком вещей и пытаются найти им объяснение… Впрочем, последние несколько дней были совсем спокойными и тихими. Может быть, потому что он достаточно ярко заявил о себе по прибытии — и весть о его появлении уже разнеслась по всем закоулкам этих мест? Хорошо бы. Меньше хлопот, больше времени для нормальной жизни…

Он поднялся, нашарил ногами кроссовки, не глядя взял куртку и надел ее. Выпрямился — самый обычный четырнадцатилетний парнишка, худощавый, спортивный, русоволосый, в кроссовках, джинсах, джинсовой куртке на черную майку с надписью белым «ВСТРЕЧАЙТЕ ДОКТОРА!» Необычным было место, где находился парнишка — провалившийся склеп XIX века. Но что делать, если это самое спокойное место в городе? Безлюдное и тихое в любое время суток — кладбище давно заброшено, если и появляется кто, так это одна-две-три старушки за день. Если погода хорошая.

— Слав-ка-а, — раздалось от входа шипение. — Слав, ты тут, че ль?

На фоне призрачного полнолунного неба свесилась мальчишеская голова с длинными лохмами. Прошипела снова:

— Сла-ав?.. — уже несколько неуверенно.

— Здесь, — откликнулся парень, и второй мальчишка безбоязненно соскочил в склеп.

Старые кеды тихо шоркнули о выбитый временем под.

— Я думал, ты ушел, — пожаловался ночной гость. Луна осветила грязноватое лицо — лицо мальчишки лет на пять помладше первого, смышленое и с грустными глазами. — Я бежал, спешил так…

Протянув руку, хозяин склепа взъерошил отросшие волосы гостя, и тот неумело улыбнулся. Мишку — так звали маленького бомжонка — Ярослав пригрел две недели назад, когда только явился в город. Мальчугана, попавшегося на краже пачки печенья, смертным боем били за привокзальными ларьками двое продавцов. Подробности той истории. Славка вспоминать не хотел — он внезапно вышел из себя и жестоко наказал обоих мерзавцев, из-за чего до сих пор избегал встреч с милицией, хотя вряд ли продавцы запомнили, что с ними произошло. Сначала Славка гнал увязавшегося за ним Мишку, но тот не отставал и помог найти это место на кладбище, на котором и сам жил. Судя по всему, немногословный, сильный и спокойный старший парень просто покорил мало видевшего хорошего бомжонка, и тот стал кем-то вроде добровольного осведомителя и помощника. Сперва Славка поопасался, что придется постоянно защищать Мишку, но тот свои проблемы решал сам и даже денег или еды не просил, а помогал охотно, легко прощая новому другу многочисленные странности. Кроме того, Славку в глазах Мишки окутывала атмосфера тайны, такая привлекательная хоть для малолетнего бомжа, хоть для сына банкира.

Временами Славка задумывался, какой храбростью должен был обладать Мишка — или до какого отчаянья дойти! — чтобы ночевать на кладбище. И еще --- что пять лет назад точно так же погиб Саша. Пригрел вокзального малыша — и тот вывел на Сашу… кого — вспоминать не хочется. Неизвестно, за деньги, из страха, еще почему-то, но предал. ЭТИХ пришло слишком много, и Саша не смог отбиться…

...Но Мишка было похож на младшего брата Славки, на давно умершего братишку, которого Славка до сих пор вспоминал и видел в хороших снах. И не хотелось даже думать, что Мишка может стать вольным или невольным предателем.

— Зачем ты меня искал? — спросил Славка. Мишка сделал большие глаза и тревожно-секретным шепотом, слышным, наверное, даже на лодочной станции за дальним краем кладбища, начал докладывать:

— Телка одна ТЕМ краем идет. Ну, ТЕМ! Про который ты говорил. Со станции нарезает, спешит.

Ярослав кивнул и, ни слова не говоря, вроде бы неспешно отправился к дыре входа. Р-раз! И в склепе никого не было, кроме восхищенно покачавшего головой Мишки…

...Трое каких-то дубловатых сопляков домотались до Ленки еще в середине пути и не реагировали ни на презрительное молчание в сумме с нарочито повернутой к окну головой, ни на реплики типа: «Отзынь» и «Повзрослеешь — звони 02, я подойду». Очевидно, были слишком тупыми. Никакой реальной опасности для честной девушки с разрядом по дзю-до они не представляли, да и для другой — тоже, но сидеть в одном салоне с ними было так же тошно, как слушать рекламу. Ото всех троих пахло жвачкой и даже прикалывались они занудно, явно копируя героев боевиков. Вдобавок — младше.

Короче, утомившись таким стремным соседством, Ленка вышла за две остановки от своего дома, около старого кладбища. Светила луна. Серебрилась вода в реке и тропинка между обрывом и оградой, по которой предстояло пройти два километра. Зато потом сразу окажешься на огородах своей улицы — еще минута и дома.

Отважно поддернув тяжелую сумку с бабулиными гостинцами и обругав нехорошим словом Витьку, который нагло закосил под больного и остался дома вместо того, чтобы помочь сестре, она двинулась вперед с решимостью советской танковой дивизии под Берлином. Хотя идти мимо кладбища было не в кайф. Ваще. Начисто. Потому что страшно.

— А главное — кто оценит? — бухтела она, внимательно глядя себе под ноги. Речка что-то одобрительно журчала, на перекате. — Да никто. Витек, козел, обрадуется, конечно. Еще бы! «Похавать притаранила?! О, е, во!» И к утру варенья — как и не было. Акселерат недобитый, ест как птичка — клюнет два кило и сыт на полчаса. А ты тут стаптывай ноги по самое это самое. И кроссовки жалко.

Она шмыгнула носом от жалости к себе. И внимательно осмотрелась. По этой тропинке Ленка ходила десятки раз, но никогда — глубокой ночью. А тропинка-то ведет мимо кладбища, вот оно — за деревянным забором… В голову на автомате полезли разные дикие истории про кладбища, мертвецов и гробы на колесиках, над которыми хорошо смеяться, когда сидишь дома — а не когда перед тобой больше километра пути вдоль кладбищенского забора. Причем с правой стороны — обрыв и река. Прикусив губу, девчонка ускорила шаг, уже раскаиваясь, что выскочила не на своей остановке. Потерпела бы. Хоть до следующей — правда, оттуда из-за странностей городских дорог до дома пешком не два, а три с лишним километра. Ну и что? Не развалилась бы. А еще лучше — потерпеть этих придурков. Сейчас бы уже дома сидела. С Витькой — брат-проглот внезапно показался родным и близким до неприличного.

— Погоди, чего ты заметалась, как фанатка у «Наны» на концерте? — сквозь зубы процедила Ленка. — Ну кладбище. Покойнички, крестики, оградки. Как парк, только для придурков. Вон светло. Луна. Оборотни… МАМА!!!