Гарри Килворт - Головоломка

Гарри Дуглас Килворт

ГОЛОВОЛОМКА

Эта книга посвящается Робу, моему приятелю, который так же, как и я, любит смотреть на огонь и часто помогал мне увидеть тени в языках пламени.

Зовите меня Макс — меня все так называют.

Добро пожаловать в мой блог! Я много путешествовал вместе с отцом, и я начинаю рассказ об этом, потому что хочу, чтобы вы могли прочитать о моих приключениях. Но есть и еще одна причина…

У меня есть одна тайна. Очень большая тайна. Конечно у меня много тайн, а у кого их нет? Но это совершенно особая тайна. И пришло время рассказать о ней, потому, что такие вещи рано или поздно начинают бурлить внутри тебя. Словно у тебя есть маленький зверек, который все время пытается вырваться на свободу. Я больше не могу держать ее в себе. Лучше расскажу обо всем сейчас таким образом, в Интернете. Ведь, рано или поздно, всё равно это выйдет наружу.

Ну вот, перед вами эта история. Я взял ее из своего дневника, который вел в Иордании и на острове Кранту. Можете верить мне или не верить. Я-то все равно знаю, что все это правда.

29 апреля, остров Кранту

Рам говорил нам, что остров Кранту появился в результате извержения подводного вулкана. Это видно по камням: они все в острых, как бритвы, зазубринах. Если упадешь на них, то они запросто могут пропороть ногу насквозь. Кое-где на острове торчат странные остроконечные утесы. Наверное, когда остров покроет вода, они будут смотреться как шпили затонувших церквей. Папа говорит, что они напоминают ему готические башни.

Кранту находится довольно далеко от побережья малазийского острова Саравака. Сейчас на Кранту уже никто не живет, и вскоре он утонет в море. Или море придет и поглотит его. Я точно не знаю, как именно все произойдет. Возможно, это как-то связано с глобальным потеплением, но папа еще говорил, что причина в том, что риф постепенно крошится. Недавно над коралловыми рифами прошло цунами, после этого рифы засыпало песком. Коралловые полипы — это живые существа, и, как я полагаю, они задохнулись. В любом случае сейчас большая часть кораллов мертва, и они просто гниют. Хотя внутри рифа, в лагуне, некоторые полипы по-прежнему живы.

Сразу после приезда мы помогли папе починить сарай для вяления рыбы, который остался от местных жителей. Раньше на Кранту жили рыбаки, но им пришлось уехать с острова, когда возникла угроза его гибели. После себя они оставили что-то вроде деревни, хотя хижины совершенно непригодны для жилья. Сделанные в основном из пальмовых листьев, стены и крыши кое-где прогнили, а местами были снесены ветром. Деревню окружала изгородь из толстого бамбука, вероятно, для защиты от диких кабанов, но сейчас в тех местах, где бамбук обвалился, изгородь зияет дырами.

Мы просто приехали в деревню, и она стала нашим домом. Сарай для вяления рыбы должен был стать папиной мастерской. То есть папе предстояло делить ее с Рамбутой — малазийским зоологом, который присоединился к нам в Кучинге, когда мы останавливались на Сараваке. Когда они начали работать, я понял, что буду видеть папу не очень часто. Дела поглощали все его время.

Тем не менее чинить сарай для вяления рыбы было здорово. Я научился работать разными инструментами. Мы пилили доски и заколачивали ими дыры. Было очень интересно наблюдать, как старый, сгнивший сарай превращается в строение, которое может выдержать непогоду. А когда мы делали перерыв в работе, то у нас оставалось время попинать мячик.

Рамбута — очень крутой парень. Он маленького роста и очень подвижный. Нашей футбольной площадкой был квадрат утрамбованной земли. Кстати, должен вам сказать, в том, что касается игры, Рамбута может дать фору самому высококлассному нападающему. Он потрясно владеет мячом. Он научил меня и Хасса таким штучкам, о которых я раньше просто никогда не слышал. Папа разозлился. Он сказал, что нанял Рамбуту потому, что тот имеет докторскую степень, а не потому, что он ловко управляется с мячом.

Тем не менее папа был потрясен. Он даже сам начал играть, поэтому у нас получилось две пары: я и Рамбута против папы и Хасса. Не знаю почему, но папа всегда предпочитает Хасса мне. Иногда даже кажется, что он меня не очень-то и любит. Бабушка говорит, что это из-за мамы, но это совсем несправедливо. Меня даже там не было, когда мама умерла. В любом случае я стараюсь не ревновать папу к Хассу. Бабушка часто повторяет, что это не его вина.

Как бы там ни было, но папа вовсе не был футболистом. Рамбута мог мгновенно увести мяч прямо у него из-под носа. Из-за этого папа прямо-таки вспыхивал, как огонь. Он метался по полю, стараясь отобрать мяч, и кончалось все тем, что он спотыкался и падал.

Было очень весело. Но лишь до тех пор, пока не началась серьезная работа. После этого мы редко видели папу и Рамбуту, разве только на занятиях. Они занимались тем, что делали бамбуковые рамы внутри сарая для вяления рыбы. Они не говорили зачем, да я и не очень-то интересовался.

Мы с Хассом занялись собственными делами в тропическом лесу и в лагуне.

1 мая, остров Кранту

Я наступил на колючий анемон, и нога раздулась, как воздушный шар. Рам смазал ее какой-то жгучей мазью, но зато она снова стала нормальной. Теперь я не могу ходить, и мне придется сидеть на месте. Это скучно. Просто чертовски скучно.

2 мая, остров Кранту

Такое впечатление, что про меня все забыли. Папа по уши в работе, и у него даже не хватает времени поесть как следует. Это на самом деле очень плохо. Кажется, он никогда не выйдет из своего сарая для вяления рыбы. Как всегда, происходит что-то необычное, а я даже не решаюсь спросить об этом. Папа велел мне заниматься своими делами, а когда я спрашиваю Рамбуту, он отвечает: «Я не могу ничего рассказать, Макс. Это дела твоего отца».

Ну, вот так мы и живем, работы и секретов — выше крыши, совсем как в Иордании, где я впервые познакомился с Хассом. Но даже там, в пустынях Кумрана, мы с Хассом весело проводили время. Наверное, сейчас, когда папа в очередной раз начинает сходить с ума из-за новой находки, самое время кое о чем рассказать.

Мой папа провел большую часть жизни в пустынях Иордании и Сирии. Он археолог, а значит, занимается поиском различных старинных вещей: оружия, горшков и тому подобного. Мама тоже была археологом, когда была жива. Вместе они сумели раскопать немало всего ценного. Большинство их находок сейчас в музеях или университетах. Я всегда очень гордился родителями, хотя и никогда не говорил об этом вслух. Я любил прихвастнуть ими в школе, даже когда был совсем маленьким. С хвастовством даже связан один смешной случай. Однажды один мальчишка из моего класса сказал, что его отец — известный исследователь пещер и что он недавно открыл новую пещеру в Бразилии. Тогда я сказал, что зато мой отец находит древнее оружие.

— Какое же? — спросил мальчишка. — Что он нашел?

Я порылся в памяти, пытаясь вспомнить хоть одно название, но в голове было пусто, что обычно и случается в такие минуты.

— Зачем тебе знать? — слабым голосом спросил я.

— Надо, — ответил мальчишка, складывая руки на груди, в то время как вокруг нас собирались другие дети. — Назови нам хотя бы одно редкое оружие, которое нашел твой отец.

— Он нашел… — у меня только что закончился урок по основам религии, и я усмехнулся, когда подумал об этом. — Он нашел апостольский топорик.

Все дети, стоящие вокруг, рассмеялись.

Апостольский топорик.

Мне самому до сих пор смешно, когда я вспоминаю об этом. Я даже когда-то рассказывал об этом папе, но он не понял, что здесь смешного, и я почти уверен, что теперь он уже и вовсе не помнит об этом случае.

Я люблю пустыню. В ней все кажется таким чистым и ясным: пространство между землей и звездами, лунные лучи на камнях, и даже пыль в пустыне кажется чище. А звуки! Дети из той школы, в которую я ходил, никогда не были в пустыне и думали, что там тихо. Это не так. Вовсе не так. Это тишина, когда можно услышать, как песок шуршит от движений ящерицы и как птицы садятся на камни. Там есть существа, переговаривающиеся друг с другом: бродячие собаки и коричневые соколы со взъерошенными крыльями. Даже слышно, как жуки пробираются сквозь песок. Там встречаются экземпляры размером с кулак, панцирь у которых твердый, как какая-нибудь железка. Эти звуки вовсе не вызывают никакого беспокойства, по крайней мере у меня. Наоборот, они даже успокаивают, как, например, успокаивают голоса родителей, копошащихся внизу, когда ты просыпаешься от ночного кошмара, или голос молочника, что будит тебя на рассвете. Это приятные звуки.

— Когда ты собираешься ложиться спать? — спросил папа однажды вечером, подняв голову от работы и словно только заметив, что я рядом. — Уже давно за полночь.

— Я знаю. Сейчас пойду, только прочитаю еще несколько страниц.