Галина Демыкина - Горячее солнышко

Галина Николаевна Демыкина

Горячее солнышко

Бабушка

Эта бабушка прямо молчун.

Алёна раньше её не знала, хоть и жила в соседней деревне. А теперь вот приехала и удивляется. Проснётся рано

— Доброе утро, бабушка!

А бабушка:

— Угу. Спи ещё.

А сама печку топит, обед варит, песенку поёт:

Ах, Шура-Шура-Шура,Разудала головаДа седая борода!

И ухватом горшок как ухватит — да в печь его! Один посадит — к другому подбирается:

Ах, Шура-Шура-Шура!..

Получается, будто это печной горшок зовут Шура.

Алёна смотрит, смеётся тихонечко, но ей хочется чтоб бабушка с ней поговорила.

— Бабушка! А ты уже корову в стадо прогнала?

— А как же!

И опять молчок.

Насыпала крупы в фартук, раскрошила засохший хлеб — и во двор.

— Цып-цып-цып!

Цыплята у бабушки уже большие, длинноногие, бегут, толкаются. Ошалелые какие-то. У Алёнкиной мамы цыпляточки ещё маленькие, жёлтенькие, а куры рябенькие.

— Бабушка, ты мне обещала сказку сказать.

— Скажу. Вот только все дела переделаю.

— Я уже два дня у тебя живу, а ты всё никак не переделаешь.

— Переделаю.

Взяла старые варежки, ножик, пошла за огород. Там молодую крапиву срезает. Алёна — опять за ней.

— Бабушка, это для поросёночка?

— Для него.

— Бабушка!

— Ну чего тебе?

Алёна уж прямо не знает, про что ещё спросить.

— Бабушк, ты в лото играть умеешь?

— О господи!

— Нет? А в карты?

— Ты пойди с Таней соседской поиграй, — вздыхает бабушка. — Смотри, девочка какая хорошая! И за мной тогда ходить не будешь.

Будто Алёна ходит. Она и не ходит совсем. Просто ей делать нечего. А на Таню Алёна уже третий день смотрит. Эта девочка Таня всё время дразнится. Алёна ей ничего не говорит, а Таня выйдет на своё крыльцо и кончик косы к верхней губе приставит. Будто у неё такие усы. И Алёну пугает.

И вот, пока крапиву рвали, она, эта Таня, тоже на свой огород пришла. Ходит за плетнём, большую морковку вырвала, говорит:

— Здравствуй, бабушкин хвостик!

Алёна покраснела, обиделась. Глянула из-за плеча. А девочка Таня морковину над головой подняла и с ней разговаривает. Не с Алёнкой, а с ней:

— Как живёшь? Ты вкусная? Тебя так съесть или в суп положить?

Нарочно говорит, назло. Она побольше Алёны, эта девочка Таня, и дразнится.

Но вот, видно, бабушка устала. Разогнулась, сняла с головы платок, лицо вытерла.

— Ну что, пойдём в избе приберёмся?

— Приберёмся! — обрадовалась Алёна. Наконец-то дело нашлось.

В избе бабушка дала ей веник:

— Мести-то, подметать умеешь?

— А как же!

И пока бабушка рубила крапиву, доставала горшок из печи, поросёнку еду готовила, Алёна — раз-раз! — всю избу чистенько вымела. Потом тряпку нашла, со стола крошки собрала в горсточку.

— Ну ты и хозяйка! — удивилась бабушка. — А я думала, ты маленькая, не умеешь.

— А то. Я дома и картошку почищу, и луку с грядки принесу, я, баушк, всё могу. Потому что маме некогда. А тебе, баушк, есть когда?

— Дак ведь я одна.

— Ты, баушк, потому и молчун?

— А?

— Ты, говорю, потому и молчун, что одна?

— Разве я молчун? — Бабушка обняла Алёну, засмеялась. — Ну-ка, пошли кашу-то есть.

Эта девочка Таня

А под вечер пришла девочка Таня. Пришла и говорит:

— Не скучно тебе тут? Пойдём ко мне в куклы играть.

И пошли.

У Тани три куклы. Одна в платьице, совсем ещё новая. Другая голыш. А третья тряпичная. Она уже перемазана вся. И нос, и щёки тоже. И платье старенькое.

— Чур, мои будут две дочки, — сказала Таня. И взяла себе новую, в платьице, и тряпичную.

Алёне достался голыш.

— Как его зовут? — спросила Алёна.

— Не знаю. Борька, наверно, — ответила Таня. — Пойдём с нашими детками гулять.

Алёна сняла с головы платок, положила на него Борьку и завернула конвертиком: хочет — уголком платка прикроет ему лицо от солнца, а хочет — откроет, чтобы он вокруг поглядел. И песенку ему спела:

Спи, мой Боря-мужичок,Повернися на бочок.

А Таня смотрела-смотрела и говорит:

— Зря я тебе Борьку дала.

А потом ещё говорит:

— Мою любимую дочку зовут Эльвира. А эту замарашку — Даша.

— Ты её не любишь?

— Нисколечко!

— Ой! — удивилась Алёна. — Как же так?

— Надоела она мне. Я её в лес заведу и брошу. — И бросила Дашутку в кусты, что росли возле дома. — Пусть её тут волки съедят.

А Даша эта упала в траву и, наверно, заплакала.

Таня и Алёна постояли у крыльца. Помолчали.

— Она, может, у тебя баловница была? — спросила Алёна.

— Да нет. Просто грязнуха-замараха.

— Она, может, грубая?

— Ничего и не грубая.

— Наверно, она тебе не помогала?

— Она мне обед варила, — сказала Таня. — И бельё на речке полоскала. А я её не люблю… Пошли отсюда.

Она взяла Алёну за руку и повела в огород. В огороде у Тани росли красные маки.

— Хочешь, доченька, цветок? — спросила Таня куклу Эльвиру. И сорвала ей большой мак.

Но пока ножку ломала, весь красный бантик и осыпался. Таня бросила зелёную круглую головку, которая осталась на месте цветка, и сказала:

— Эта Эльвира — всё только «дай» да «дай». А Дашутка меня прямо так любила, всегда перед бабушкой заступалась.

— У тебя бабушка сердитая? — спросила Алёна.

— Нет. Ей, бывало, что Даша скажет, то она и делает… Пойдём огурцы польём, мне бабушка велела. Гляди, солнце садится.

В огороде стояла кадушка с чёрной водой. Алёна заглянула туда и увидела стриженую беленькую девочку с куклёнком-голышом. А рядом — ещё девочку, побольше, с тёмными косами. Красивую.

Таня дала Алёне черпачок, а себе взяла лейку.

— Набирай воды.

Алёна зачерпнула. Девочки в бочке замутились, распались, только белые пятнышки от платьев на воде.

— Ты очень-то не гляди, там водяной живёт, — сказала Таня. — Так и затянет в бочку.

Алёна ничего не сказала и поскорее пошла с водой вдоль грядок лука и моркови следом за Таней. Одна луночка от моркови была свежая, утренняя. Это здесь Таня с морковиной разговаривала.

«Не буду я с ней дружить, — подумала Алёна. — Нет, не буду».

Земля на грядках была рыхлая и сухая. Листья вяло опустились, но плети были тугие, цепкие, и на них сидели крепенькие, пупырчатые огурчики.

Девочки аккуратно лили под листья воду, чтоб не сбить огурцы. Алёна увидала, как Таня нагнулась, сорвала огурец и спрятала в карман платья.

— А тебе не дам, — сказала она кукле Эльвире. — Дашутка одна там, в лесу, а ты за мою юбку держишься!

Алёна носила, носила воду, черпала её и старалась не смотреть в чёрную кадку. А потом босым ногам стало холодно и плечам тоже. И солнышко ушло за болота, за лес.

— Мне домой пора, — сказала Алёна.

— Завтра приходи, — позвала Таня. — Да ты беги через огороды, здесь калиточка есть.

И Алёна пошла. Она тихо поднялась по ступеням в избу, села с бабушкой ужинать. А потом вдруг вспомнила: «Дашутка-то как?» — и прямо холодно ей стало.

Выбежала на улицу.

— Ты куда? — крикнула вслед бабушка.

— Я сейчас!

Подошла к Таниному дому, а уже темно и кусты тёмные. Вдруг что-то там, в кустах, задвигалось, забелело… А потом ступеньки Таниного крылечка скрипнули, будто по ним поднимался кто-то. Подобралась Алёна к кустам, потянулась за куклой… а её и нет. Нет и нет. Только в Таниной избе дверь хлопнула.

«Ну и хорошо, — подумала Алёна. — Может, я с этой девочкой Таней ещё буду дружить. Там посмотрим».

Женя Соломатин

Алёна проснулась утром, а под окном Женя Соломатин. Стоит, босой ногой землю ковыряет. Алёна обрадовалась:

— Женя! Ты откуда взялся?

— Из Марьина…

Этот Женя Соломатин очень медленно говорит, прямо не дождёшься. Он дома, в Марьине, по соседству с Алёной живёт. И они играют вместе.

— Ты теперь тоже здесь, в Цапельках, будешь жить?

— Нет, мы на покос… Полянки выкашивать…

— Кто это «мы»?

— Ну… мы… мужики…

— «Мужики»! — передразнила Алёна. — Ты-то что, косил?

— А то…

— И получилось?

Женя ничего не ответил, опять землю ногой немножко раскопал. Женя Соломатин врать никогда не будет. Раз говорит — косил, значит, так и есть. Только вот не получалось.

Женя в этом году в школу идёт. Он большой. Он много чего знает. А говорит медленно.

— Жень, заходи в избу-то, бабушка нас кашей накормит. Ты меня как нашёл?

— Спросил…

Бабушка Женю прогонять не стала, посадила за стол:

— Давай, жених, ешь за двоих!

— Бабушка! — удивилась Алёна. — Ты откуда знаешь, что Женьку моим женихом дразнят?