Минель Левин - Операция «Ходики»

Минель Иосифович Левин

Операция «Ходики»

Об этой книге и ее авторе

Я хорошо знаю и люблю творчество Минеля Левина. Его книги воспитывают молодых читателей в духе благородных идеалов, растят их людьми идейно убежденными, честными. И мужественными!

Это закономерно: биография автора стала как бы биографией и многих его героев. Много лет М. Левин был пограничником в горах Памира. Тогда и появились его первые рассказы, сюжеты которых подсказала сама жизнь.

А потом М. Левин стал автором широко известных повестей, тоже посвященных трудной, но столь нужной для Родины, глубоко романтичной службе защитников советских границ.

Произведения М. Левина выдержали много изданий, они переведены на языки наших братских республик и в социалистических странах.

Новый сборник рассказов и повестей тоже одухотворен идеалами высокими и благородными: он учит юных читателей добру, верности, храбрости, готовности к подвигам во имя родного Отечества.

Произведения эти вдохновлены и любовью к родной природе. Не оставляют равнодушными рассказы о верных друзьях пограничников — служебных собаках.

И еще юмор всегда присутствует на страницах книг М. Левина. Некоторые наивно ставят знак равенства между словами «весело» и «несерьезно». А, между тем, юмор и занимательность — это порой кратчайшее расстояние между самой серьезной проблемой и сознанием юного читателя.

Я верю, что новая книга М. Левина полюбится нашим ребятам. Пожелаем ей счастливого пути!..

Анатолий Алексин,

лауреат Государственных премий СССР и РСФСР, премии Ленинского комсомола.

г. Москва

Повести

Динга идет по следу

Каримчик протянул мне «Пионерскую правду». Я сразу понял, что он чем-то очень взволнован. Еще не зная причины, я тоже заволновался, потому что изучил своего друга.

— Читал? — спросил он.

— С продолжением? — догадался я.

— С каким продолжением?

— Ну, повесть…

— А, — махнул он рукой. — Вот что читать надо.

Я на эту заметку и внимания не обратил. Один мальчик, сын путевого обходчика, увидел незнакомого человека и сообщил о нем пограничникам. Задержанный оказался агентом иностранной разведки. Сыну путевого обходчика вручили медаль «За отличие в охране государственной границы СССР».

— Понял? — спросил Каримчик.

Я кивнул.

— Скажи, здорово! — приставал он.

— Ну, здорово.

— Вот бы нам такую медаль!

Я подумал, что медаль действительно не помешает. Только ведь кто нам ее даст?

Он словно угадал мои мысли:

— Дадут нам эту медаль!

— Когда дадут? — спросил я, чувствуя, что очень хочу иметь медаль.

Представляете: заходим мы в школу, снимаем пальто. Медленно так снимаем. И вдруг — ах! — все видят медаль.

— Когда дадут, — передразнил Каримчик. — Сначала ее заслужить надо.

— А как?

Он уже все решил. Отец у Каримчика — майор. Работает он в нашем городе, но часто бывает на границе и однажды брал Каримчика с собой.

— Теперь мы поедем вместе, — сказал Каримчик. — Вот будут каникулы и махнем…

Меня вначале не хотели пускать. Мама сказала, что это глупости.

— И совсем не глупости, — пытался я возразить ей.

— Ну, что тебе делать на границе? — строго спросила она.

Я чуть было не сказал, что мы едем за медалями. Но это было нашей тайной, и я не мог просто так взять и выложить ее всем. Тут вмешался папа. Он сказал, что меня надо приучать к самостоятельности и, если я не буду в тягость…

Одним словом, он позвонил майору. Но Каримчик своего отца уже обработал, и тот подтвердил, что берет нас обоих.

Мама стала готовить меня в дорогу. У меня была синяя спортивная куртка.

— Вот в ней и поедешь, — сказала мама.

Я настаивал на новом костюме, потому что мне должны были прикрепить медаль.

Но мама и слушать не захотела. Я решил не спорить. В конце концов потом можно будет медаль перевесить.

На следующее утро к нашему дому подкатил газик. Каримчик вышел с отцом из своего подъезда, я — из своего. Интересно, что Каримчик жил в четвертом подъезде и учился в четвертом классе. У меня так не получалось. Я учился в третьем классе, а наш подъезд был вторым.

Шофер поздоровался с майором и открыл переднюю дверцу кабины.

Каримчик потянул на себя заднюю дверцу и присвистнул от удивления. Я взглянул через его плечо и увидел огромную овчарку. Спина и хвост у нее были черные. На груди шерсть белая, густая. А медалей у нее было столько, что их, наверно, хватило бы на весь наш класс. Ну, если не на класс, так уж на звено точно.

— Залезайте смелее, ребята, — сказал шофер. — Она вас не тронет.

— А мы и не боимся, — ответил Каримчик. Он даже сказал овчарке, чтобы она подвинулась.

— Молодцы, — заметил водитель, когда мы уселись. — Кстати, можете познакомиться. Ее зовут Динга.

— Поехали, — сказал майор.

Шофер включил скорость. Я различил на его погонах золотую нашивку.

Каримчик шепнул мне, что это ефрейтор Алиев.

Газик вырвался на шоссе и стал обгонять машины. Нам это очень понравилось.

Динга с трудом разместилась между сидениями. Она положила морду на колени Каримчика и дышала мне в руку, словно хотела, чтобы я уступил ей свое место.

Но мне было хорошо сидеть. Это Каримчика Динга здорово стеснила. А я мог даже болтать ногами. Кроме того, мне была видна стрелка спидометра. Ему за спиной ефрейтора стрелку не было видно, и я время от времени спрашивал:

— Знаешь, какая скорость?

— Какая?

— Семьдесят.

— Ничего.

— А сейчас?

— Ну, какая?

— Сто, честное слово!

— Медаль выдать за это! — развеселился Каримчик.

Майор усмехнулся.

— Зато тебе не видать медали.

— Почему? — спросил Каримчик.

— А тройку в своем дневнике забыл?

— Какую тройку?

— По арифметике.

— Так я ее исправил.

— Но ведь была тройка.

— Исправил! — упрямо повторил Каримчик.

У меня тоже была тройка в дневнике, и я стал допытываться:

— Правда, если у школьника есть тройка, ему не дадут медаль?

— Какую медаль? — не понял майор.

— Ну, медаль…

— За учебу, что ли?

— При чем тут учеба, — сказал Каримчик отцу.

— Пионеры совершают подвиг. Так может быть?

— Какой же подвиг можно совершить с тройкой? — усмехнулся майор.

Ефрейтор Алиев переключил скорость и с пониманием подмигнул мне.

— Ничего, ребята, совершайте подвиг. У меня в штабе писарь знакомый.

Я сразу успокоился.

С обеих сторон к дороге подступали хлопковые поля. Земля была черная и дымилась. Это трактора оставляли за собой след.

Я закрыл глаза. Теперь это были уже не трактора, а танки.

Машину подбросило. Я открыл глаза. Замелькали переплеты железного моста. Под ним была речка, из которой всю воду словно выпили.

И опять — ноля. Осенью они будут белые. Это я хорошо знал. Мы сюда приезжали собирать хлопок.

Потом зарябил ветвями яблоневый сад. И сразу за ним — вишневый. Зелень уже просматривалась.

А вот еще мост. Бежал по донышку тоненький ручеек. С гор, наверно. Они маячили вдали. Такие высокие и могучие…

Я знал, что скоро все реки разбухнут, потому что в горах тают снега.

Вот интересно, если снежные барсы тоже растают!

Почему есть снежные барсы, а снежных слонов нет?..

Я размечтался, а газик тем временем взобрался на перевал.

Здесь было холодно. Хорошо, что я надел куртку. И кожаную кепку с черным козырьком. У Каримчика такой кепки не было. Зато у него была пыжиковая шапка. Не знаю, что лучше. Наверно, все-таки кепка: в ней не так жарко.

Газик побежал под уклон.

Динга перевалилась в мою сторону, и теперь я мог болтать только одной ногой.

Я погладил Дингу и спросил:

— Чья она?

Ефрейтор Алиев сказал, что это овчарка его друга Пулата Шакирова. Он был с ней на окружных соревнованиях. Динга заработала еще одну золотую медаль, и Пулата, в порядке поощрения, отправили в Москву.

— Того самого Пулата? — заинтересовался майор.

— Так точно.

— А я хотел наших ребят с ним познакомить.

— Ну, мы это сделаем, — ответил Алиев.

Газик спустился в долину. Здесь было гораздо теплее, чем по ту сторону перевала. Нас встретили совсем зеленые чинары.

Уж какие другие деревья, а чинары я всегда различу. В нашем дворе стоит чинара. Ей, говорят, пятьсот лет. Мы беремся вшестером за руки, но не можем ее обхватить.

Потом чинары отступили, и вдоль дороги выстроились тополя.

Я вдруг захотел есть. Утром торопился и почти совсем не завтракал.

Незаметно мы въехали в пограничную зону. Газик остановился у шлагбаума.