Николай Елин - Санька-рекордсмен

Санька-рекордсмен

Рассказы для детей дошкольного возраста. Рисунки В.Высоцкого.

Н. Елин

Изд. Малыш, 1978

МУЖСКОЕ ДЕЛО

— У вас какой марки телевизор? У нас «ТЕМП-7». Экран в полстены, ну, может, немножко меньше. Когда телевизор привезли и включили, папа сказал:

— Вот это настоящее окно в большой мир!

— И Санька станет его жертвой, — тут же добавила мама.

— Кого? Мира? — спросил папа.

— Нет, окна, — ответила мама.

— А что думает по этому поводу сам Саня? — И папа посмотрел в мою сторону.

— Саня не хочет быть жертвой, — поспешил ответить я, хотя не понял сразу, как я могу стать жертвой окна. Но всё равно, кому охота быть жертвой.

И всё-таки я стал жертвой... Вы не подумайте, что я смотрел подряд все передачи. Если бы я даже захотел смотреть, мне не дали. Жертвой я стал всего из-за одной детской передачи.

Героем этой передачи был мальчик Петя с оттопыренными ушами. Он ничего не умел: за что ни возьмётся, всё у него не получается.

Даже кровать застелить или пол подмести не мог. И зачем только показывать такого Петю на весь Советский Союз?! Ничего интересного. Один смех!

Когда мы кончили смеяться, мама вдруг говорит папе:

— Ты не находишь, что наш Саня очень похож на этого несчастного Петю?

— Пожалуй! — ответил папа.

А я так и подпрыгнул на стуле:

— Совсем я не похож на этого Петю, у меня даже уши другие и вообще...

— Если не похож, то зачем так кричать и волноваться, — сказал папа.

— А я не волнуюсь... Ты не думай, я всё умею делать, только... это не для мужчин — посуду мыть или там подметать в комнате. Такое каждая девчонка умеет!

— Что же ты тогда считаешь мужским делом ? — спросил папа. — Ну?..

Я подумал немного и выпалил:

— Собаку выдрессировать так, чтобы она... даже авоську с продуктами за тобой носила. Во!

— Вот как! — удивился папа. — И ты можешь нам это доказать?

— Могу!.. Найду собаку и выдрессирую. Вот увидишь!

— Все слышали ? — спросил папа, хотя кроме него и меня в комнате никого не было — мама уже давно ушла на кухню.

Дня через три папа спрашивает:

— Ну, как твои мужские дела?

— Подвигаются!.. Всё в порядке!

И правда, мои дела подвигались хорошо. Я дрессировал Бульку — рыжую дворняжку с соседнего двора. Дрессировал по всем правилам, как в кинокартине «Мухтар, ко мне!». Сначала Бульку надо было приручить. Два дня я давал ей сахар и хлеб с маслом... На третий день она уже от меня не отходила.

Теперь надо было приучить Бульку держать в зубах и носить за мною палку. Сначала Булька никак не хотела понять меня и тут же выбрасывала палку. Я называл Бульку Булечкой, говорил ей всякие ласковые слова, приносил ей из дома пирожки и конфеты... Булька всё съедала, лизала мне лицо и руки, но палку выбрасывала. Я кричал на неё и плакал. Наконец на пятый день Булька не выбросила палку. Я дал ей за это конфету. Булька весь день носила за мной палку, выходила с ней на улицу и даже поднималась на третий этаж, до нашей двери...

Мамины запасы конфет кончились — пришлось перевести Бульку на варенье. Я намазывал его на хлеб, и Булька была очень довольна. К концу следующего дня она уже носила за мной не палку, а мамину старую продуктовую сумку. Добежав до нашей двери, Булька останавливалась и начинала лаять.

«Всё в порядке!—сказал я себе. — Можно показывать».

В воскресенье утром я сказал маме:

— Если хочешь, я могу пойти за хлебом.

— Вот умница, — обрадовалась мама. — Купи ещё колбасы любительской граммов триста.

Когда я вернулся, папа с мамой сидели за столом.

— Где же сумка? — спросила мама.

— Сейчас сумка появится, — торжественно произнёс я.

Мама удивлённо пожала плечами, папа понимающе подмигнул мне.

На столе не было хлеба, но я сидел спокойно: я верил в Бульку. Прошло некоторое время, и у дверей раздался собачий лай. Я бросился открывать. Передо мной стояла собака и держала в пасти сумку. Сумка была мамина, но держала её в зубах совсем не Булька, а здоровенный дог, за ним стояла его хозяйка, соседка с первого этажа.

— По-моему, это ваша сумка, Танечка! —ласково сказала она. — Мы подобрали её у подъезда.

Я схватил сумку и заглянул внутрь: там лежал огрызок батона, колбасы не было.

Другие в таких случаях плачут, а я только стиснул зубы.

Зато папа смеялся, просто закатывался.

«Нет, надо им всё-таки доказать, что я не какая-нибудь там девчонка!—рассуждал я про себя. — С собаками, конечно, всё кончено. Предатели! Съесть всю колбасу и бежать! А ещё говорят, собака — друг человека... Эх, если бы у нас водились дикие мустанги или слоны! Приручить их. Вот это да! Но где их возьмёшь?!

...А ночью мне приснилось, будто я нахожусь где-то в джунглях, со мной Булька... И вдруг Булька уже не Булька, а огромный слон. Я протягиваю ему банку с вареньем. Банка большая, как бочка. Слон задрал кверху хобот — не хочет варенья. Я его уговариваю, а он не берёт. И вдруг пустился бежать от меня — и прямо в наш подъезд. Я за ним. Слон несётся по лестнице, а я прошу его не торопиться; но тут появляется мама и начинает нас бранить... Я проснулся.

Несколько дней я не находил себе места: «Что же придумать такое, мужское?!»

И придумал. Почему бы мне не научиться самому, без помощи старших, кататься на настоящем двухколёсном велосипеде? Разве это не мужское дело! А потом сказать папе: «Папочка, купи мне, пожалуйста, двухколёсный велосипед. Я уже давно вырос из трёхколёсного, а ты этого не замечаешь». — «А разве ты сможешь на нём кататься?» — спросит мама. — «Вот увидишь!» — скажу я. И папа пойдёт со мной в магазин, и я выкачу на улицу настоящий, на дутых шинах велосипед, сяду и понесусь... Интересно, что тогда скажет папа!

Я вышел во двор. Никто на двухколёсном не катался. Я пошёл в парк. Уж там кто-нибудь должен быть с велосипедом! Мне повезло. Прямо навстречу по аллее катил на ярко-красном велосипеде мальчишка в соломенной кепке с козырьком, в коротких штанах и красных гольфах.

— Салют! —сказал я и поднял руку.

— Тебе чего? — спросил он, притормозив.

— Прокатиться хочу...

— На, жми! —сказал он и подкатил мне машину.

Я взялся за руль, выпрямил колесо, встал одной ногой на педаль и хотел перекинуть другую. И тут почему-то мы с велосипедом оказались на земле.

Подержи, пожалуйста, пока я сяду. Не привык я к твоему, — пробормотал я смущённо.

Он ничего не сказал, взялся за раму и держал велосипед, пока я сел. Я нашёл педали и крикнул: — Пускай!

Он отпустил, я отчаянно заработал педалями и покатил! Всё быстрее и быстрее!

— Ура! — кричал я, радуясь, что так легко получается.

Поворот и киоск возле него появились так быстро, что я не успел сообразить, откуда они взялись. И повернуть руль не успел...

Я лежал на земле, и, может быть, мне было больно. Но я смотрел как заворожённый на велосипед. Он стоял на сиденье, одно колесо исчезло, другое крутилось. Я не видел, как выбежал из киоска продавец и бросился поднимать меня; я не слышал, как громко кричала мне что-то очень обидное мать мальчика, — я смотрел на разбитый велосипед, и мне было очень жалко его.

А потом папе пришлось купить велосипед, но не мне, а мальчику в коротких штанах и красных гольфах. Я даже не пошёл смотреть на этот велосипед.

После этой истории мама сказала:

— Надеюсь, что на этом закончатся твои особые мужские дела!

Но... через несколько дней к нам из Горького приехала моя двоюродная сестра Ленка, она приехала сама. Её, как багаж, сдали вечером проводнику в поезд, а утром мама поехала на вокзал, получила её и привезла. Я Ленку до этого никогда не видел. Подстрижена, как мальчишка, нос в веснушках, ходит не в юбке, а в чёрных брюках с жёлтыми полосками по бокам. Чудная какая-то и всё время говорит слово «бесподобно»:

«Ой, какой у вас телевизор бесподобный! Ой, какой чай бесподобно вкусный! Ой, какой у вас во дворе гуляет дог бесподобный!»

— Сама ты тоже бесподобная! —сказал я Ленке.

А она не обиделась, рассмеялась:

— Ой, какой у меня братик бесподобный! — И полезла бороться.

Она только на полголовы выше меня. Я её сразу схватил за шею и хотел применить «французский ключ». Но она здорово сопротивлялась — никак я не мог её одолеть. На шум прибежала мама и закричала:

— Не деритесь!

— А мы и не дерёмся, — сказала Ленка. — Мы шутим! Потом папа повёл нас в парк кататься на лодке. Ленка села на нос, папа — на вёсла, я — на корму. Озеро у нас большое, но неглубокое. Папа погрёб немного, потом предложил:

— Кто желает?

Вижу, Ленка молчит. Значит, грести не умеет.

— Если ты устал, то давай уж погребу, — сказал я.

— Ах, опять мужское дело! — папа засмеялся, но место мне уступил.