Н. Черешнев - Марка

Н. Черешнев

Марка

«Немецкого урока не будет» — написано на доске. Первые два слова чуть видны; кто-то их небрежно стер, а вместо них аршинными буквами вывел «немца». Надпись от этого одинаково понятна: урок пустой, и поэтому в классе беспорядок. Следящий за тишиной надзиратель сидит на кафедре и что-то пишет, а два гимназиста мешают ему по мере возможности. Поставили себе целью отвлекать внимание Ивана Ивановича от класса и его «дел нечестивых» и вообще, как говорится, заговаривать надзирателю зубы. Кстати и время у них не пропадает даром.

Народу сейчас в классе немного; кто ушел на пустой урок домой завтракать, кто бродит внизу в актовом зале, благо инспектор занят, и некому их препроводить на место жительства — в класс. Оставшиеся мальчики не скучают, готовят уроки к следующему часу, читают. В промежутке между парт упражняется Мыльников, он же «человек без костей». Он у стены учится стоять на голове и почти достиг совершенства в этом трудном искусстве и очень редко обрушивается, стуча сапогами, на пол и пугает бедного Ивана Ивановича. А в углу класса на задней парте засела целая компания. Кому не хватило места на парте, висит на спине товарища. Все очень заняты: — Бог знает в который раз рассматривают коллекцию марок Вани Ласточкина.

Ваня, полный, упитанный мальчик, в курточке из дорогого сукна, немилосердно, правда, выпачканной мелом, оживленно спорить со своим противником, тоже ярым коллекционером, Струковым. Этот — прямая противоположность Ласточкину: одежда у него очень ветхая и кое-где заштопанная, он очень худ и бледен. Когда Мыльников, классный «человек без костей», дает на большой перемене представление, Струков тоже участвует в нем и играет «человека с одними только костями». Мальчик он добрый и хороший товарищ, только очень робок. Но сейчас он осмелел и разгорячился.

— Конечно, подделка! — уверяет он товарищей. — Ты, Ласточкин, должно-быть, ее в магазине купил. Они все марки подделывают: печатают сами марки всех стран, существующих и несуществующих, и продают для коллекций.

Ласточкин обиженно отнимает у говорящего свой красивый дорогой альбом и говорит: «Не может быть, мне ее знакомый подарил, марка настоящая. У тебя вот подделка!»

Его противник вскакивает, как ужаленный, расталкивая товарищей, бросается к своей парте и тащит свою тетрадочку с марками.

— Вот! — показывает он зрителям: — Вот это настоящая Парагвайская марка. Видишь, Ласточкин, и зубчики по краям целы, а у тебя их и не заметно, потом моя с клеем, а у тебя-то что.

Ласточкин угрюмо и внимательно сличает обе марки и обращается к торжествующему сопернику: «Продай ее мне!»

Тот испуганно прячет марку и отрицательно качает головой:

— Не продам. Это марка, брат, редкая, ни у кого нет настоящей, все подделки, как твоя, — смеется Струков, а за ним и все товарищи.

Ласточкин обозлен и исподлобья поглядывает на поддразнивающих его мальчиков, готовый с любым из них затеять ссору. По счастью, кто-то смотрит на часы и испуганно заявляет — «До звонка осталось пятнадцать минут. Булочник, должно-быть, пришел. Ребята — на фуражировку!» — Все тихонько отходят от нарты Ласточкина, и начинается «обходное движение». Состоит оно в том, что двое-трое подходят к Ивану Ивановичу и отвлекают его внимание, а остальные, ловко, без шума открыв дверь, выскальзывают из класса.

Неповоротливый Ласточкин, протискиваясь в узкую щель дверей, производить шум и ловится на месте преступления Иваном Ивановичем. Эмиграция из класса останавливается; Иван Иванович теперь бросил писать и глядит за классом в оба. Несчастный Ласточкин идет обратно на свою парту. Ему приходится вместо горячих калачей и пирожных, волей неволей, есть данные из дому бутерброды с ветчиной. Ему охотно вызывается помочь Мыльников. — «Купил марку у Струкова?» — с полным ртом спрашивает он Ласточкина.

— Не продает, — отвечает тот, тоже с расстановкой, в промежутке между глотками; — а марка у него очень редкая и, кажется, действительно настоящая!

— Если дать хорошую цену, он продаст, — говорит Мыльников: — ему деньги очень нужны. Он живет рядом со мной, и я знаю его положение: мать у них летом умерла, а отец давно в сумасшедшем доме. Живут дети только с бабушкой: он, сестра-гимназистка и еще двое маленьких. Они очень бедствуют, хорошо еще, что домишко у них свой, да в гимназии от платы освобождают. Ты только об этом помалкивай: может-быть, Струков скрывает, свою бедность!

Мыльников доел свою порцию и поэтому без церемонии оставляет Ласточкина и идет заниматься текущими делами; ему надо вырезать на своей парте дырку для какого-то хитрого приспособления. Ласточкин сидит и думает, вспоминает исхудалое синеватое лицо Струкова, его бедную одежду, и становится жаль товарища. — Все в классе знают, что Струков не богат, но он нуждается, может быть голодает, а у нас всего много, и меня балуют. Как бы ему помочь. Попросить папу. А пока что я у него куплю эту марку. Дам пять рублей, что подарили на новые коньки. — Ласточкин на этом успокаивается.

Возвращаются сбежавшие из класса товарищи с калачами и горячими булочками. У Ласточкина текут слюнки, опять есть хочется.

— Иван Иванович! позвольте выйти, — жалобно просится он у надзирателя.

Тот согласен, только чтобы выпущенный не шумел в коридоре.

На другой день перед уроком Ласточкин подошел к Струкову.

— Я тебе дам пять рублей за ту марку, — предлагает он.

Струков растерянно смотрит на него и, заикаясь, спрашивает: — Ты серьезно говоришь.

— Конечно, вот тебе и деньги!

Струков достает книгу, из неё тетрадочку с марками и со вздохом отдает драгоценную марку товарищу. Полученный золотой он украдкой под партой завязывает в уголок платка, чтобы не потерять, и потом грустно смотрит на ликующего Ласточкина. Около того опять собрались товарищи, и довольный Ласточкин показывает всем свою покупку. Струкову грустно: никто теперь им не интересуется, а кое-кто поглядывает на него как будто с насмешкой: — Продал, мол, главное сокровище. Хорош коллекционер! — Не радуют и деньги, хотя они пригодятся, вон башмаки совсем разваливаются. — Вспомнив о башмаках, Струков поднимает ногу на сиденье парты и начинает замазывать чернилами дырку башмака, из которой белеется носок. Кажется, все замазал, глядишь, движение ноги — и опять появляется белое. Струков старается не глядеть на счастливого соперника.

Начинается урок, и вовсе не до того: каждую минуту могут спросить. Учитель ходить по классу и завертывает порой даже в проходы между парт. Начинается трудное место в переводе, и Струков наклоняется к соседу: — «Вася, переведи!»

Оба мальчика, усердно уткнувшись носами в учебник, чуть слышно шепчутся. Их отвлекает от дела поднявшийся шум.

Попался, оказывается, Ласточкин, все время возившийся со своей коллекцией марок. Он хотел передать альбом соседу; учитель, как на грех, обернулся и арестовал «постороннюю книгу». Альбом безвозвратно погиб, так как латинист, строгий старик, никогда не отдает захваченные им книги или картинки. Почти весь класс, обернувшись, глядит на бедного Ласточкина. Тот пытается выпросить альбом, но учитель так сердито накидывается на него, что испуганный мальчик поскорей усаживается на место.

Струков, забыв о переводе, смотрит на него с тоской.

— Пропала марка! Эх… разиня. Такую редкость и не уберег. Зачем я ее продал? — И он начинает сердиться на Ласточкина, который как будто и не очень огорчен, улыбается и подмигивает кому-то там на передней парте. Струкову чуть не до слез жаль марку, лучшую его марку. И как нарочно он получает от Ласточкина лаконическую записку: — «Очень наплевать!»

— Да тебе хорошо говорить! — злобно оглядывается Струков на писавшего. — Ты еще достанешь у своих знакомых такую же редкость или купишь, а я уж никогда!

— Зачем я этому дураку продал марку, — обращается он к своему соседу, с отчаянием махая рукой.

А учитель, приняв этот жест отчаяния к сведению, скорей сажает отвечавшего ученика и вызывает — «Струков, пожалуйте отвечать».

Бедный мальчик отвечает неважно и усаживается на место, совершенно обескураженный. Урок кончается.

Не успел прозвенеть звонок, а учитель выйти из класса, как гимназисты обступили толпой потерпевшего Ласточкина. Тот вскакивает на парту и, подождав, пока шумливая толпа немного успокоилась, весело говорить:

— Ребята! вы знаете, что Юлиан Петрович стащил у меня мой альбом с самой редкой на свете маркой.

— А ты чего зевал разиня! Иди попроси инспектора, может и отдаст!

— Сам виноват! — На перебой кричат товарищи.

— Тише, — кричит Ласточкин. — Это вы знаете! А того и не знаете, что в альбоме была никуда негодная подделка, настоящая же марка хранится у меня в кошельке. — И он с триумфом поднял над головой свое портмонэ.