Артем Кораблев - Очень темное дело

Артем Кораблев

Очень темное дело

Глава I. Творческая компания

— Господа! — громко выкрикнул, войдя в вагон, очередной современный коробейник — в каждом поезде в наши дни непременно такого встретишь. — Господа! Вам предлагается набор из десяти фломастеров всех цветов радуги. И очень недорого. В киосках и магазинах вы найдете этот товар за пятнадцать рублей новыми, а то и за двадцать. Я же предлагаю их вам по символической цене: за десять. Получается всего рубль за фломастер, а посмотрите, какие толстые.

— Сразу видно — цыган, — шепнул Петька Феде на ухо, — Вишь, как заливается: «Все цвета радуги, толстые». Обычные ведь фломастеры.

— Он не цыган, он негр, — так же тихо шепнул в ответ Федя.

— Сам ты негр! Что я, негра от цыгана, что ли, не отличу?

— Говорю тебе, негр, — стоял на своем Федя.

— Очки надень, Чудилкин! У тебя от голода, что ли, в глазах потемнело? Какой негр? Цыган, в натуре.

— Балда, сам ты цыган…

— Купите дочке. И ей радость, и вам хорошо. Не будет под ногами мешаться, делом займется, рисованием, а вы пока отдохнете!

Смуглый продавец уже подошел совсем близко и обратился к полной женщине, расположившейся с девочкой на соседнем с Федей сиденье.

— Откуда ж ты такой взялся? — подивилась женщина, раскрывая сумочку, чтобы достать кошелек. Торговец ей явно польстил: по виду она вполне годилась девочке в бабушки, да, наверное, бабушкой и была. — Говоришь ты вроде по-нашему, а с лица, как из Африки.

— Понял? Негр, — победоносно шепнул Федя, склонившись к самому Петькиному уху.

— Я эфиоп, — обернулся к ним через плечо смуглый вагонный коробейник.

Федя понял, что его, несмотря на всю конспирацию, услышали, и почувствовал, как сам становится краснокожим.

— Мой прапрапрадедушка, Пушкин Александр Сергеевич, хорошие стихи писал. Его за это на дуэли убили. Француз Дантес — пиф-паф! — застрелил, может, слышали? А я вот теперь фломастерами здесь торгую, — бойко тараторил коробейник.

Окружающие пассажиры с трудом сдерживали улыбки, кто-то даже закашлял, чтобы не расхохотаться.

— Ой, Пушкин! — смеясь, замахала на него руками женщина, которая собиралась купить фломастеры. — Да ты небось цыган.

На этот раз Петька молча, но победоносно ткнул Федю локтем в бок.

— Честное эфиопское, я прапраправнук Александра Сергеевича. Хотите, я вам его стихи почитаю? Вот хотя бы… — Коробейник закинул сумку с товаром за плечо, встал в позу актера из дореволюционного театра и начал: — «Осенняя пора, очей очарованье…»

— Какая ж осень, лето сейчас на дворе, — перебила его женщина. — Ты бы, милок, про лето чего-нибудь почитал.

— Лето прапрапрадедушка не любил, все про осень или зиму сочинял, — отрезал смуглый «потомок» Пушкина. — Вы фломастеры-то брать дочке будете?

— Ладно, давай, Пушкин, — усмехнулась женщина. В руки вымогателя перекочевала десятка, а он расстался с упаковкой фломастеров.

— Пишут хоть? — засомневалась покупательница.

— Пишут, пишут, — бросил через плечо удачливый продавец, шустро удаляясь по проходу между пассажирами.

Не успел он выйти в тамбур, как с другой стороны в вагон уже зашел следующий коробейник.

— Граждане, — засипел он голосом закипающего чайника и поднимая в руке точь-в-точь такую же пачку фломастеров, — предлагаю вам японские фломастеры, по символической цене пятнадцать рублей за десять штук…

Пассажиры зашумели, переговариваясь, и последние слова сиплого торговца Федя не разобрал. Он только заметил, как кто-то дернул того за полу джинсовой куртки и шепнул что-то на ухо. Торговец тут же убрал образец своего товара в пухлую сумку и быстро прошел к противоположному концу вагона вслед за «Пушкиным».

— Конкуренция, — заметил Петька.

— Да они наверняка вместе работают, — не согласился Федя.

Петька только безнадежно махнул рукой — мол, что с тобой спорить — и демонстративно отвернулся к окну. Федя, вздохнув, уткнулся в книжку, лежавшую у него на коленях, и сделал вид, будто читает.

На самом деле Федя вспоминал события недавнего прошлого.

Они приехали в Кучи два дня назад, то есть теперь уже почти три, поздним вечером. Сергей Васильевич радостно встретил их еще на автобусной остановке.

— Дед, ты не радуйся, — едва сойдя с автобуса, огорошил его Петька. — Мы к тебе ненадолго.

— Как ненадолго? — замер от удивления дед. — Валя, мама то есть, говорила, что на две недели.

— В последний момент все переиграли, — беззастенчиво врал Петька. — Его родители, как мы уславливались, не могут. Они сейчас только могут, а через две недели уже уедут. Это Федя, — спохватился Петька, вспомнив, что не представил товарища.

— Очень приятно, — озадаченно протянул Сергей Васильевич, хотя его лицо выражало лишь крайнюю степень удивления.

— Здравствуйте, — как можно вежливее поздоровался Федя и тут же поправил завравшегося Петьку: — Через три.

— Чего через три? — не сразу понял тот. — Ах да, через три. Во-во, через три недели его родители смотаются со своей дачи. Тогда мы сюда к тебе опять и приедем уже на целый месяц. А пока только на выходные.

— Вот те раз, — расстроился дед. — А я думал, на рыбалку походим, вы в огороде мне поможете… Клубника скоро.

— Дед, к клубнике мы как раз приедем, не переживай. Вот съедим всю у него на даче — и к тебе.

Сергей Васильевич сокрушенно покачал головой и, обняв внука за плечи, подтолкнул его на тропинку, убегавшую от автобусной остановки куда-то в придорожные кусты.

— Пошли, — со вздохом сказал он. — Бабушка там вам чего-то наготовила. Не знаю уж что, я специально с огорода не вылезал, А то, неровен час, под горячую руку попадешь, да и ароматы такие, что слюнки текут и желудок аж плачет. В огороде и то чуешь. Идемте.

По той тропинке они дошли до самого дома Петькиных деда и бабушки. Угощали их действительно на славу. Федя так объелся, что даже не пошел в тот вечер купаться, хотя мечтал об этом в Москве целую неделю. Он вспомнил ту обалденно вкусную ватрушку с румяной корочкой поверх начинки, и рот у него тут же наполнился слюной, а желудок возрыдал громким голосом — все как говорил тогда Петькин дед. Даже от одного воспоминания.

А ночью, сидя на раскладушках у зажженного ночничка, друзья в который раз обсуждали план дальнейших действий.

— Эх, были бы у нас паспорта, — тоже в который раз огорченно вздыхал Петька. — Тогда бы никаких проблем.

Да, с паспортами проблем бы не было, но в таком возрасте паспорт просто так не пойдешь и не получишь. Несправедливо, конечно, но ничего не поделаешь, сколько ни вздыхай. Впрочем, Петька умел не только вздыхать — он ведь и затеял все предприятие. И план в основном разработал он, Федя только уточнял детали.

— Завтра накупаемся, — продолжал Петька. — С утра даже порыбачить можно. Послезавтра тоже, а в понедельник утречком в путь. И надо не забыть еще сбегать позвонить, чтобы дед сам чего лишнего не наговорил. А уж в понедельник он никого не застанет, мои в воскресенье же вечером и уедут. Ты тоже своим предкам позвони, чтобы зря не психовали. Мол, добрался, все в порядке, часто звонить не могу, ждите следующего сеанса связи через неделю.

Все это было проговорено еще в Москве неоднократно, но Петька снова и снова возвращался к волновавшей его теме: видно, все-таки боялся, что какое-нибудь недоразумение погубит всю авантюру.

— Теперь подобьем бабки, — предложил он и извлек из кармана рюкзака свой кошелек. — Сколько тебе дали?

— Стольник, — ответил Федя, доставая и свой полиэтиленовый пакетик, в котором было сто рублей десятками. — Хотели лимон дать, чтобы я твоему деду отдал, но твои же предки ни в какую. Говорят, потом и ты у нас две недели жить будешь, так и сочтемся.

— Да, непруха, — согласился Петька, — мне тоже только две сотни дали. Давай решим, кто будет казначеем.

После недолгого обсуждения решили деньги считать общими, но в общий котел не складывать — если кто потеряет, так хоть не все.

— Между прочим, — подвел итог Петька, — если бы у нас были паспорта, все равно бы на билеты не хватило. А еще и жрать что-то надо. Так что ничего страшного. На еду их все и протратим.

На том они в тот вечер и порешили. В следующие два выходных дня программа была выполнена по всем пунктам. И рыбалка была, и купание, и родителей по телефону успокоили. И вообще так в этих Кучах было хорошо, что Федя уж и ехать никуда не хотел, но Петька был неумолим, да и отступать от задуманного не годилось.

В семь утра в понедельник они распрощались с Петькиными дедушкой и бабушкой и сели на автобус в сторону Одинцова. Петька радовался, что дед оплатил им проезд: неожиданно сэкономили. От Одинцова они, опять же в целях экономии, пешком добрались до Киевской ветки железной дороги, на станции «Переделкино» сели в первую же электричку и покатили на юг. Точнее, на юго-запад, но Петька, привлекая в свидетельство карту, уже доказал Феде, что главное им — пересечь границу Украины, а там они как-нибудь достигнут и намеченной цели.