Януш Корчак - Лето в Михалувке

Корчак Януш

Лето в Михалувке

Януш КОРЧАК

ЛЕТО В МИХАЛУВКЕ

Повесть

Перевод с польского К.Сенкевич

ОГЛАВЛЕНИЕ

ОЧЕНЬ КОРОТЕНЬКОЕ ВСТУПЛЕНИЕ

ГЛАВА ПЕРВАЯ На вокзале. - Воспитатели ставят мальчиков в пары и отводят в вагоны.

ГЛАВА ВТОРАЯ Ребята отдают деньги и открытки на хранение. - В деревне все переодеваются в белые костюмы.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ Левек Рехтлебен тоскует. - Левек Рехтлебен плачет.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Крепость. - Яичница. - Гроза. - Пожарная команда.

ГЛАВА ПЯТАЯ Колонистский суд. - Гражданские и уголовные дела. - Судебные приговоры

ГЛАВА ШЕСТАЯ Утро. - Хорошие и плохие краны. - Мы стелем постели. - Горбушки.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ Купание. - Цыплята. - Аист. - Камыш. - Глупый человек. - Мечты об удочке. - Лапта.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ Обед. - Самая красивая вилка. - Листья, которые кусаются. - Сад на вате.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Хромой Вайнраух. - Шашечный турнир. - Тамрес - победитель. - Прощай, колония!

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ Письма от родителей. - Плакал ли Осек из-за помочей? - Последние открытки.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ Хаим и Мордка. - Кукушка, белка и история про бабочку. - Мордку называют Мацеком.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ Газета "Михалувка". - Почему ребята плохо говорят по-польски?

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ Война. - Бой за первый форт. - Взятие второго форта. - Солдат, ковырявший в носу, и перемирие.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ Князь Крук и его маленький брат. - Корзинки из камыша. - Почему Бер-Лейб Крук - князь.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ Обязанности воспитателей. - Генерал становится лошадью. - Как овцы научили уму-разуму человека.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ "Разбойничье гнездо". - Свидетельница из деревни. - Прощание.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ Улитка. - Лягушка. - Адамский убил слепня. - Радушный хозяин. - Поход в Орловский лес.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ Некрасивый Аншель. - Кто первый придумал вставлять листья в букеты. - Больной Сикора.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ Вечерние концерты. - Старушка сосна. - Скрипач Грозовский и певцы.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ Как маленький Адамский хотел, чтобы его уважали, и что из этого вышло. - Несправедливый приговор и история о подбородках, мыле и бритве.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ Лучший в мире праздник и могущественная пряничная сила. - Турчанка рассказывает сказки. - Живые картины.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ Отметки по поведению. - Собака прощает Гринбаума, а Бромберг получает пятерку

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ Поэт Ойзер. - Стихи о сапожнике, о кузнице и о возвращении домой.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ Сюрприз. - Последний закат и последняя сказка.

______________________________________________________________________

ОЧЕНЬ КОРОТЕНЬКОЕ ВСТУПЛЕНИЕ

На Свентокшистской улице в Варшаве стоит низкий старый дом, при доме большой двор. Во дворе собираются дети, которых отправляют на лето в деревню, а в старом доме помещается контора "Общества летних колоний".

Детей отправляют под надзором воспитателей в колонии, и о каждой такой колонии можно было бы написать целую книжку.

Я расскажу вам, как жили в колонии в Михалувке еврейские мальчики. Я был у них воспитателем. Выдумывать я не стану, а расскажу только то, что видел и слышал.

Рассказ будет интересный.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

На вокзале. - Воспитатели ставят

мальчиков в пары и отводят в вагоны

Поезд уходит только через час, а десятки колонистов уже вертятся на вокзале, размахивают своими холщовыми мешками и с нетерпением ждут, когда их начнут ставить в пары и поведут в вагоны.

Тот, кто опоздает, в колонию не поедет, а потому и родители и дети начеку.

Вчера на Свентокшистской уже становились в пары, поэтому каждый знает, какой воспитатель вызовет его по тетрадке.

И ребята внимательно присматриваются: какой он, этот воспитатель, добрый или злой, можно ли будет лазить на деревья, бросать в белок шишками и по вечерам шуметь в спальне? Так, разумеется, думают только те, кто уже побывал в колонии.

Пока еще трудно сказать, почему одни мальчики умытые и опрятные, а другие - чумазые и одеты неряшливо, почему одни говорят громко и глядят весело и смело, а другие - испуганно жмутся к матери или норовят отойти в сторонку. Еще неизвестно, почему одних провожают мать и отец, братья и сестры и суют им пряники на дорогу, а других никто не провожает, и никто им ничего на дорогу не дает.

Через два-три дня, когда познакомимся, будем знать все. А пока давайте становиться в пары.

- Первая пара: Гуркевич и Краузе!

Никто не откликается!

- Нет их, - отвечают из толпы.

И уже кто-то просит, чтобы вместо того, кто не явился, взяли его ребенка: ведь он такой слабый! Не всех детей отправляют за город: бедных и слабых гораздо больше, чем мест в колонии. Солнца и леса хватило бы на всех, да вот денег на молоко и хлеб у Общества не хватает.

- Вторая пара: Соболь и Рехтлебен.

- Здесь! - кричит Соболь, энергично проталкиваясь вперед.

Раскрасневшийся мальчуган останавливается перед воспитателем, улыбаясь и вопросительно заглядывая ему в глаза.

- Молодец, Соболь! А ну-ка, скажи: ты озорник?

- Озорник, - отвечает Соболь со смехом и, обращаясь к провожающей его сестре, командует: - Все в порядке, можешь идти домой.

Восьмилетний мальчик, который в первый раз едет один в колонию и вот так сумел пробиться сквозь толпу взрослых, а сейчас стоит передо мной вымытый, улыбающийся, готовый в путь, обязательно должен быть молодцом и милым озорником. Так и оказалось. Он быстрее всех научился стелить постель и играть в домино, никогда не мерз, ни на кого не жаловался, просыпался с улыбкой и засыпал улыбаясь.

- Фишбин и Миллер старший, третья пара.

- Здесь, - быстро, словно испугавшись, отвечает отец Фишбина. Оба, и отец и сын, стоят совсем близко, - видно, беспокоились, как бы не пропустить свою очередь.

- Маленький Миллер и Эйно. Эльвинг и Плоцкий.

Гуркевич решил не спать всю ночь, чтобы не опоздать, а утром мать его едва добудилась и привела на вокзал полусонного. Он, единственный из всей группы, заснул в поезде.

Восьмая, девятая, десятая пара.

Толкотня, прощание, напутствия, просьбы.

- Не отходите, сейчас поедем.

Звонок.

Пара за парой, группа за группой мы проходим через вокзал на перрон и садимся в вагоны. Тот, кто порасторопнее, занимает место у окна и еще улыбнется родителям на прощание.

Второй звонок, третий.

Старшие запевают песню колонистов: про лес, про то, как незаметно летят веселые минуты. Поезд трогается.

- Шапки держать!

Когда едут в колонию, всегда кто-нибудь да потеряет по дороге шапку. Так уж повелось...

ГЛАВА ВТОРАЯ

Ребята отдают деньги и открытки на хранение.

В деревне все переодеваются в белые костюмы

Не высовываться! Не толкаться! Не сорить!

Первые дни ребята часто будут слышать неприятное слово: "Нет!", пока не узнают, что и почему нельзя. Потом запретов становится все меньше, а свободы все больше. Даже если бы воспитатель и захотел, он не смог бы так мешать ребятам, как мешают им мать, отец, бабушка, тетя или гувернантка в богатой семье, - ему просто не хватило бы времени на все замечания, советы и увещевания. Поэтому детям в колонии веселее, чем их богатым сверстникам на роскошных курортах, где каждому малышу не дают веселиться столько взрослых.

Вот по соседним рельсам с грохотом пронесся поезд. Все испугались, отскочили от окон, а потом так и покатились со смеху.

Кто-то уронил на пол бутерброд - снова радость!

- Ой, какая маленькая лошадка! - кричат ребята, и все бросаются к окнам, чтобы взглянуть на диковинку.

А это обыкновенная большая лошадь, только она стоит вдалеке, на лугу, и поэтому кажется маленькой. Ребята понимают свою ошибку, когда видят далеко-далеко в поле маленьких человечков и маленькие домики.

Остановка. Ребята поют и машут платками.

Звенит смех, волшебный смех, который излечивает вернее самых дорогих лекарств и воспитывает лучше самого умного педагога.

- Сдавайте почтовые открытки и деньги! Первый по списку Гуркевич. Сколько у тебя открыток?

Гуркевич отдает на хранение десять грошей и четыре открытки. На этих открытках он будет раз в неделю писать родителям, что он здоров и хорошо проводит время.

У братьев Круков вместе двадцать грошей. Каждый получил на дорогу по четыре гроша от родителей и по шесть от дедушки.

- Скажите, пожалуйста, господин воспитатель, ведь, правда, картошка растет в земле?

- Конечно. А что?

- Да вот он показал мне в окно какие-то листья и говорит, что это картошка. А ведь картошка растет в земле - значит, ее не видно.

- Скоро сами увидите, как растет картошка, - теперь некогда. Фридман, сколько у тебя открыток?

- Только две. Папа с мамой сказали, что довольно и двух. А денег совсем нет.

Фридман солгал: он утаил монетку в четыре гроша, которую ему дал на прощание старший брат.

Отец Фридмана много путешествовал: был в Париже, в Лондоне, даже собирался в Америку. Но нигде он не нашел счастья и снова вернулся на родину, где много-много булок должен испечь для других, чтобы заработать на буханку хлеба для своих ребят.