Диана Джонс - Воздушный замок

Глава первая,

в которой Абдулла приобретает ковёр

Далеко к югу от Ингарийских земель, в Султанатах Рашпухта, в городе Занзибе жил да был юный торговец коврами по имени Абдулла. Был он небогат, как это часто случается с торговцами. Отец его, разочаровавшись в сыне, отписал ему по завещанию ровно столько денег, чтобы хватило на скромную палатку в северо-западном уголке Базара и на кое-какой товар. Остаток отцовских денежек и великолепная ковровая лавка в самом центре Базара отошли к родне первой жены отца.

Никто не позаботился объяснить Абдулле, почему, собственно, отец в нём разочаровался. Каким-то образом это было связано с пророчеством, полученным при рождении Абдуллы. Выяснять подробности Абдулле было лень. Вместо этого с ранних лет он принялся мечтать о том, что бы это могло быть. В мечтах Абдулла видел себя потерявшимся сыном владетельного князя — из чего, само собой, неопровержимо следовало, что его отец на самом деле не был его отцом. Подобные мечты — почти всегда — самые что ни на есть воздушные замки, Абдулла прекрасно это понимал. Все кругом твердили, что он вылитый отец. Глядя в зеркало, он видел несомненно красивого молодого человека с узким ястребиным лицом и вспоминал, что как две капли воды похож на портрет отца в юности — с той лишь разницей, что у отца к тому времени уже были роскошные усы, а Абдулла по сю пору ежеутренне соскребал с верхней губы шесть волосков, не теряя надежды, что вскоре число их увеличится.

К несчастью, все кругом твердили ещё и о том, что характер Абдулла унаследовал от матушки — второй жены отца. Она была женщина робкая, мечтательная и разочаровывала решительно всех. Абдуллу это особенно не тревожило. Жизнь торговца коврами предоставляет относительно мало возможностей проявить отвагу — что в общем и целом Абдуллу устраивало. Палатка у него была малюсенькая, но расположена оказалась удачно — недалеко от Западных кварталов, где в громадных домах, окружённых прекрасными садами, жили богачи. И, что ещё лучше, именно с этой стороны на Базар обычно заходили ковроделы, которые прибывали в Занзиб через пустыню на севере. Обычно и ковроделы, и богачи направлялись в солидные заведения в центре Базара, однако у палатки юного торговца коврами они останавливались на удивление часто, особенно если упомянутый юный торговец кидался им наперерез, с невероятно изысканной учтивостью предлагая им сделки и скидки.

Поэтому Абдулле нередко удавалось перекупать наилучшие ковры, пока их никто не видел, и выгодно их продавать. В свободное от купли-продажи время он посиживал в палатке и строил воздушные замки, что ему страшно нравилось. По правде говоря, жизнь Абдуллы омрачала лишь родня первой жены отца, неизменно навещавшая юного торговца раз в месяц, чтобы поставить на вид всевозможные недочёты.

— Но ведь ты пускаешь на ветер всю прибыль! — вскричал в один судьбоносный день сын брата первой жены отца Абдуллы Хаким (которого Абдулла недолюбливал).

Абдулла терпеливо объяснил, что, если ему случается получить прибыль, то на эти деньги он обычно покупает хороший ковёр. Так что, поскольку он вкладывает всю прибыль в товар, товар этот становится всё лучше и лучше. На жизнь ему хватает. К тому же, как сказал он отцовской родне, больше ему и не нужно — ведь он не женат.

— Так женись! — вскричала сестра первой жены отца Абдуллы Фатима (которую Абдулла недолюбливал ещё сильнее). — Я уже говорила и снова скажу — молодому человеку вроде тебя и в твоём возрасте положено иметь не меньше двух жён! — И, так как просто высказаться на этот счёт Фатиме было недостаточно, она провозгласила, что на сей раз она лично займётся поисками жён для Абдуллы, отчего Абдулла содрогнулся с макушки до пят.

— И чем более ценный у тебя товар, тем скорее тебя ограбят, а ещё, чего доброго, пожар может приключиться — и всему конец, ты об этом думал? — проворчал сын дяди первой жены отца Абдуллы Ассиф (этого человека Абдулла ненавидел сильнее, чем первых двух, вместе взятых).

Абдулла заверил Ассифа, что всегда спит в палатке и предельно осторожно обращается со светильниками. На что все три родича первой жены его отца покачали головами, поцокали языками и удалились. Обыкновенно это означало, что они оставили его в покое на ближайший месяц. Абдулла вздохнул с облегчением и погрузился обратно в свои мечты.

К этому времени мечты были продуманы в мельчайших подробностях. В них Абдулла был сыном властительного князя, который жил в далёкой восточной стране, такой далёкой, что в Занзибе не подозревали о её существовании. Но в два года Абдуллу похитил свирепый разбойник по имени Кабул Акба. У Кабула Акбы был крючковатый нос, похожий на клюв хищной птицы, а в ноздре он носил золотое кольцо. На поясе у него висела инкрустированная серебром кобура с пистолетом, которым он грозил Абдулле, а в тюрбане пламенел алый камень, придававший своему владельцу нечеловеческое могущество. Абдулла так перепугался, что убежал в пустыню, где его и нашёл тот человек, которого он теперь считает своим отцом. Мечты не учитывали тот неоспоримый факт, что отец Абдуллы в жизни не бывал в пустыне: он постоянно твердил, что все, кто отваживается выйти за пределы Занзиба, определённо не в своём уме. Тем не менее, Абдулла отчётливо представлял себе каждый кошмарный дюйм этого пути — и как ему было жарко, и как пересохло во рту, и как болели ноги, пока он не набрёл на доброго торговца коврами. И дворец, откуда его похитили, он видел до последней чёрточки: и тронный зал с колоннами, вымощенный зелёным порфиром, и женскую половину, и кухни — всё несказанно богатое. На крыше дворца было семь куполов, крытых чеканным золотом.

Однако с течением времени мечты сосредоточились в основном на принцессе, с которой Абдуллу обручили ещё при рождении. Она была не менее знатного рода, чем сам Абдулла, и за годы его отсутствия выросла поразительной красавицей с правильными чертами лица и огромными тёмными глазами с поволокой. Жила она во дворце, таком же роскошном, как и дворец Абдуллы. Идти к нему надо было по аллее, уставленной статуями небожителей, а вход располагался за чередой семи беломраморных двориков, в каждом из которых бил фонтан — чем дальше, тем дороже и великолепней, начиная с хризолитового и кончая платиновым с изумрудами.

Но в тот день Абдулла вдруг понял, что всё это его не очень устраивает. Это чувство часто возникало у него после визитов родни первой жены отца. Ему пришло в голову, что у приличного дворца должны быть великолепные сады. Сады Абдулла любил, хотя почти ничего о них не знал. В основном его впечатления основывались на занзибских парках, где газоны были повытоптаны, а цветы немногочисленны — там Абдулла проводил обеденный час, когда мог себе позволить заплатить соседу, одноглазому Джамалу, чтобы тот присмотрел за палаткой. У Джамала была жаровня, и за медяк-другой он привязывал перед входом в палатку Абдуллы своего пса. Абдулла понимал, что выдумать подобающий сад он не в состоянии, но, поскольку всё, что угодно, было лучше, чем думать о двух жёнах, которых приискивала ему Фатима, он углубился в колышущуюся зелень и благоуханные закоулки садов своей принцессы.

Или почти углубился. Не успел Абдулла войти во вкус, как его вернул к действительности высокий грязный человек с потёртым ковром.

— Покупаешь ли ковры на продажу, о потомок великого рода? — спросил незнакомец, коротко поклонившись.

Для того, кто хочет продать ковёр в Занзибе, где продавцы и покупатели обращаются друг к другу как можно учтивей и цветистей, манеры этого человека были удручающе сухи. Правда, Абдулла и без этого был раздосадован — ведь его мечты рассыпались в прах под напором реальной жизни.

— Так оно и есть, о король пустыни. Не желаешь ли заключить сделку с таким ничтожным торговцем?

— Сделку, о владыка склада циновок? — переспросил незнакомец.

«Циновок?!» — ахнул про себя Абдулла. Это было оскорбление. Среди ковров и гобеленов, выставленных перед палаткой Абдуллы, было редчайшее стёганое покрывало с растительным орнаментом из самой Ингарии — или Очинстана, как называли эту страну в Занзибе, — а внутри нашлось бы по меньшей мере два ковра, из Инхико и из Фарктана, которыми и сам Султан не побрезговал бы украсить какие-нибудь небольшие комнаты в своём дворце. Но высказать это вслух Абдулла, конечно, не мог. Занзибские правила хорошего тона не позволяют хвалить самого себя. Вместо этого Абдулла отвесил прохладный поклон.

— Буду безмерно счастлив, если моя убогая палатка с её непритязательными скудными запасами окажется тебе по душе, о адамант среди странников, — сказал он и критически смерил взглядом пропылённый плащ незнакомца, ржавую серьгу у него в ноздре и потрёпанное головное покрывало.

— Они более чем непритязательны, о великий продавец напольных покрытий, — согласился незнакомец. Он взмахнул потёртым ковром в сторону Джамала, который в синих клубах рыбного дыма жарил кальмаров, — Неужели достойная всяческого уважения деятельность твоего соседа не оказывает влияния на твои склады, сообщая им стойкий аромат осьминога? — поинтересовался он.