Туве Янссон - Хемуль, который любил тишину

Туве Янссон

Хемуль, который любил тишину

* * *

Жил да был Хемуль, который работал в парке с аттракционами. Однако не надо думать, что подобное занятие — это сплошное веселье. Он пробивал дырки в билетах, чтобы посетители не смогли получить удовольствие несколько раз подряд, что уже само по себе настраивает на грустный лад, особенно если заниматься этим всю жизнь.

А Хемуль всю жизнь пробивал дырки в билетах, и, пробивая дырки, он мечтал о том времени, когда наконец-то выйдет на пенсию.

Если вы не знаете, что значит выйти на пенсию, то представьте, что когда-нибудь вы сможете делать все, что пожелаете, нужно только стать достаточно старым. По крайней мере так это объясняли родственники Хемуля. У него было очень много родственников, множество огромных, неуклюжих, шумных, болтливых хемулей, которые колотили друг друга по спине и разражались оглушительным хохотом.

Хемули были владельцами парка и аттракционов, и кроме того, они еще дудели на трубе, метали молот, рассказывали смешные истории и вообще веди себя очень шумно.

А наш Хемуль не был ни владельцем парка, ни владельцем аттракционов, потому что он относился к побочной линии, то есть состоял с ними всего лишь в дальнем родстве, и поскольку он никогда никому не мог отказать и вообще был очень покладистым, ему приходилось присматривать за детьми и прокалывать дырки в билетах.

«Ты очень одинок, и тебе нечем себя занять, — говорили хемули с добродушной ухмылкой. — А если ты нам немного поможешь, это наверняка поднимет твое настроение». «Но я никогда не бываю один, — пытался возразить Хемуль. — Я не успеваю. Мне все время кто-нибудь хочет поднять настроение. Простите, но я бы лучше…» «Вот и молодец, — говорили родственники, похлопывая его по плечу. — Так и надо. Всегда быть бодрым, веселым, всегда при деле…» И Хемуль снова принимался за свои билеты, мечтая о чудесной, абсолютной тишине и об одиночестве, которое ждет его на пенсии. Ему очень хотелось как можно быстрее состариться.

Крутились карусели, играли трубы, и парк каждый вечер оглашался громкими криками. Задумчивый и грустный, наш Хемуль постоянно видел вокруг себя пляшущих, горланящих, смеющихся, спорящих, все время что-то жующих или пьющих посетителей, и в конце концов он стал бояться шумных и веселых компаний.

Спал он в детской, и по ночам, когда ребятишки просыпались и начинали плакать, развлекал их игрой на шарманке. Кроме того он брал на себя все мелкие домашние заботы, весь день проводя среди своих шумных, бестолковых родственников, которые всегда пребывали в отличном настроении и рассказывали ему обо всем, что они думают, что они делают или собираются делать. Но ему самому они не давали и слова вставить.

«А я скоро состарюсь?» — как-то раз за обедом спросил Хемуль. «Состаришься? Ты?! — весело воскликнул его дядюшка. — Нет, еще не скоро. Да не вешай ты нос, каждому из нас столько лет, на сколько он себя чувствует». «Но я чувствую себя ужасно старым», — с надеждой сказал Хемуль. «Не говори глупостей, — сказал дядя. — Кстати, сегодня вечером мы решили поразвлечься и устроить фейерверк, и до самого рассвета будет играть духовой оркестр».

Но никакого фейерверка не было, а был проливной дождь, который шел всю ночь, весь следующий день, и еще день, и целую неделю.

По правде говоря, дождь шея восемь недель не переставая, до сих пор еще никто и никогда не слыхал ни о чем подобном.

Парк сник и погрустнел, точно увядший цветок. Все в парке поблекло, поржавело, покосилось, а поскольку он стоял на песке, то все строения сдвинулись с места и начали расползаться в разные стороны.

Издала последний вздох железная дорога, карусели, покружившись в огромных грязных лужах, медленно, с жалобным стоном поплыли по рекам, русла которых были размыты дождем. Все ребятишки — кнютты, хомсы, мюмлы и прочие — сидели, уткнувшись мордашками в оконное стекло, и смотрели на этот нескончаемый дождь и на уплывающее от них веселье.

Комната смеха обрушилась, разбившись на миллионы осколков, а красные, насквозь промокшие бумажные розы из павильона чудес поплыли по окрестным полям. И по всей долине разносился жалобный плач ребятишек.

Они приводили в отчаяние своих пап и мам, но те ничего не могли поделать и лишь горевали об утрате парка.

С деревьев свисали вымпелы и лопнувшие воздушные шары, беседка была вся забита тиной, а трехголовый крокодил, лишившись двух голов, уплыл в сторону моря.

Хемулей все это ужасно забавляло. Они стояли у окна, смеялись, показывая пальцами на улицу, колотили друг дружку по спине и кричали:

— Гляди-ка! Вон поплыл занавес из арабских сказок! А вон кусочки кожи из комнаты ужасов! Вот здорово, правда?!

Нисколько не огорчившись из-за потеря аттракционов, они решили на их месте устроить каток — разумеется, когда вода замерзнет, — и обещали бедному Хемулю, что он и там сможет прокалывать билеты.

— Нет, — неожиданно сказал Хемуль. — Нет, я не хочу. Я хочу на пенсию. Я хочу делать то, что мне нравится, и жить в полном одиночестве где-нибудь там, где нет шума.

— Но, дорогой дядюшка, — изумился его племянник, — ты это серьезно?

— Конечно, — сказал Хемуль. — Я говорю совершенно серьезно.

— Почему же ты не сказал этого раньше? — спросили озадаченные родственники. — Мы думали, тебе весело.

— Я не решался, — признался Хемуль.

Тогда они снова засмеялись, ситуация показалась им необычайно комичной: выходит, их родственник всю свою жизнь делал то, что ему не хочется, только потому, что не смел отказаться.

— Ну а чем бы тебе хотелось заняться? — с мягкой улыбкой спросила одна из тетушек.

— Я хочу построить игрушечный домик, — прошептал Хемуль. — Самый красивый домик на свете, в несколько этажей, со множеством комнат и чтобы все в нем было как настоящее и везде была бы абсолютная тишина.

При этих словах хемули чуть животики не надорвали. Они толкали друг друга в бок и кричали: «Игрушечный домик! Вы сдыхали! Он хочет игрушечный домик!» Они даже прослезились от смеха. А насмеявшись, сказали:

— Милый ты наш, делай все, что тебе заблагорассудится! Мы отдадим тебе старый бабушкин парк, сейчас-то там уж точно полнейшая тишина. Живи там и играй себе на здоровье в любые игры, какие тебе нравятся. Счастливо!

— Спасибо, — сказал Хемуль, а у самого сердце защемило от тоски и обиды. — Я знаю, что вы всегда желали мне добра.

Его мечта об игрушечном домике с уютными, красивыми комнатками умерла, хемули убили ее своим смехом. Но их вины в этом не было. Они бы искренне огорчились, если бы кто-нибудь им сказал, что они чем-то ему не угодили. Вот как опасно бывает рассказывать о своем самом сокровенном всем без разбору.

Хемуль отправился в старый бабушкин парк, который стал теперь его парком. С собой он нес ключ.

Парк был закрыт с тех самых пор, как бабушка, развлекаясь фейерверком, подожгла дом и ей со всем семейством пришлось оттуда съехать.

С тех пор минуло уже много лет, и отыскать дорогу оказалось делом нелегким: парк сильно разросся, а все тропинки залило водой.

Пока он шел, дождь прекратился — прекратился так же внезапно, как и начался восемь недель назад. Но Хемуль этого не заметил. Он весь был поглощен своим горем — мыслями об утраченной мечте: ведь у него больше не было желания строить домик.

Но вот между деревьями он увидел каменную стену, во многих местах обвалившуюся, но все еще довольно высокую. Железные решетчатые ворота заржавели, и замок Открылся с большим трудом.

Хемуль вошел, запер за собой ворота — и вдруг забыл об игрушечном домике. Впервые в жизни он открыл дверь своего собственного дома. Отныне он будет жить в своем доме.

Постепенно тучи рассеялись, и выглянуло солнце. От мокрой листвы поднимался пар, и все вокруг сверкало, дышало свежестью и покоем. За парком уже давно никто не ухаживал, ветви деревьев склонялись к самой земле, буйно разросшийся кустарник весело и задорно карабкался по стволам, а зеленый ковер вдоль и поперек пересекали звенящие ручьи, вырытые в свое время по распоряжению бабушки. Ручья эти, когда-то служившие нуждам семейства, текли теперь для собственного удовольствия. Перекинутые через них мостики в большинстве своем сохранились, а вот дорожки давно заросли травой.

Забыв обо всем на свете, Хемуль с головой окунулся в эту приветливую зеленую тишину, он прыгал, плясал, кувыркался — словом, вед себя, точно веселый, озорной щенок.

«Ах, какое счастье, что я наконец-то состарился и вышел на пенсию, — думал он. — О, как я благодарен моим родственникам. И теперь мне даже не надо все время о них думать».

Он ходил по высокой сочной траве, он обнимал стволы деревьев и, наконец утомившись, задремал на солнечной поляне в глубине парка. Когда-то здесь был бабушкин дом. Но грандиозные празднества с фейерверками давно отшумели, теперь тут поднялись молодые деревца, а в бабушкиной спальне разросся огромный розовый куст со множеством красных бутонов.