Кэтрин Ласки - Золотое древо

Кэтрин Ласки

ЗОЛОТОЕ ДРЕВО

Пролог

— Смотрите на меня! Смотрите же! — оглушительно проухал Сумрак.

Разогнавшись, он стремительной серебряной молнией прочертил ночное небо, а потом сложил крылья и камнем ринулся вниз, прямо к крутому гребню волны. Зрители невольно затаили дыхание, но когда до воды оставалось всего несколько сантиметров, Сумрак свечой взмыл в небо, так что соленые брызги пенным хвостом кометы просвистели у него за спиной. Подлетев к друзьям, он самодовольно расправил перья и спросил:

— Ну, кто посмеет сказать, что чайки делают это лучше?

Гильфи повернулась к Сорену и Копуше и тихонько вздохнула:

— Кажется, я уже знаю, что сейчас будет.

— Мы тоже! — дружно закивали оба. В тот же миг Сумрак оглушительно запел:

Я не просто много лучше,Я еще гораздо сушу!И красивее, и толще,И при том гораздо больше!Я роскошная сова,Во мне бездна щегольства.И добавлю без утайки —Я в полете лучше чайки.Волны плещут, свищет ветер,Сумрак круче всех на свете!

В это время года ветры над морем отличаются особо капризным нравом, поэтому друзья развлекались вовсю, катаясь и кувыркаясь в воздушных потоках, бушевавших над островом Хуула. Больше всего на свете совы Великого Древа любили играть с ветром, и никто на свете не умел делать это лучше, чем стая Сорена.

Только сейчас все было по-другому. Приближение зимы всегда знаменовалось наступлением поры белого дождя, но в этом году Великое Древо, вопреки календарю, сохранило золотое сияние лета. С той самой ночи, когда Корин добыл уголь Хуула из жерла вулкана в краю Далеко-Далеко, время на острове как будто остановилось.

Сорен украдкой оглянулся на остров. Даже странное поведение Великого Древа беспокоило его не так сильно, как непонятная тоска, одолевшая юного короля Корина. Некоторое время назад любимый племянник Сорена затворился от подданных в своем дупле и сидел там один, погруженный в невеселые раздумья. Королевская ответственность тяжкой ношей легла на плечи Корина, но Сорен догадывался, что сильнее государственных забот короля терзают мысли о загадочной природе угля.

А в это самое время король Корин сидел в своем скромном дупле и молча смотрел на пылающий уголь Хуула. Эта оранжевая звездочка с трепещущим внутри язычком синего пламени в зеленом ободке была необычным углем, и в глубине ее Корин видел совсем не простые вещи. Ибо Корин был огнечеем, но читать языки пламени было для него намного проще, чем постигать изменчивую суть угля. Как и картины в огне, рождавшиеся в сердце угля образы приходили непрошенными; они были намного ярче огненных видений, однако при этом гораздо менее четкими, почти неуловимыми. Но сейчас Корин увидел в глубине угля нечто такое, от чего сердце его пустилось вскачь, а желудок оцепенел. Вглядываясь в трепещущую голубую сердцевину угля, он заметил в ней проблеск белого цвета, который на его глазах стал расти и округляться.

«Словно луна, — рассеянно подумал Корин и тут же увидел уродливый шрам, пересекающий белый лунный диск… — Шрам? Такой же, как мой? О нет, не мой! Это шрам на лице Ниры!»

Глава I

Золотой свет

— Корин, у тебя такой вид, будто ты увидел скрума, — воскликнул Сорен, влетая в дупло. Был уже разгар дня, и большая часть сов на дереве давно видела третий сон.

— Хотел бы я, чтобы она была… просто скрумом, — пробормотал Корин, не сводя глаз с угля, пылавшего за ажурной решеткой стального ларца в форме слезы, выкованного кузнецом Бубо.

«Значит, опять Нира!» — устало подумал Сорен. С тех пор как Корин добыл уголь и разгромил Чистых в краю Далеко-Далеко, о Нире и ее армии не было ни слуху ни духу. Они словно исчезли. Совы на Великом Древе были уверены, что Нира погибла, остатки ее войск разлетелись по свету, а уголь обрел надежное пристанище в когтях юного, но славного короля Корина. Иными словами, баланс сил окончательно изменился в пользу добра.

И только Корин до сих пор не знал покоя. Образ матери преследовал его днем и ночью, и он знал, что так будет всегда, независимо от того, жива Нира или погибла. В последнее время он совершенно извелся от тревоги. Сорен внимательно посмотрел на своего любимого племянника, не сводившего лихорадочно блестевших глаз с угля. Сердце его пропустило один удар, а желудок сжался от жалости. Длинный шрам, оставленный на лице Корина когтями его собственной матери, дрожал и корчился от немой боли. Сорен понял, что не может больше терпеть эту муку. Он должен прямо спросить племянника о том, что с ним в последнее время творится. Возможно, так будет лучше для них обоих.

— Корин, ты отлично знаешь, что нет никаких доказательств того, что она до сих пор жива. Но даже если это так, нам все равно нечего опасаться! Войска Ниры рассеяны, она не может причинить нам никакого вреда.

Резко повернув голову, Корин впился взглядом в глаза Сорена.

— Но, дядя… Ты знаешь, что Нира не просто злая сова, и если…

— Сейчас я дойду и до «если», — перебил его Сорен. — Я все понимаю, Корин. Я тоже читал эту легенду. Если Нира — хагсмара…

— Постой, дядя. Возможно, она не настоящая хагсмара, а некое порождение далекого прошлого, которое по прихоти судьбы или благодаря чарам темнодейства возродилось в теле обычной сипухи! И если это так… — Тут Корин замолчал, а потом с усилием продолжил: — Ты помнишь, что я сказал, когда мы дочитали первую легенду о Гранке?

Да, Сорен помнил его слова. В ту ночь Корин впервые догадался, что его мать — хагсмара. Но если так, значит, в жилах юного короля тоже течет ядовитая кровь ведьмы! Сорен пытался разубедить его, но все было бесполезно. К счастью, никто, кроме него, даже не догадывался о страхах Корина. Не хватало только, чтобы совы Великого Древа узнали, что их обожаемый король оказался сыном хагсмары!

— Если я правильно понял, ты что-то увидел в сердце угля? — прямо спросил Сорен.

Корин поднял глаза и с неожиданным любопытством посмотрел на своего дядюшку.

— Кстати, а почему ты здесь, а не у себя в дупле, с Пелли и малышами? Ты же сейчас должен спать!

— Что-то не спится.

— Ты видел сон? — прищурился Корин.

— Возможно, — Сорен закрыл глаза и помолчал, словно хотел набраться терпения или найти нужные слова. — Да ты и сам все знаешь… Ты у нас огнечей, а я ясновидец. У тебя — огненное зрение, а у меня — звездное озарение.

— Но я не понимаю… Если ты ясновидящий, то должен видеть все, что случится в будущем. Значит, тебе был сон о том, что я увижу свою мать в пламени угля? Но в таком случае, зачем ты расспрашиваешь меня? Тебе ли не знать, что меня тревожит!

— Да, я видел сон. Но я не до конца понял его, Корин, — с тяжелым вздохом ответил Сорен. Как будто это так просто объяснить! Он мирно спал в уютном дупле вместе со своей дорогой подругой Пелли и тремя дочками — Себастьяной, которую домашние ласково называли Вашей, Блайз и Белл, — когда вдруг понял, что видит чужой сон или одно из видений, явившихся Корину в свете угля.

Это не на шутку встревожило Сорена, поскольку в одной из старинных легенд они прочитали, что жившая в далекой древности могучая хагсмара по имени Крит обладала как раз таким даром проникать в чужие сны. Но Сорен быстро понял, что это был не сон, а лишь очередной случай звездного озарения. Звездным озарением совы называют те редчайшие моменты, когда звезды проливают свой свет в совиные сны. Большинство птиц и зверей уверены, будто днем звезды исчезают, но на самом деле это не так. Днем звезды превращаются в маленькие отверстия в полотне сновидений, сквозь которые одаренная ясновидением сова может заглянуть в будущее.

Вот так Сорен проник в видение Корина, однако не увидел в нем ничего определенного. Ему не приснилась ужасная луна, превращающаяся в изуродованное шрамом лицо, он не видел пламени, не испытал страха или горького чувства потери. Больше всего это было похоже на кусочек видения внутри другого видения, на сон из чужого сна. Могло ли это означать, что Нира до сих пор жива? Значило ли это, что она мечтает добраться сюда и убить своего единственного сына? Как бы там ни было, Сорен не собирался поддаваться обуревавшим его страхам. На острове наступил мир и благоденствие, и не было никаких причин омрачать королю первые месяцы правления.

— Как я уже сказал, — твердо повторил Сорен, — у тебя нет никаких доказательств того, что Нира жива. Как нет и доказательств того, что она хагсмара. Возможно, твоя мать всего лишь жалкая, обезумевшая от злобы сова. Не больше, но и не меньше.

— Мне все-таки кажется, что чуть больше, — негромко возразил Корин.

— Что ты хочешь этим сказать?