Ольга Ваксель - «Возможна ли женщине мертвой хвала?..»: Воспоминания и стихи

ОЛЬГА ВАКСЕЛЬ. «Возможна ли женщине мертвой хвала?..»: ВОСПОМИНАНИЯ И СТИХИ

Александр Ласкин. От составителя

Кто такая Ольга Ваксель? До недавнего времени твердо можно было сказать, что она — приятельница Осипа Мандельштама зимы 1925 г. Еще было известно, что в сентябре 1932 г. она уехала в Норвегию со своим мужем-дипломатом и через два месяца застрелилась.

Дальше начинались разночтения. Одни исследователи называли ее актрисой, другие — манекенщицей, третьи — поэтессой. Как оказалось, правы все: этой «ослепительной», по словам Анны Ахматовой, «красавице» выпало играть в небольшом театре, работать в газете, ресторане и даже на стройке. К тому же она действительно писала стихи и прозу.

Как это могло открыться? Ведь Ольга Ваксель старательно избегала публичности. В ее жизни было много тайн, в первую очередь сердечных, а явного очень мало. Что касается стихов и прозы, то она их не только не печатала, но почти никому не показывала.

Казалось бы, вариантов тут нет. Ваксель редко везло при жизни, а после смерти ее должно было ждать забвение. Так бы, наверное, и случилось, если бы она не попала в луч поэзии О.Э. Мандельштама. С историей их отношений связаны семь стихотворений поэта[1]. К тому же ей необычайно повезло с сыном: Арсений Арсеньевич Смольевский (1923–2003) на протяжении многих лет трогательно берег память о матери.

Так мы узнали об этой удивительно яркой и одаренной женщине. О человеке, прожившем типичную для многих судьбу, и, в то же время, сумевшем сохранить свою неповторимость. Даже эксцентричность, — некоторые поступки Ольги Ваксель способны смутить и сегодняшних казалось бы уже ничему не удивляющихся, читателей.

Итак, перед вами необычная книга. Возможно, это единственная в своем роде книга, изначально не предполагавшая наличие читателя.

Уже говорилось, что стихи существовали для Ваксель словно «на правах рукописи». Разумеется, она не возвращалась к ним второй раз: вот так же невозможно переписывать записи в дневнике. Отсюда и путаница с пунктуацией, которую пришлось приводить в соответствие с существующими нормами.

Не менее сложна ситуация с мемуарами. В основном они были не написаны, а надиктованы. Перед нами монолог женщины, сбивчиво и взахлеб рассказывающей историю своей жизни. Читателю следует помнить о незримом присутствии самого важного адресата: ее муж норвежец Христиан Вистендаль взял на себя обязанности стенографиста.

Конечно, тут много неясного. Для чего столько сил тратить на то, чтобы избежать известности? К кому, если не к читателю, она обращала свои тексты? Только ли к своему мужу или к кому-то еще?

Впервые я задумался об этом больше десяти лет назад. Впрочем, тогда я не предполагал, что по мере приближена к разгадке количество вопросов будет только нарастать.

Сейчас даже некоторые цитаты воспринимаются иначе. Когда-то в документальной повести об О. Ваксель и О. Мандельштаме «Ангел, летящий на велосипеде» я вспоминал слова М. Цветаевой: «Всякая рукопись беззащитна. Я вся — рукопись». Как оказалось, эти слова ключевые. Они в равной степени относятся и к самой Ваксель, и к ее архиву.

Еще раз повторим: посмертная судьба Ваксель оказалась более или менее благоприятной. Впрочем, тексты, не защищенные типографским станком, опасности подстерегают всюду. Так что и тут не обошлось без драм.

В первую очередь это касается ее мемуаров — они счастливо избежали уничтожения, но уже в наше время подверглись редактированию. Для тех, кто готовил настоящее издание, это обстоятельство стало важнейшей — как текстологической, так и этической — проблемой. О разных этапах работы над книгой рассказывается в послесловии.

Любая книга, а уж тем более основанная на архивных источниках, есть плод усилий многих людей — не только составителя, редакторов, комментатора, но и всех, кто им помогал, так или иначе приближая завершение работы. Необходимо выразить искреннюю признательность Е. Белодубровскому, В. Васильеву, Л. Брусиловской, Л. Дубшану, Г. Елыневской, Е. Жаркову, В. Кривулину, А. Кушнеру, Л. Кропачевой, А. Лапидус, А. Ласкиной, Г. Марушиной, А. Мироновой, Е. Невзглядовой, З. Перскевич, С. Пчеляной, Р. Хрулевой, О. Шамфаровой, Е. Шумиловой, В. Ярошецкой. Особая благодарность директору музея Анны Ахматовой в Фонтанном доме Н. Поповой.

Павел Нерлер. Лютик из заресничной страны (предисловие)

Дичок, медвежонок, Миньона…

О. Мандельштам

В Лютике не было как будто ничего особенного, а все вместе было удивительно гармонично; ни одна фотография не передает ее очарования.

Е. Мандельштам

То была какая-то беззащитная принцесса из волшебной сказки, потерявшаяся в этом мире.

Н. Мандельштам

Я спрашивал тогда бабушку:

«Ведь Лютик — это такой цветок, а почему маму называют Лютиком?»

Она ответила: «В детстве твоя мама и была как цветочек».

А. Смольевский

1

…Нескольких стихотворений, обращенных Осипом Мандельштамом к Ольге Ваксель или же посвященных ее памяти, оказалось вполне достаточно для того, чтобы заинтересоваться адресатом и посвятить ей самой отдельную книгу.

Так и поступил Александр Ласкин, написавший о Ваксель документальную повесть «Ангел, летящий на велосипеде»[2]. При этом он опирался на архив О. Ваксель, предоставленный в его распоряжение ее сыном А. А. Смольевским: в этом архиве — ее воспоминания, стихи и рисунки. Вместе с тем повесть, хотя бы и документальная, создавалась по законам художественного, а не научного жанра, и ее изначальные первоисточники оставались в тени.

Именно они и выходят на свет и в свет с появлением настоящей книги: полный корпус стихотворений и воспоминаний Ольги Ваксель, подготовленных текстологически (по оригиналам), откомментированных и проиллюстрированных фотографиями и рисунками.

При этом вся книга посвящена памяти Арсения Арсеньевича Смольевского, сына Ольги Ваксель[3]. Это благодаря ему читатель может теперь узнать о его матери, так сказать, из первых рук — от нее самой.

2

Итак, мы обратились к архиву Ольги Ваксель. И тут-то произошло самое неожиданное и самое важное: оказалось, что Лютик (домашнее прозвище Ольги Ваксель) была куда более сложной, глубокой и самостоятельной фигурой, чем это было принято полагать, основываясь на одних лишь воспоминаниях Н.Я. Мандельштам: та нарисовала ее как красавицу-капризулю и марионетку в материнских руках. Крупным планом всплывает другой ее образ, именно тот, что мы уже знаем по мандельштамовским стихам. И даже начинает казаться, что понимаешь, в чем секрет ее привлекательности. Он не только в женской красоте и обаянии, но еще и в том, что мы назвали бы гением жизнетворчества.