Исаак Дойчер - Троцкий. Изгнанный пророк. 1929-1940

Исаак Дойчер

Троцкий. Изгнанный пророк. 1929–1940

ПРЕДИСЛОВИЕ

Этой книгой завершается моя трилогия о Троцком, и здесь речь идет о катастрофической развязке его драмы. В развязке главное действующее лицо трагедии обычно является более объектом действия, чем действует само. И все-таки Троцкий оставался активным и воюющим антагонистом Сталина до своего конца. Все эти двенадцать лет, с 1929-го по 1940-й, в СССР никто не мог поднять голос против Сталина; и даже нельзя было услышать никаких отголосков яростной прежде борьбы, кроме унизительных покаяний, к которым были принуждены столь многие противники Сталина. Троцкий практически в одиночку противостоял сталинской деспотии. Гигантский исторический конфликт словно спрессовался в дискуссию и междоусобицу между ними. Биограф обязан показать, как это произошло, и внимательно изучить обстоятельства и отношения, которые, позволяя Сталину «величественно выступать в одеяниях героя», превратили Троцкого в символ и единственный рупор оппозиции сталинизму.

По этой причине наряду с фактами из жизни Троцкого я обязан описать титанические общественные и политические события того периода: сумятицу индустриализации и коллективизации в СССР и великие репрессии; крушение германского и европейского рабочего движения под натиском нацизма и развязывание Второй мировой войны. Каждое из этих событий повлияло на судьбу Троцкого, и по каждому из них он занимал позицию в противовес Сталину. Я был обязан тщательно рассмотреть основные противоречия того времени, потому что в жизни Троцкого идеологический спор так же важен, как и сцена битвы в трагедии Шекспира: через нее раскрывается характер главного героя, пока он движется к катастрофе.

Более, чем когда-либо, я обращал внимание в этой книге на частную жизнь моего героя и особенно на судьбу его семьи. Вновь и вновь читателю придется переносить внимание с политического повествования на то, что считается «человеческой историей» (как будто общественная деятельность не является самой человеческой из всех видов нашей деятельности и как будто политика не есть сама по себе человеческая активность). На этом этапе жизнь семьи Троцкого неотделима от его политической судьбы: она придает его борьбе новое измерение и добавляет мрачную глубину его драме. Здесь на основе личной переписки Троцкого с женой и детьми, к которой мне повезло обрести неограниченный доступ, впервые воссоздается их странная и трогательная история. (За это я обязан щедрости покойной Натальи Седовой, которая за два года до своей кончины попросила библиотекарей Гарвардского университета открыть для меня так называемую закрытую секцию архивов ее мужа — секцию, которая по его завещанию оставалась закрытой до 1980 года.)

Мне хотелось бы кратко прокомментировать политический контекст создания этой биографии. Когда в конце 1949 года я начал над ней работать, официальная Москва с беспрецедентным в современной истории раболепием праздновала семидесятилетний юбилей Сталина, и имя Троцкого, казалось, было навсегда погружено в клевету и забвение. Я опубликовал книгу «Вооруженный пророк» и работал над завершением первого варианта «Безоружного пророка» и «Изгнанного пророка», когда во второй половине 1956 года итоги XX съезда КПСС, октябрьский мятеж в Польше и бои в Венгрии заставили меня прервать работу и уделить все внимание текущим событиям. В Будапеште рассвирепевшие толпы сбрасывали с постаментов статуи Сталина, а в Москве осквернение идола производилось украдкой и рассматривалось правящей группировкой как внутренний семейный секрет. «Мы не можем позволить, чтобы это дело вышло за рамки партии, особенно попало в печать», — предупредил Хрущев своих слушателей на XX съезде. «Мы не можем стирать свое грязное белье на глазах [наших врагов]». «Стирка грязного белья, — тогда я комментировал это событие, — уже дольше не может идти за спиной советского народа. Сейчас это должно делаться перед ним и средь бела дня. Ведь в конечном итоге это „грязное белье“ пропитано его потом и кровью. А стирка, на которую потребуется много времени, возможно, будет доведена до конца руками других людей, а не тех, кто ее начал, — более молодыми и чистыми руками».

«Изгнанный пророк» выходит в свет после того, как некоторая «стирка грязного белья» уже совершилась публично, а сталинская мумия была изгнана из Мавзолея на Красной площади. Один проницательный западный карикатурист отреагировал на это событие рисунком с Мавзолеем, внутри которого виднеется Троцкий, помещенный в только что освободившуюся гробницу рядом с Лениным. Этот карикатурист выразил мысль, которая, возможно, пришла в голову многим в СССР (хотя хотелось бы надеяться, что «реабилитация» Троцкого, когда она произойдет, будет выполнена в форме, свободной от культа, церемониала и первобытной магии). Тем временем Хрущев с друзьями все еще прилагают усилия для поддержания сталинской анафемы Троцкому; а в споре между Хрущевым и Мао Цзэдуном каждая сторона обвиняет соперника в троцкизме, как будто каждая из них стремится представить, по крайней мере, негативные доказательства жизненности вопросов, поднятых Троцким и его идеями.

Все эти события укрепили мое убеждение в злободневности и исторической важности моей темы. Но — с позволения некоторых моих критиков — они не оказали заметного влияния ни на мой подход, ни даже на дизайн моего произведения. Действительно, эта биография переросла в своем масштабе мои первоначальные планы: вместо одного или двух я написал три тома. Тем не менее, поступая так, я подчинялся единственно — и поначалу неохотно — логике моих исследований и литературной логике этого произведения, которое неожиданно выросло в масштабе и в глубине. В моих руках биографический материал стремился обрести форму и пропорции, ему соответствующие, и это налагало на меня некоторые обязательства. (Я знаю, что сказанное не поможет мне оправдаться перед одним из критиков, бывшим британским послом в Москве, который говорил, что «всегда придерживался мнения, что Русской Революции никогда не было», и который в связи с этим удивлялся, почему я должен уделять так много места этому нереальному событию.) Что касается моего политического подхода к Троцкому, то он остался неизменным во всех отношениях. Первый том этой трилогии я завершил в 1952 году главой «Поражение в победе», где описал Троцкого на вершине власти. В предисловии к тому тому я писал, что, завершая его биографию, изучу вопрос, «не был ли скрыт мощный элемент победы в самом его поражении». Именно этот вопрос я рассматриваю на заключительных страницах «Изгнанного пророка» в постскриптуме, озаглавленном «Победа в поражении».