Дэвид Кинан - Эзотерическое подполье Британии

Дэвид Кинан

Эзотерическое подполье Британии

Саре и моим родителям —

Томасу Джеймсу и Элизабет Дэвидсон Кинан

1. Визит в Царство Кошек, или Кэтленд

«Быть чужим, быть изгоем — это знак христианского смирения».

«Ибо я о коте своем нынче хочу поразмыслить.

Ибо с первым лучом Божьей славы, зари, он по своему молится Богу».

«Цель — в глазах каждого котенка».

Первыми, кого в 1993 году Дэвид Тибет принес в свой новый дом в северо-восточном Лондоне, были две рыжие полосатые кошки Мао и Рао. Вечерами он сидел у окна в своем кабинете на первом этаже и смотрел, как они обходят ограду и задний двор, за которым виднелись болота, водохранилище, а дальше — Лондон. Кошки были «духами, детьми, ангелами», и под влиянием художника, изображавшего кошек на своих полотнах, Луиса Уэйна, закончившего жизнь в сумасшедшем доме, Тибет начал создавать свои первые робкие рисунки мелками. Сверкающие взрывы хаотичных болезненных цветов, они являлись попыткой передать кошачью лунную магию. После выхода в предыдущем году апокалиптического альбома Current 93 Thunder Perfect Mind, Тибет и его подруга Дженис Ахмед, или мисс Кэт, а согласно планетам — Звездная Рыбка, — отправились в Малайзию, где он родился, и, по удивительному совпадению, где у нее жила семья.

Тибет вернулся туда впервые с тех пор, как ему исполнилось четырнадцать, и его родители переехали в Англию. Вместе они отправились на север в Ипох, город, где добывали олово и где работал его отец, а затем в Бату Гаджа («Каменный Слон»), чтобы увидеть бывшую конюшню, в которой 5 марта 1960 года родился он, Дэвид Майкл Бантинг. «Иначе и быть не могло, — часто шутил Тибет. — Мне нравится Малайзия, — говорил он, когда я впервые беседовал с ним в августе 1997 года. — Я любил ее. Мое детство было практически идеальным, и я очень по нему скучаю. Я часто вижу сны о Малайзии, и они всегда находят отклик в моей душе. Она отзывается, и по мере того, как вы становитесь старше, вы лежите в постели, размышляете, и дождь звучит так, словно близится муссон».

Увлечение Тибета религией началось рано. Ребенком он регулярно посещал разбросанные по всему региону буддийские, даосские и индуистские храмы. В 1992 году они с Кэт большую часть времени провели в путешествиях по различным святым местам. В Куала Лумпур его особенно впечатлило соломенное изображение одного из Ву-Чанг Куэй, «высокого демона» с устрашающим вытянутым языком. Он хотел взять демона домой, в Англию, но это означало бы таскать его с собой все оставшееся время. Тогда они удовлетворились купленными на рынке непальским четками с черепами. Взяв такси, Тибет привез Кэт к разрушенному дому под названием «Безумие Келли», где в детстве впервые увидел призраков.

В Куала Лумпур, где в 1968 году родился младший брат Тибета Кристиан, они остановились в пригороде, в квартире отца Кэт, и посетили дом ее дедушки и бабушки, огромное поместье в китайском стиле, превратившееся в руины после того, как семья потеряла свое состояние из-за афер дяди. «Моя тетя была вынуждена уехать из-за денег, которые потерял ее муж, — позже объясняла Кэт. — Своих персидских кошек она отдала дедушке, чтобы тот за ними присматривал. В доме не было слуг, бабушка едва ходила, дед занимался своими делами, и кошек посадили на террасу крыши, где они оказались предоставлены самим себе, перебиваясь теми остатками пищи, которые им иногда приносили. Одна кошка была беременна и родила: позже, когда нас позвали подняться и посмотреть на них, мы нашли наверху несколько крошечных скелетов. Взрослых кошек там не было. Конечно, они давным-давно сбежали. Скелеты лежали на бетоне, по маленьким бесцветным костям ползали муравьи. Я пыталась убедить Дэвида, что они были мертворожденными, но мы так и не смогли избавиться от мысли, что они умерли с голода или были атакованы насекомыми и съедены заживо». Когда они спустились на ужин, в курином супе плавали муравьи.

В городе витал запах резаных бананов, поджаренных с чили и острым арахисом, напоминая Тибету о путешествиях, которые предпринимали он и его отец Сирил, чтобы посмотреть в ближайшем кинотеатре последний Болливудский фильм, закусывая чипсами из подорожника в бумажных пакетах. Экран окружали субтитры: английские фразы бежали в нижней части, слева и справа выстраивались вертикали на малайском и китайском языках. Рядом располагался вход в храм, откуда в течение всего фильма доносился колокольный звон. С тех времен Тибет и его отец уже не были столь близки. «Я никогда не знал его на самом деле, — вздыхает он. — Я не общался с ним каждый день. И как только я начал осознавать такие вещи, меня отправили в царство насилия и содомии — в британскую подготовительную школу». Однако в 2000 году на альбоме Current 93 Sleep Has His House, посвященному отцу, Тибет пел о том, что в нем есть нечто от отца — способность придерживаться своего решения в сочетании с тенденцией обращать разочарование или ощущение несчастья внутрь, удерживать его в самом себе. Если свой жесткий сарказм, чувство юмора и общительность Тибет унаследовал от матери, Оливии Синтии Джонсон, то наследие отца гарантировало, что он никогда не станет щедро делиться собой с окружающими. Перечисление деталей жизни отца в заглавной песне альбома принимает форму литургической молитвы, посвященной памяти человека, которого Тибет так никогда и не узнал до конца: «Все твои поля, все твои тела, все твои радости, все твои страны…»

«Папа и мама Дэвида — совершенно нормальные, обычные люди, — продолжает Кэт. — Его отец был очень обаятельным. В отсутствие собственных я относилась к ним как к приемным родителям. У Тибета было очень теплое, поддерживающее детство и воспитание. Они большие оптимисты. Мама Дэвида ходит на его концерты и прошла через все его увлечение оккультизмом, случившееся еще до нашей встречи. Возможно, она считала его немного странным, а отец, наверное, вообще не думал о таких вещах. Он тесно общается со своим братом Кристианом, но они очень разные. Он совершенно нормальный парень. У него дети, он работает школьным учителем и традиционен в своих вкусах. Он никогда не интересовался тем, что увлекало Тибета. Внешне Кристиан похож на маму, а Тибет — больше на отца».

Сирил Бантинг в своей жизни много страдал. Он вырос в бедной семье с отчимом-алкоголиком и так хотел поскорее из нее сбежать, что наврал о своем возрасте, чтобы вступить в британскую армию и отправиться воевать с нацистской Германией. Он служил в Азии, где увиденные жестокости на всю жизнь сохранили в нем ненависть к японцам. Многие его друзья были убиты на Бирманской железной дороге — Дороге Смерти, — а сам он получил пулю в ягодицы, впоследствии говоря, что из-за этого создается впечатление, будто его подстрелили во время побега. Он шутил, что просто «перегруппировывался». Пережитое на войне продолжало тревожить его еще много лет. Тибет вспоминает, что вскоре после смерти отца 4 февраля 2000 года мать рассказала ему, как отец плакал, глядя документальный фильм о последнем рывке германцев — наступлении в Арденнах, где погибли многие его друзья. Незадолго до смерти отца Тибет попал в больницу с перитонитом и слышал, как умирающий пациент снова и снова повторяет сквозь рыдания: «Какими храбрыми они были». Под влиянием болезни и обезболивающих уколов морфия бредящий Тибет был убежден, что в тело того старика вселился его отец и в последний раз пытается поговорить с ним.