Максим Ларсонс - В советском лабиринте. Эпизоды и силуэты

Максим Яковлевич Ларсонс (Лазерсон)

В советском лабиринте

Эпизоды и силуэты

Предисловие

Моя книга «На советской службе», вызвала живой отклик в европейской печати, так как она затронула вопросы, которые до сих пор были еще очень мало известны в Западной Европе. Объективность книги была признана всеми критиками без исключения, и даже коммунистическая печать не подвергла сомнению правдивости приведенных в книге фактов.

Зато критика неоднократно задавала вопрос, «кто же по духу своему этот человек, который преподносит общественности документы, столь важные для истории нашего времени».

Я готов ответить на этот вопрос.

Я родился в Курляндской губернии, которая теперь составляет часть Латвийской республики. Латвия моя родина в узком смысле, Россия — в широком смысле этого слова. Немецкий язык — мой родной язык, русский язык каждодневный обиходный язык. Германская и русская духовная культура являются основами моего миросозерцания.

Я был зрелым человеком, когда вспыхнула мартовская революция 1917 года. Первую революцию 1905 г. я переживал, как молодой человек, уже совершенно самостоятельный и сознательно относящийся к жизни.

С юных лет я примкнул с социал-демократическому движению и всегда и прежде всего стремился к тому, чтобы жить свободным человеком в свободной стране среди свободных людей.

Закрепощение человечества, насильственное попирание человеческих прав, грубый деспотизм, мне всегда были глубоко ненавистны, независимо от того, проводятся ли эти акты насилия под флагом восточного владычества, царского самодержавия или нынешнего русского большевизма.

Грубой насильственной политики я не признаю, безразлично от того, исходит ли она слева, или справа. От насильников, которые кулаком подчиняют подвластных им людей своей воле и для достижения своих целей обрекают тысячи инакомыслящих на уничтожение и на смерть, я в восторг не прихожу.

В стране, которая управляется такими насильниками, я не могу ни дышать, ни жить, ни работать.

Человеческая жизнь для меня неприкосновенна, человеческие права — самое высшее, что есть на земле.

В первые годы после большевистской революции, когда у меня еще были иллюзии, когда я еще верил, что страшная диктатура, революционный террор только кратковременные явления, когда я еще считал, что Советская Россия разовьется постепенно до норм современного правового государства, я поступил на советскую службу и отдал свои силы восстановлению страны. Величие задачи, необозримое поле деятельности, потрясающее мир, несравнимое, грандиозное этой величайшей революции, весь могущественный пульс времени непреодолимо увлекали меня и заставляли меня, несмотря на ряд разочарований, все снова принимать участие в разрешении хозяйственных проблем страны. Чем больше и чем самостоятельнее была задача, тем более она притягивала меня. Я думал, что смогу доказать, что и не будучи коммунистом, можно делать в Советской России крупную работу.

Все эти стремления превратились в ничто перед голой действительностью.

Политическая система вправе требовать от государственных своих чиновников строгого исполнения обязанностей, неподкупности, лояльности и энергии, но взамен всего этого им должна быть по крайней мере гарантирована защита их личности и абсолютная неприкосновенность их жизни. Этих гарантий в Советской России нет, даже для самых выдающихся русских специалистов, поскольку они не принадлежат к коммунистической партии, что бывает весьма редко.

Недостаточно написать на политическом знамени блестящие, сверкающие, вдохновляющие лозунги: все зависит от того, кто является носителем знамени, и принимаются ли действительно эти лозунги всерьез.

Политический режим, который именует себя «рабоче-крестьянским правительством», на самом деле же рабочих запрягает в дышло современных принудительных работ, а крестьянство принуждает к современным формам крепостничества; система, которая вполне сознательно попирает ногами свободу — это высшее идеальное и реальное благо человечества; система, которая дошла до такой чудовищности, что все население за исключением узкого круга коммунистической партии лишено всех прав и находится в полной зависимости от произвола единственной правящей партии; система, для которой и принципиально не существует лозунга: «Одинаковое право для всех» и которая сознательно считает закон и право лишь орудиями классовой борьбы; система, которая выбросила в кучу мусора буржуазную мораль, несомненно требующую коренного пересмотра, но создавшая в качестве новой морали лишь единственный принцип: «Для пользы коммунистической партии все средства хороши», подобная система не может ожидать, чтобы ее чудовищные теневые стороны замалчивались, а выявлялись только ее светлые стороны.

Коммунистическая партия утверждает, что я не понял сущности того, что происходит в России, что я не вижу нового поколения, так как я не хочу его видеть. Это пустые слова. Я не чужак, которому далеки история и интересы России, я не «наемщик», который поехал в Россию для заработка. Я не немецкий архитектор, не американский инженер, не английский геолог, которые отправились в Советскую Россию, чтобы строить там дома, устанавливать машины и созидать фабрики или же производить разведки и бурения, совершенно также, как они отправлялись бы во всякую другую страну, в Персию, Суматру или Чили для того, чтобы там работать по своей специальности и расширить свои технические знания.

Я по другому отношусь к Советской России. Я видел открытыми глазами то, что было великого в русской революции, я содействовал восстановлению страны в своей области всеми силами, я нисколько не недооценивал пользы планового хозяйства и безусловно признавал фактические достижения советского правительства, в какой бы области они ни совершались.

Нужно однако подчеркнуть, что все то, что было действительно сделано и достигнуто в Советской России в области хозяйственного и культурного строительства, все это было крикливо, по торгашески разглашено по всему свету и поднято до самых небес, как со стороны официальных советских учреждений, так и со стороны искренних и лживых, купленных и некупленных сторонников и агентов советской власти. У меня нет никаких оснований также присоединяться к этому хору. Наоборот, необходимо свести эти сильно раздутые успехи к их настоящим размерам. С другой стороны я не вижу основания для присоединения к тем слоям общества, которые, в совершенно понятном страхе перед коммунизмом, заранее готовы отрицать за советским режимом всякую положительную сторону. Я ограничиваюсь тем, что предоставляю фактам говорить за себя.