Мэтью Андерсон - Петр Великий

Мэтью Андерсон

Петр Великий

Предисловие к первому изданию

Сложность характера и многообразие достижений Петра Великого в сочетании с огромным количеством исторической литературы, освещающей каждый аспект его правления, превращают написание его короткой биографии в своеобразный вызов. В выполнении моей задачи большую помощь поддержкой и критическими замечаниями оказал мне профессор Рейнхилд Хэттон, редактор серии «Люди у власти» издательства «Темз и Хадсон», выпустившего в свет в 1978 году первое издание этой книги. Я также весьма обязан доктору Изабель де Мадарьяга, чье внимательное и компетентное ознакомление с рукописью весьма улучшило ее и усилило. За ошибки и несоответствия, которые могли остаться, несу ответственность я один. Хочу также поблагодарить миссис Н. Е. Уолш за ее искусный набор финальной части, за то истинное удовольствие, с которым я получал знания не только при подготовке этой книги, но и просто от пребывания в залах библиотеки Лондонской Школы Экономики в течение всей последней четверти века.

Предисловие ко второму изданию

Изменения, сделанные для этого издания, незначительны. Кроме небольших чисто стилистических исправлений, я расширил и увеличил текст рядом работ, опубликованных после выпуска первого издания. Изменил также список литературы, включающий книги и статьи на основных западноевропейских языках, в частности на английском, исключены многочисленные ссылки в первом издании на большое количество литературы на русском языке. Я надеюсь, что эти две меры смогут сохранить список в разумных пределах длины и сделать его более пригодным для студентов и широкого круга читателей, для которых в первую очередь предназначена эта книга. Я благодарен доктору Хэмишу Скотту из Университета Сан-Эндрю, который первым предложил подготовить второе издание, и сотрудникам фирмы «Лонгман», чье согласие переиздать книгу означает еще одну ступень в долгом и плодотворном сотрудничестве.

Глава 1. Россия до Петра: прогресс и сопротивление

Россия, где 9 июня 1672[1] года родился Петр, в некотором смысле уже была частью Европы или стремительно приближалась к этому. Однако еще очень многое разительно отличало ее от западных государств и народов. Будучи намного меньше, чем ей предстояло разрастись при Петре и его преемниках, Россия уже тогда занимала огромное пространство. С запада ее отгораживали от Балтийского моря принадлежащие шведам Финляндия, Ингрия и Эстония. Расположенная всего в 150 милях от Москвы мощная крепость Смоленск, из-за которой велась многолетняя борьба, только в 1654 году была окончательно отвоевана, а от Киева Речь Посполитая отказалась лишь в 1667 году. Не было выхода у России и к Черному морю, от которого ее отделяли сотни миль бескрайних степей, где владычествовали ногайские мусульмане и татары Крымского ханства, покоренного Оттоманской империей еще в конце XV века. Доступным оставалось только Белое море, где в конце XVI века был построен новый порт, но побережье на далеком севере почти весь год блокировалось льдом. На Кавказе, при всем ее возрастающем влиянии, Россия еще территории не имела. Тем не менее, стесненная неколебимыми европейскими границами, она сумела решительно выказать и серьезную силу, и настойчивое желание расширить свое пространство. В 1550-х годах Иван IV (Иван Грозный) сделал гигантский бросок вперед, завоевав Казанское и Астраханское ханства и установив таким образом контроль над всем судоходством по реке Волге. В середине 1580-х началось столь стремительное освоение и покорение Сибири, что уже к 1630-м годам русские искатели приключений сумели добраться до северного побережья Тихого океана. Так, задолго до рождения Петра его родина, хотя бы по размерам, сделалась настоящим гигантом, рядом с которым остальные государства выглядели карликами.

Эта громадная территория еще совершенно не обрабатывалась или почти не обрабатывалась, к тому же она повсеместно оставалась практически незаселенной. На севере, на огромных пространствах тундры и тайги, обитали одни охотники за пушниной с промысловиками, которые довольствовались только самым примитивным и ненадежным земледелием. Потенциальные возможности Сибири, заселенной в основном местными племенами, практически не использовались; таким состояние дел оставалось буквально до нынешнего века. Даже в Центральной России, то есть в землях, присоединившихся к Москве и составивших в дальнейшем основу будущей державы Петра, население было малочисленным, а уровень экономического развития, по западноевропейским стандартам, крайне низким. Трудно говорить о какой-либо точности при оценке общей численности населения; для второй половины семнадцатого века величина порядка 10–12 миллионов человек кажется наиболее правдоподобной. Наметились определенные признаки экономического роста. Начиная с XVI века, по мере укрупнения и большей объединенности внутреннего рынка, отчетливо просматривается неуклонная тенденция некоторых регионов к специализации местного производства. Так, железо выплавляли и обрабатывали на северо-западе и в окрестностях Тулы, к югу от Москвы; льняное полотно и холсты производили тоже на северо-западе, зерно — главным образом на равнинах средней Волги и к югу от Москвы; а соль добывали на побережье Белого моря, в районе Перми и в низовьях Волги. Но по-прежнему бросается в глаза совершенно неудовлетворительное использование громадных возможностей в целом.

В определенной мере это объяснялось влиянием географических факторов. Огромные расстояния и суровый континентальный климат с морозной зимой, палящим летом и более коротким, чем в Западной Европе, вегетативным периодом для сева и жатвы зерновых, — все это становилось существенным препятствием для экономического прогресса. В среднем одно посеянное в России зерно пшеницы или ржи давало только 3–4 зерна урожая, что было намного ниже обычной практики на западноевропейских полях. Такая скудность урожая вынуждала подавляющее большинство населения быть навечно прикованным к земле, чтобы прокормить свое государство, какого бы устройства оно ни придерживалось. К тому же эти естественные трудности дополнялись искусственными, создаваемыми людьми. Властители России выпестовали форму правления государством более деспотичную (как по форме, так и по сути), чем где бы то ни было в Европе. Разнообразные службы, насаждаемые самодержавием, буквально заполонили всю страну. После великого князя московского Ивана III (1462–1505) ряд властителей с заметным успехом боролся за объединение и расширение территории России, за создание надежной защиты от ее врагов — поляков, татар, шведов, — которые постоянно находились в опасной близости за плохо охраняемыми и нечетко обозначенными границами. Разрастающиеся вооруженные силы и необозримая территория требовали сильного, централизованного, а в случае необходимости и безжалостного правления… Но подобное управление порождало растущую безграничную монополию правителя, принимающего решения по всем важным вопросам. Новые указы в XVII веке все еще начинались традиционной формулировкой «царь повелел и бояре приговорили»; хотя на самом деле члены старых боярских родов и представляемая ими «феодальная» власть в конце века становилась менее важной, чем влияние ближайшего круга личных советников царя. Многие из них, выходцы из относительно незнатных помещичьих семей, часто возводились в ранг бояр. Упразднение при Петре боярской Думы было просто кульминацией процесса, начавшегося намного раньше. Подобострастие, которое родовитая знать выказывала царю, называя себя его холопами и простираясь ниц перед ним, вкупе с их принятием унизительных телесных наказаний, показывает, как мало они были похожи на западноевропейскую знать со всем тем, что она вкладывала в понятие чувства собственной чести. В первые десятилетия века казалось, что Земский собор мог бы стать постоянным элементом русского правительства, сдерживающим самовластие царя. Это был представительный орган, образованный главным образом из «служилых людей», которые в основном снабжали царей людьми для армии и примитивных органов управления и которые обычно награждались за свою службу земельными наделами. Сюда также входили и представители городского торгового класса, одно время даже казалось, что они вот-вот обретут реальную власть. Но с начала 1650-х годов Собор перестал созываться; вместо него для решения своих личных задач изредка собирались отдельные и ограниченные социальные группы — торговцы, «служилые люди» или представители Москвы. От этого псевдопарламентарного управления нельзя было ждать реального смягчения царского самовластия. Даже чиновники, посредством которых царь управлял страной, содержались под непрерывным контролем и, лишенные даже намека на какую-либо власть и инициативу, руководствовались жесточайшими инструкциями. Таким образом, Россия XVII века была обществом, в котором не было ни одного светского института, способного или хотя бы стремящегося бросить вызов самовластию монарха. Любое проявление независимости или инициативы, на классовой или организационной основе, безжалостно подавлялось.