Альфред Рессел - По дорогам войны

Рессел Альфред

По дорогам войны

Рессел Альфред

По дорогам войны

Перевод с чешского Ф. П. Петрова и С. М. Соколова

{1}Так обозначены ссылки на примечания. Примечания после текста книги.

Аннотация издательства: В книге воскрешаются славные страницы борьбы чехословацких патриотов против гитлеровского вермахта в годы второй мировой войны. Автор повествует о боевых буднях и героизме воинов чехословацкого армейского корпуса, сформированного в СССР и действовавшего в составе советских войск на фронтах Великой Отечественной войны. В своих воспоминаниях А. Рессел подчеркивает решающую роль Советской Армии в освобождении народов Европы от фашизма.

С о д е р ж а н и е

I. Побег

II. В милую Францию

III. Наша последняя надежда

IV. Далекий путь к свободе

V. К Карпатско-Дуклинской операции

VI. Боевые эпизоды

VII. От Ондавы к Липтовски-Микулашу

VIII. Бои у Липтовски-Микулаша

IX. От Малой Фатры к Праге

Примечания

I. Побег

Тяжкие раздумья

Неужели такое возможно? Неужели все это было? Тридцать пять лет назад, в суровую зиму, без денег и документов, с двумя несовершеннолетними детьми, мы отправились в долгие скитания по чужим странам, не надеясь вернуться. Мне было тогда сорок лет. В этом возрасте человек способен как разрушать окружающий его мир, так и созидать.

Сколько с тех пор воды утекло. Мои друзья растворились в многолюдье Праги, рассеялись по городам и селам. Одни умерли, другие были уничтожены, третьих сломило трудное время. Все погасло, как гаснет в небе померкшая звезда. Но вернемся к самой истории.

* * *

Как могло прийти мне в голову вместе с женой, пятилетним Миланом и пятнадцатилетним Фредом пуститься в столь рискованное путешествие, финала которого мы не могли тогда даже предвидеть?

21 сентября 1938 года{1} нашей наивной вере в какое-то чудо пришел конец. Чудо которого все ждали, так и не произошло. Гибло суверенное государство! В XX веке! При наличии действующих международных договоров и союзнических гарантий! В те дни об этом думал весь народ. Тогда еще все можно было спасти. Мое сердце зажглось ненавистью. Меня охватила жажда мести.

Я все помню - ничто не стерлось в моей памяти. И друзья продолжают жить в воспоминаниях, но встречи с ними со временем становятся все более трудными.

Безвозвратно умчалось неудержимое время - мы бессильны перед ним. Кто объяснит: почему так легко и равнодушно мы теряли друг друга? Страшное это было время!..

Все началось с "Мюнхена". Да, и тогда, и позже все плохое в мире начиналось с Гитлера. Над людьми витал злой дух "Мюнхена". Первое, что я сделал в тот злосчастный мартовский- день 1939 года, когда гитлеровские войска вступали в заснеженную Прагу, так это подготовил проект обращения к войскам "Они не пройдут!". Я написал его для генерального штаба, но моим проектом так никто и не воспользовался. Пожар войны обратил в пепел подобные бумаги. Канули в Лету мои соображения по поводу того, как эффективнее организовать сопротивление оккупантам. Проекты были ни к чему. Когда я над ними работал, другие уже знали, чем все это кончится. В огне войны сгорали и наши надежды, а на пепелище наступало прозрение.

После 15 марта{2} я понял: быть в стороне и с винтовками в руках послушно ждать, как это мы делали накануне "Мюнхена", когда нам прикажут стрелять, - преступление. Я не хотел зависеть от чужих решений. Я хотел принимать участие в судьбе моей страны. Все, что случилось в тот проклятый день, можно было искупить только борьбой и кровью, ибо великая цель стоит огромных жертв. Я горел желанием посвятить себя этой цели, и мысль об этом не давала мне покоя.

Спасать собственную шкуру? Искать тихого убежища? Нет, только не это! Бороться! Это решение пришло само собой. Когда я выплеснул все это Франте Ироуту, с которым мы учились в Пражском военном училище, мой старый добрый друг сказал: "Берись за дело!" Я кивнул, соглашаясь, и с восторгом поведал ему о своих замыслах.

Франта помолчал, сверкнул глазами и, четко выговаривая каждое слово, ответил: "Береги себя для будущих испытаний". Я понимал, что дело, за которое я взялся, очень рискованное, и мне, возможно, придется заплатить за все дорогой ценой. Ну что ж, зато у меня теперь была цель, я я горел решимостью бороться до конца.

Моя жена и я взялись за дело. Нужная нам информация поступала в Прагу из Моравской Остравы, где работал мой шурин. Он заведовал экспортным отделом Витковицкого металлургического завода, и у него, конечно, были огромные возможности для получения информации. Когда мы познакомили Ироута с первой сводкой, его охватил ужас. Дальше - больше. В течение лета и осени мы узнали о планах вооружения германского вермахта, о выплавке стали для военных нужд, о поставках оружия и брони для итальянского военно-морского флота, о торговых и политических махинациях нацистов на Балканах и, наконец, о подготовке вторжения фашистских войск на территории Югославии и Советского Союза. С расширением потока информации возрастал и наш риск мой и Франтишки. Месяц за месяцем пролетали в постоянном страхе, но мы были полны решимости держаться до конца.

Осенью начались аресты. Однажды в ноябре я побывал в здании бывшего министерства национальной обороны, где работал мой коллега по военному училищу майор Иржичек. Как выяснилось, он вел нелегальную работу в правительственных войсках. Мы договорились о сотрудничестве, однако вскоре Иржичек был арестован и казнен. Такая же участь постигла и другого моего однокашника - майора Черногорского.

Когда летом 1939 года Гитлер расформировал чехословацкую армию, я вместе с двадцатью другими офицерами бывшего генштаба устроился на работу в Институт мер и Весов при министерстве финансов. Пивная "У Флеку" находилась через улицу, и мы частенько забегали туда утолить жажду. Свою новую работу никто из нас, конечно, всерьез не принимал: мы просто бездельничали. Этим пока ограничивался наш молчаливый протест. Но однажды, 28 октября, мы приняли участие в стихийно возникшей уличной демонстрации. С этого все и началось. Сначала исчез Марек, потом не вышли на работу еще двое. Начали следить и за мной. Круг постепенно сужался...

Я решил не ждать, когда захлопнется клетка. Франтишка молча выслушала меня, только держала все руку у сердца, а потом сказала, что мы должны уйти все вместе - я, она и дети. Мне и раньше казалось, что она боится за меня, хотя и не подает виду, и я убедился в этом, когда, вернувшись на следующий день с работы, нашел ее совершенно измученной страхом и безнадежностью. Весь вечер мы промолчали.

В наш дом приходили друзья, которым мы доверяли. Вольно или невольно разговор касался принятого нами решения, и каждый убеждал Франтишку, что она не может, не должна рисковать собой и детьми. Постепенно она, казалось, смирилась с неизбежностью, но тогда настала моя очередь мучиться угрызениями совести и терзаться сомнениями. Некоторое время все шло без изменений. В декабре я собирался отправиться в Вельку над Величкой, где жил мой старый друг - художник Карел Минарж. Он обещал мне любую помощь на случай перехода границы. И вот тут-то Франтишка проявила свою строптивость. Возбужденная, с румянцем на щеках, она заявила: