Лев Шаховской - С театра войны 1877–1878. Два похода на Балканы

Лев Шаховской

С театра войны 1877–1878. Два похода на Балканы

К 135-летию РУССКО-ТУРЕЦКОЙ ВОЙНЫ 1877–1878 гг.

© ООО «Кучково поле», 2013

I

Первый поход за Балканы

В погоне за генералом Гурко. Отряд корреспондентов в горах

Как только сделалось мне известным, что наш передовой отряд перешел Балканы, я решился нагнать его по той дороге, по которой он прошел, надеясь собрать обильный материал для корреспонденций. Меня уверяли, что дорога до отряда вполне безопасна, советовали спешить и подбить ехать с собой нескольких других корреспондентов, так как в компании ехать сподручнее, да и следовало иностранным корреспондентам проехать по новой, проложенной русскими войсками через Балканы дороге. Разрешение великого князя на мою поездку было немедленно дано; в тот же вечер было написано официальное отношение генералу Гурко о том, что я прикомандировываюсь к его отряду, а я, чтобы не терять времени, в ту же ночь из нашего лагеря отправился верхом в Тырново (версты за три), чтобы найти себе компаньонов для дороги. Разыскал я ночью г. И. – корреспондента «Нового времени», г. Де Ла Мотта (De La Motte) – корреспондента журнала «Тан» (Temps), Дика Лонлея (Dick Lonlay) – корреспондента «Монд иллюстре» (Monde Illustré) и Пелисье (Pellicier) – корреспондента одного испанского журнала. Разбудив их ночью и скрывая (как мне было приказано) от них место поездки, я уговорил их следовать за мной, обещая при этом много интересного. Корреспонденты согласились. Отъезд был назначен на утро 4 июля, но кончилось тем, что со сборами мы выехали из Тырнова только в шесть часов вечера. Маленький отряд наш при выезде из Тырнова был составлен следующим образом. В мою тележку я положил свои вещи: маленький чемоданчик, палатку, постель с одеялом и пледом. Сюда же положил свои вещи И., предложивший пару своих лошадей. Таким образом, дышловая тележка с вещами и с кучером Антоном шла впереди, запряженная четверней (парой моих и парой лошадей И.). Я ехал верхом, И. – также; трое же иностранных корреспондентов поместились в свою громоздкую, отличной работы коляску, запряженную четверней, привязав верховых лошадей сзади коляски.

Маршрут наш, намеченный по карте с названиями деревень, на которые мы должны были ехать, хранился у меня в кармане и составлял пока тайну для других моих спутников. В то время в Главной квартире хранили в тайне переход нашего отряда через Балканы вследствие военных соображений. Мы взяли проводника-болгарина до ближайшей деревни и в шесть часов вечера выехали из Тырнова, узким ущельем сразу вступив в горную местность. Вечер был дивный, и виды великолепны. Через полчаса езды мы очутились совершенно в горах: целое море холмов, вершин, высоких и низких гор составляло наш горизонт, и очертания их были самые разнообразные. Я в первый раз увидел настоящую горную местность и, несмотря на усталость от хлопот целого дня, был очень доволен, почти в восторге. Вокруг нас вся почва была покрыта голубыми цветами, отчего горы получали при заходящем солнце нежно-голубой отлив. Я сравнивал нашу дорогу по горам с плаванием по морю: кроме неба да гор, ничего не видно, а постоянные подъемы и спуски – словно медленная качка на море. Проводник наш, как оказалось вскоре, не знал вовсе дороги, и мы продвигались вперед, расспрашивая про дорогу у встречных крестьян. Первая остановка наша должна была быть в деревне Плаково, где мы предполагали заночевать и до которой думали добраться засветло. Добрались на самом деле только в одиннадцать часов вечера, при совершенной темноте и успевших нависнуть тучах. В деревушке нашли казачий пост, оставленный нашим передовым отрядом, и при помощи казаков быстро отыскали себе ночлег. Это был благоустроенный дом, где оказались диваны, свечи, отличный ужин, вино и даже чистые простыни. Увидав такую роскошь, а главное, выпив местного вина, спутники мои пришли в веселое расположение духа. Французы стали сыпать остроты, и я, взяв с них слово, что они не возвратятся уже назад в Тырново и не покинут меня, сообщил им цель нашего путешествия, чем они остались весьма довольны.

Хорошо выспавшись, в пять часов утра следующего дня мы снова пустились в путь. В этот день холмистый характер гор сменился более конусообразными очертаниями, и горы были покрыты лесом. Подъемы стали круче, чувствовалось, что мы взбираемся все выше и выше; сотни ручейков, ручьев и фонтанчиков текли и бились между расселинами гор и в глубине узких долин. Вода в них была чистая, холодная и очень вкусная, а день же, кстати, был весьма жаркий. Без особых приключений мы добрались до состоящего из трех домов селения Баниул к двенадцати часам дня, нашли там второй казачий пост и напоили лошадей. Проводник, взятый нами из Плакова (тырновского проводника мы прогнали), объявил нам в Баниуле, что вести нас вперед не может, ибо не знает дальше дороги, а казаки стали уверять, что дорога дальше непроходима для коляски и тележки и что следует бросить экипажи. Так как в Баниуле мы не нашли проводника из болгар, то я, пользуясь тем, что был одет в свой походный мундир, приказал одному из казаков сесть верхом и вести нас до следующего казачьего поста. Казаки кинули жребий, кому из них быть нашим проводником, выбрали одного, и мы, предводимые казаком, двинулись в дальнейший путь в первом часу дня. Переезд от Баниула до следующей деревушки Войнешти был очень тяжелый, так как горы становились все круче и круче, а дорога все каменистее и у́же. Четырем лошадям в ряд было идти невозможно, ибо с одной стороны мы постоянно находились на краю обрыва, а с другой – у стены высокой горы; и на этой узкой тропинке лежали на самой дороге огромные камни. Кое-как добрались до Войнешти часов около трех дня. Там расположились отдохнуть и, к прискорбию своему, увидели, что в Войнешти нельзя найти никакой пищи, кроме персиков, слив и хлеба. Закусив этим скудным провиантом, взяли нового казака из Войнешти, переложили лошадей, так что пара шла в дышле, а другая пара – впереди, как ездят с форейтором. Утомленные от жаркого дня и медленного пути, почти голодные, мы двинулись дальше в шесть часов вечера не в веселом расположении духа. Лошади, не привыкшие к новой запряжке, путались, сбивались в сторону, натаскивали тележку и коляску на камни. Каждую минуту приходилось останавливаться и поправлять лошадей. В довершение всего люди наши начали громко браниться и отказываться ехать далее, так что кучера французов пришлось угрозами заставить молчать и слушаться приказаний.

Не знаю уж, как далеко успели бы мы уехать при таких условиях, но неожиданный случай явился к нам на помощь и вразумил нас. На одном из крутых подъемов колесо коляски попало между двух камней, и когда лошади стали дергать вперед, ось застрявшего колеса сломалась. Я приказал своей тележке объехать коляску по покатому месту горы, но тележка моя, едва сдвинулась с места, очутилась внезапно всего на двух передних колесах: задние колеса и кузов ее оторвались от передка. За целый день у нас столько накопилось желчи и столько мы внутренне уже сердились, что это внезапное приключение подействовало на нас отрезвляющим образом, и все мы единодушно расхохотались. Однако медлить было нельзя. Быстро сообразили, как быть и что делать. Послали нашего казака в Войнешти привести других казаков на помощь. Те скоро прискакали, и мы, сложив все не крайне необходимые вещи в коляску французов и поручив казакам починить коляску и доставить ее с вещами назад в Тырново, двинулись далее. Кузов своей тележки я бросил в горах, а из передка И. устроил весьма остроумную повозку на двух колесах. Конечно, на передке нельзя было уложить много вещей, и было постановлено в принципе, что каждый из нас положит на передок только по одному маленькому чемоданчику. Шествие наше получило следующий порядок: в передок были запряжены лошади И., которых тянул под уздцы Антон, сидя впереди на моей лошади (выпряженной из сломанной тележки); на другой моей лошади ехал наш общий лакей-болгарин, и наконец, мы все верхами, с казаком впереди. Небольшой багаж наш прикрутили веревками к передку, чтоб он не сползал на землю. Часов в девять вечера поехали дальше, и уж не умею сказать, по какой дороге доехали до перевала к двум часам ночи. Была темнота; луна на несколько минут показывалась из-за туч и снова скрывалась. Мы видели только смутно темные массы гор, теснившихся вокруг нашей дороги, слышали шум ручья, бурлившего где-то глубоко внизу обрыва. Передок наш стучал по камням, взбираясь на глыбы и со звоном падая на следующие острые торчащие по дороге камни. Лошади, Бог знает как и почему, ступали своими ногами. Мы то спускались в ущелье, ехали по воде, по руслу ручья, то взбирались на страшную высоту. В темноте нельзя было ничего разглядеть. От длинного, полного впечатлений дня мы были утомлены донельзя и ехали всю дорогу молча.