С Ланда - Ян Потоцкий "Рукопись, найденная в Сарагосе"

В истории литературы встречаются свои «археологические» находки. Под пластами архивной и библиотечной пыли открываются удивительные поэтические материки, из глубин прошлого доносятся голоса неожиданно ставших нам близкими людей, проясняются их удаленные во времени лица.

Замечательный польский ученый и писатель Ян Потоцкий (1761—1815), забытый в XIX веке, был заново «открыт» в наше время. Младший современник энциклопедистов, сохранивший веру в силу человеческого разума, он не был замечен романтиками, подвергшими критике прямолинейный рационализм просветительской идеологии. Его смелые исследования в области истории, этнографии, социологии не были приняты педантической наукой начала прошлого века. Иронически взиравшему на коррупцию, разъедавшую абсолютные монархии, и алчное стяжательство представителей третьего сословия, Потоцкому были равно чужды как феодальные традиции польской аристократии, так и возвышенные фразы буржуазных идеологов о всеобщем благе, за которыми он проницательно разглядел эгоизм и корыстолюбие. «Гражданин-граф», как его называли якобинцы Парижа, оказался сторонним наблюдателем в городе, ставшем ареной всемирных событий. Но таким же «чужаком» входил этот аристократ в светские салоны Вены, Берлина, Петербурга, где ему приходилось скрывать свою «непохожесть» либо выдавать ее за эксцентричность. Профессиональные ученые с явным недоброжелательством относились к историческим разысканиям Потоцкого: ревнители академической науки могли принимать его в роли мецената, но не коллеги.

Очевидец великих революционных потрясений, крушения многих европейских монархий, вознесения и гибели Наполеона, героических усилий Костюшко и разделов Польши, Потоцкий воистину «посетил сей мир в его минуты роковые». Когда развеялись последние иллюзии, связанные с надеждами на восстановление независимого польского государства, он ушел из жизни. Выстрел, раздавшийся в Кладовке 2 декабря 1815 года, не отозвался большим эхом в Европе. Немногочисленными были отклики в печати на литературные и научные труды Потоцкого. Не принятый и не признанный при жизни, он приложил сам немало усилий, чтобы его забыли потомки.

Поляк по происхождению, писавший по-французски, Потоцкий был бесконечно далек от желания приобрести известность. К нему можно отнести слова одного из героев «Рукописи, найденной в Сарагосе»: «Он любил науки, но не ради славы, которую они приносят». Эта любовь принимала странные формы: Потоцкий нередко издавал свои книги в количестве двух или пяти экземпляров, а сто считал большим тиражом. Еще при жизни автора книги эти становились библиографической редкостью. Пушкин не мог приобрести петербургское издание «Рукописи, найденной в Сарагосе». Писатель А. Ф. Вельтман тщетно разыскивал в 30-е годы сочинения польского ученого. Исторические и научные труды Потоцкого в течение долгого времени оставались известными лишь узкому кругу ученых.

Понадобилось много десятилетий, чтобы Потоцкий шагнул в наше время, к современному читателю. Историки нашли в его сочинениях глубокие мысли о происхождении и расселении славянских народов, археологи — превосходную методику, позволяющую сопоставлять свидетельства древних авторов с современными наблюдениями, этнографы — не потерявшие по сей день своего значения описания жизни и быта народов Ближнего Востока, Кавказа и Монголии. Наибольшую славу, однако, принесли Потоцкому его литературные произведения.

В 1950 году на полках библиотеки Варшавского университета был обнаружен единственный (к тому же неразрезанный!) экземпляр одноактных комедий Потоцкого 1793 года издания. Несколько лет спустя они с успехом шли на сценах польских театров и театра Сары Бернар в Париже. Польский перевод романа Потоцкого, сделанный в 1847 году с ныне утраченной французской рукописи, впоследствии несколько раз переиздавался, а в 1965 году вышел в новой критической редакции польского литературоведа Л. Кукульского. В 1958 году французский исследователь творчества Потоцкого академик Р. Кайуа издал в Париже в числе лучших произведений мировой фантастической литературы «Рукопись, найденную в Сарагосе». В последующие годы этот роман был переведен на немецкий (дважды), английский, сербский и русский языки. Книга Потоцкого получила европейскую известность, в Польше по ее мотивам сделали кинофильм.

В статьях и монографиях, посвященных Потоцкому, нет недостатка в признании его заслуг перед литературой и наукой. Один из самых блистательных представителей польской культуры того времени, он справедливо входил во Франции в великую семью просветителей. Патриот своей страны, европеец и гражданин мира по своему самосознанию, Потоцкий имеет прямое отношение и к России: здесь он провел последние годы своей жизни, совершал путешествия от Москвы до предгорий Кавказа, от Петербурга до границ Монголии, составил записку о будущем развитии Сибири, редактировал первую в России правительственную газету на французском языке «Journal du Nord» («Северные известия»). Наконец, в Петербурге появились его важнейшие исторические исследования и первые «тринадцать дней» рассказов из «Рукописи, найденной в Сарагосе».

Историческая справедливость таким образом восторжествовала, и к Потоцкому, пусть с запозданием в полтора столетия, пришло настоящее большое признание.

* * *

Необычайная жизнь Потоцкого принадлежит двум эпохам: с Просвещением связаны энциклопедическая широта знаний, склонность к точным наукам; с романтизмом — страсть к путешествиям, к миру экзотики и фантастического. Детство будущего автора «Рукописи, найденной в Сарагосе» прошло на Украине, в поместьях, принадлежавших его отцу, коронному кравчему Польши Юзефу Потоцкому, и матери Анне Терезе, урожденной Оссолинской. В 1773 году двенадцатилетнего мальчика отправили в Лозанну, а затем Женеву, считавшуюся второй, после Парижа, интеллектуальной столицей Европы. Наряду с новыми и древними языками Потоцкий изучал математику, геометрию, естественные науки. Эти занятия были продолжены в Вене, в инженерной академии, которую он посещал с 1778 года, будучи некоторое время лейтенантом австрийской армии. Здесь он приобрел основательные познания в механике, начертательной геометрии, фортификации. После морского похода на Мальту, сопровождавшегося знакомством с Южной Италией, Потоцкий вернулся в Польшу. Он продолжал с прежним рвением заниматься науками, уделяя особое внимание изучению славянства, политической экономии, философии, литературе и истории древнего мира.

«Самое большое наслаждение, — вспоминал Потоцкий о своей молодости, — приносили мне долгие ночи, проведенные в тихом кабинете за изучением наук». Много лет спустя на границе с Китаем он писал не без легкой иронии: «Уже на исходе восьмой месяц моих странствий по этим пустынным просторам, но еще не было такого дня, который я не заполнил бы работой: рисую, пишу, составляю карты по древней географии и сравниваю между собою варварские наречия. Я работаю, не обращая внимания на времена года и на тучи насекомых, досаждающих мне и моим бумагам». И в другом месте: «Со времени моего первого путешествия минуло девятнадцать лет, сколько воды утекло! Но все мои шаги определены одними и теми же побуждениями. Люди, страстно увлеченные науками, напоминают в чем-то известного геометра из Сиракуз, которого легионер Метелла мог убить, но не оторвать от занятий».