Всеволод Иванов - Алтайские сказки

Иванов Всеволод

Алтайские сказки

Всев. Иванов.

АЛТАЙСКИЕ СКАЗКИ.

I.

КУРГАМЫШ-ЗЕЛЕНЫЙ БОГ.

Туянчи-Осень траву поела, листья дерев жует.

Старая, злая; нос - чисто гнилой сучок, лицо - прошлогодняя саранка. Клыки скалит.

- Все пожру!

Дрожат листья, жмутся - умирать никому не хочется.

Ладно.

По Желтому озеру на бревне плывет Кургамыш-зеленый бог. Лицо - широкое, ласковое лицо, а глаза, как у лошади - большие. Хохочет:

- Гу-у... Я плыву... Гу-у...

Эхо кувыркается со скалы на скалу, с горы на гору. Ручьи бьют каплями серебряными о камни:

- Ти... ти... ти...

Здравствуются с зеленым богом.

Туянчи увидала его. Озлилась еще сильнее.

На кедр вскочила. Шипит:

- И тебя слопаю!

И Кургамыш ее увидал.

Как вскрикнет:

- Зачем лес портишь, кикимора?

А та как плюнет. Слюна в озеро пала, льдинками поплыла. Холодом пахнуло.

Кургамыш тоже рассердился.

- Я тебя! - кричит.

Выскочил на берег, к Туянчи бросился.

Схватились они биться.

Черным клубом пыль идет; вода кипит; горы стонут. Тайга колеблется, как платье от ветра.

- Убью! - рычит Кургамыш.

- Съем! - шипит Туянчи.

Ладно.

И день. И два. И три. Конца битве не видать...

Только листья качаются, жмутся, молятся:

- Хорошо бы Кургамыш победил! Ах, хорошо!

Узнал старый бог-Кутай, всем богам бог, у которого трон из чистого золота в тени березы с алмазными листьями, а подножье - облака, а конь - синегривый, а чамбырь из красного гаруса. Сказал:

- Нельзя богам сердиться, накажу. Бросьте.

А те не бросают. Кургамыш отогнул лицо от драки, крикнул:

- Вот убью и брошу.

И опять за лицо Туянчи схватил.

И махнул рукой старый бог-Кутай. Рассердился.

В невидимом вихре понеслись Туянчи и Кургамыш. Крутятся, вертятся.

Ветер. Стужа.

Зима, по-вашему, приходит.

Когда повернется к земле Туянчи, - космы упадут на бор, вздохнет - снег идет, холодно.

Кургамыш повернется: оттепель, солнце выглянет.

И так долго носятся.

А потом Вунт едет - конь у его белый, седло из старой меди, а подковы из китайского золота.

Улыбается.

- Будет, - говорит: - тепло надо. Уходи, Туянчи.

Туянчи прячется в логовище. Злится, когти точит:

- Подожди... - шипит.

Опят плывет по Желтому озеру Кургамыш-зеленый бог. Хохочет:

- Гу-у... Я плыву... Гу-у...

Травы ему кланяются, ароматы курят. Листья навевают прохладу. Радуются:

- Наш бог плывет...

А он лицо широкое, лохматое как кедр, во все стороны поворачивает. Хохочет от радости:

- Гу-у... Гу-у...

II.

БАРАН.

Ходит баран по горам. Жирный.

Ладно.

Кучича - злая ведьма в болоте лежит. На солнце брюхо греет.

Думает:

- Если год брюхо на солнце держать - сильно оно блестеть будет?

И видит - вверху по горам, баран ходит. Курдюком трясет.

Говорит Кучича:

- Баран! Дети есть у тебя?

- Есть, - ласково отвечает баран. (Все жирные ласково отвечают.)

- Хочешь, - говорит Кучича, - научу их брюхо на солнце греть?

Думает баран:

- Если я по горам лазить умею, да еще мои баранята брюхо греть научатся (а это что-то должно быть умное), и совсем хорошо барану на свете жить будет.

Говорит баран:

- Учи.

Ладно.

Одно лето - зима выпила, другое выпила, только за третье принялась пожелтело оно с перепуга...

Говорит Кучича:

- Бери своих баранят. Научились.

Обрадовался баран, с радости из курдюка сало даже закапало.

Говорит:

- Спасибо.

Видит: тащатся в гору баранята. Втрое жирнее отца. Втащились - и хлоп!

Лежат кверху брюхом. Шерсть только шелковистую ветер на брюхе в колечки завивает.

Ладно.

Лежат. Солнце брюхо им греет.

Думает баран:

- Вот сейчас должно быть оно и придет.

Ждал, ждал. Ничего не дождался.

Говорит:

- Айда, баранята, по горам лазить.

- Нет, - отвечают баранята, - брюхо тогда солнце греть не будет. Не пойдем.

Лежат да еще кричат на отца:

- Тащи травы! Жрать хочу, видишь брюхо морщится с голоду.

А Кучича в болоте от радостной злости лапами в кочки бьет, прыгает:

- Вот, мол, - наделала.

А баран - все тоньше и тоньше и курдюк пропал. Плохой стал баран.

А баранята по-прежнему брюхо греют.

Ладно.

Узнал дух Ори про Кучичу, плюнул и сказал:

- Вот, дура, как теперь баран без курдюка будет.

Рассердился. Взял Кучичу в сало превратил и барану в курдюк всунул.

- Болтайся, - говорит.

А баранят съел.

- Все равно, говорит, не заблестите.

Я говорю:

Вот почему, когда барана на спину положишь - орет, а курдюк редко хорошему человеку достается - Кучича там торчит. Злая.

Ладно.

III.

КУЯН.

Койонок-бог (борода - пихта верхушкой вниз) сидел в тени березы с золотыми листьями. Иримчик жует и губами толстыми (доволен!) шлепает:

- Н-на!.. Н-на!..

А там, подле подошвы горы, далеко, заяц-Куян, обжора, траву щиплет.

Смотрит на Койонока, пыхтит:

- Хорошо богу живется. Волков на его нет, коршуны трусят. Благодать!

Пощипет траву, ноздрей поведет, недоволен.

Говорит:

- Хоть бы мне листьев золотых с березы поесть.

Ладно.

Куян долго думал (от дум даже шерсть полезла), решил:

- К богу-Койоноку пойду.

Пришел.

- Здравствуй, бог, - говорит, - как живешь?

Койонок отвечает:

- А ничего живу. Хорошо. Даже когда надоедает так жить.

- Как не надоест, - говорит Куян, - ишь борода-то какая большая. Как следует чесать - год чесать надо.

- Верно, - отвечает Койонок, - долго надо чесать.

Молчат и друг на друга смотрят.

Ладно.

Куян говорит:

- Хочешь, сказку расскажу?

Бог-Койонок думает: какие у зайца сказки.

Но (добрый был) отвечает:

- Рассказывай.

Куян сел около кошмы, расшитой шелком, у ног бога. Сам на листья смотрит, облизывается, а сам говорит...

А так как все время облизывался - хорошо у Куяна выходило. И степь, будто не степь, а кумыс столетний. Колки - не колки, будто аракчины, каменьями разукрашенные, по степи разложены.

Ладно.

Койонок крякнул одобрительно:

- Эк!.. вот заяц!

Спокойно ему стало. Уснул. С кошмы свалился.

Заяц сейчас к березе, давай листья жрать. До того нажрался, брюхо как шишка кедровая крепкое стало.

Нажрался, уснул.

Ладно.

Богу-Койоноку снятся сны дурные. Неприятные для бога сны, - то лошадь уросит, то вместо айрана грязь пьет.

Еле проснулся.

Чует - затылок ему солнце печет.

- С чего бы это, - думает, - тень всегда хорошая была.

Смотрит - на березе половины листьев нет.

А Куян рядом спит.

Одна лапа на брюхе, во рту торчит половина листочка.

Койонок озлился, фыркнул:

- Что ты наделал? А?